Невольник - Добрынина Марина Владимировна "и Астральная Сказочница" - Страница 11

два эльфя спалилися

весь укроп его скурили

и в экстазе слилися

ай-ай-ай, ай-ай-ай,

лучше травку различай!

Дальше следует наш дружный гогот и очередной шедевр в общем исполнении:

Целовала я ушастых

ровно сорок раз подряд

но от этого у эльфов

только ухи и стоят

без каннабиса никак

— абсолютный нестояк

— Не, что-то нескладно как-то, — проговаривает Лин слегка заплетающимся языком, — наверное, что-то мы не так спели. Ай, ладно. О, смотри, вот они руины. Хм, от них мало что осталось. А на хрена мы, кстати, вообще сюда приперлись?

— Я слышал легенду о том, что в руинах спрятан ценный артефакт.

— Да ну! Фигня!

— Может быть, и фигня, говорят, что артефакт во время Последней Магической войны Кардагол спрятал, перед тем как его в плен взяли.

— Да? А пошли к Кардаголу, спросим, — оживляется Лин.

Нет, такой расклад меня совершенно не устраивает.

— Зачем Кардагола спрашивать? Интереснее самим попробовать найти, — произношу я в расчете на то, что любопытный и непоседливый княжич оценит прелесть самостоятельных поисков клада. Так и происходит.

— Точно, а потом Кардаголу сюрприз сделаем, — решает Лин, — на что этот твой артефакт похож? Сейчас мы его в миг найдем.

— Хороший вопрос, — бормочу, оглядываясь.

То, что перед нами руины именно королевского дворца, то, что это вообще руины, а не просто забытая кем-то кучка камней — это нужно было знать. Наугад едва ли их можно обнаружить. Разве что по ощущениям. За прошедшие тысячелетия запах магии еще не выветрился с этих мест. И, хотя, вроде бы солнышко светит и травка растет, и даже живность какая-то бегает, кожа покрывается противными мурашками. Мы с Лином переглядываемся и молча спешиваемся.

Поводья лошадей накидываем на ветку толстого морщинистого дерева неизвестