Тигр, олень, женьшень - Янковский Валерий Юрьевич - Страница 5
- Предыдущая
- 5/63
- Следующая
И вдруг обнаружили след крупного медведя, который очевидно шел ложиться в берлогу. На утро отец наметил преследование. Собрали продуктов на три дня, взяли пилу и топор на случай ночевки в лесу. Он разрешил взять двух помощников: Виктора и Нику-Ваню. Олсуфьеву тоже загорелось пойти с ними. Рид с вечера не возражал, но когда утром все собрались во дворе фанзы, вдруг заявил, что Майкла он не отпускает. А тот уперся: пойду!
Юрий Михайлович держал под уздцы оседланную лошадь. Рид кипятился слева, Олсуфьев справа. Остальные, готовые к выходу, с винтовками на ремнях, стояли полукругом возле. Рид сыпал ругательствами, угрозами. Рукавичка правой руки сжималась в кулак, готовая к выпаду.
— Запрещаю! Останетесь при мне. Или… поедете обратно в Харбин!
Граф невозмутимо парировал:
— Хорошо, только по первому классу!
В самый критический момент отец оперся о седло, оказавшись между спорящими.
— Джентельмены, прекратите! Этот шум не делает вам чести.
Мы одобрительно загудели. Рид оглянулся на нашу компанию: «Все вооружены, черт их знает, этих русских варваров»… Он примолк, а отец сказал примирительно по-английски:
— Мистер Олсуфьев, лучше вам остаться. Я обещаю взять вас как-нибудь в другой раз.
Тот хмуро кивнул и зашагал назад в фанзу, а Рид вскочил на коня и ускакал. Однако медведя так и не нагнали. След замело, вернулись ни с чем. И вскоре наметили перебазировать лагерь на запад в район Мусана.
Все было готово к выступлению, когда вернувшись из леса уже ночью, Юрий Михайлович объявил, что под вечер выследил и ранил рысь. Она ушла, но на следу кровь, бросать нельзя. Что делать? Откладывать выступление было невозможно, сани погружены, быки и возчики готовы, выход объявлен на заре. Рид был страшно удручен. Первый настоящий хищник и на тебе! Но без отца экспедиция дальше идти не может. Они в раздумье замолчали. Молчали и мы, решающее слово принадлежало только старшим.
Юрий Михайлович зажал в ладони уже заметно заросший подбородок, переводя взгляд серых пронзительных глаз с одного помощника на другого. Кому поручить? Все или молоды или недостаточно опытны. А риск идти по следу раненого хищника не мал. И вдруг я почувствовал, как он остановил взгляд на мне…
— Вот что. Пойдешь искать ты. Но смотри, шагай не торопясь, осторожно, гляди в оба. Она может быть и живой, может сделать тебе засаду. Это будет для тебя неплохой экзамен.
Соколов, у которого дома остались два сына моложе нас с Арсением, сказал было, что это слишком рискованно, но отец редко менял свои решения.
— Ты как? Не струсишь? — он поощрительно улыбнулся.
Мог ли я сказать, что трушу? Тем более сейчас, когда на меня смотрели все, в том числе сам Рид, который согласно кивал головой и показал мне большой палец. Олсуфьев переводил ему наш разговор.
Почему папа не выделил мне в помощники кого-нибудь еще? Не знаю. Думаю, все-таки хотел устроить настоящий экзамен на зрелость. Так воспитывал своих детей и наш дед.
На заре заскрипели сани, закричали на скотину закутанные в шарфы, заиндевелые возчики, взвыли на поводках собаки и под начальством плотного, как дуб, дядьки Виктора обоз тронулся в путь. Выбрались на главную долину. Все повернули к далекому новому перевалу влево, я один зашагал направо.
Отец объяснил все очень подробно. При выходе на санную тропу он заломил как примету молодой дубок. Пройдя несколько верст по этой тропе, я нашел надломленный коричневый куст, вчерашний выходной след, и двинулся по нему.
Снег лежал по колено. Высокая гора, впоследствии получившая название «Рысья сопка», круто забирала вверх. Взошло скупое зимнее солнце, окрасив снег и деревья в оранжевые тона. Я стянул с плеча короткий дедовский винчестер калибра «30–40», и, не доверяя самоделкам, зарядил очень дефицитными в те времена фабричными патронами; перекинул его через плечо стволом вперед и полез в гору. Часам к двенадцати добрался до места вчерашней встречи отца с хищником. Нашел следы прыжков, заметил пожелтевшие пятна крови. Отец преследовал зверя несколько сот шагов, однако наступившие сумерки заставили его повернуть на табор.
Я остановился в раздумье: папа велел идти вдоль следа, не топча его, чтобы не нарушать картины. Чаще пользоваться биноклем, осматриваться по сторонам, прислушиваться, наблюдать ворон, которые могут подсказать присутствие зверя, если он конечно, не ушел слишком далеко. Значит буду следить до тех пор пока можно вернуться к ближайшему жилью. Там переночую, а завтра пущусь догонять экспедицию. И, хотя они ушли неведомо куда, по следам обоза я их за день, конечно, догоню; лишь бы не было пурги.
Так, размышляя, останавливаясь и озираясь, уже за полдень добрался под вершину сопки, и тут вдруг заметил несколько ворон. Они кружились над лесом и как-то особенно настойчиво над куртинкой молодого, не сбросившего лист дубняка. Садились на высокие деревья, взволнованно каркали. След держал направление к этой роще. Я снял с плеча винчестер, взвел курок.
Чем ближе подбирался к зарослям желтого орешника и дубняка, тем беспокойнее вели себя вороны. Я остановился и завертел головой: «Залегла? Ждет? Наверное видит меня сквозь заросли, а я? Ничего не вижу!»… Страх сковал ноги, но мысль работала: «Не поворачивать же обратно, а потом рассказывать, что рысь ушла далеко и я ее не догнал; кто-кто, а папа сразу догадается!»
И медленно, как во сне, шаг за шагом двинулся вперед. Вороны, перелетая с дерева на дерево, загалдели еще пуще. Показалось, что у одной в клюве зажат клочок шерсти. Может хищник где-то рядом задавил козу, а сейчас уже подкрадывается ко мне? Стало холодно, потом жарко. Не двигаясь, повел головой вправо и вдруг в десяти шагах на меня сквозь орешник глянула серо-желтая с белыми усами и черными стоячими ушами морда! Сейчас накроет!
Я вскинул винчестер и прицелился между глаз. И только в этот момент рассмотрел, что голова слегка припорошена снегом. Она совершенно неподвижна. Как ни странно, хватило выдержки не выстрелить, но держа палец на спусковом крючке, медленно сделать еще шага три. И когда стало очевидно, что хищник мертв, все равно приблизился вплотную с опаской.
Протянул руку, взял за стоячее, с черной кисточкой на конце ухо. Оно показалось твердым, как кусок древесной коры. Готов! Опрокинул зверя на бок и залюбовался. Крупный, упитанный, рыжевато-серый котище с темными пятнами по бокам и спине, с черным колечком на коротком хвосте, белыми грудью и животом. Нашел! Теперь он мой! Теперь я его доставлю Риду и удивлю всех! И папа похвалит!
Разгреб снег, разложил костер, наскоро пообедал. Взял кота на веревку и, оставляя в снегу глубокую борозду, стащил зверя в распадок к одинокой жилой фанзе, которую рассмотрел с горы в бинокль. Там и переночевал эту ночь, подрядив хозяина доставить трофей на новую базу. Мы вышли рано, но лишь после полудня перевалив по санному следу экспедиции становой хребет, к вечеру добрались до небольшой деревушки.
По привязанным во дворе собакам определили фанзу, которая стала очередной базой экспедиции. Смеркалось, крепко подмораживало. Уже войдя во двор, за оклеенной плотной шелковистой бумагой дверью я услышал смех и громкий говор.
— Мистер Рид! — шумел наш бесцеремонный дядька Виктор. — Мистер Рид, гив ми виктролла плиз!
Снова общий смех и ворчливый ответ Рида:
— Виктор, гив ми линкс! Майкл, передайте ему, что виктролла будет работать только на сале рыси. Понятно? А где она, где рысь?
Я не мог удержаться от эффекта и крикнул с улицы:
— Вот она, смотрите!
Дверь с треском распахнулась и все, несмотря на мороз, высыпали во двор. И впереди сам Рид. Он сверкнул коронками, хлопнул меня по плечу и пожал руку.
— Браво, молодец! Вот кому будет музыка и… фруктовый компот!
Папа потрепал меня по загривку:
— Молодчина! Ребята, тащите рысь на кухню, а ты давай, пойдем в комнату, расскажешь, как и где нашел. Я немного беспокоился…
С меня стянули рюкзак, винчестер и бинокль, понесли их в фанзу. После ужина Рид долго священнодействовал на кухне над рысью: взвешивал, замерял, обдирал, не доверяя этих операций никому, а я подробно рассказывал ребятам, как чуть было не выпалил в мертвую голову.
- Предыдущая
- 5/63
- Следующая
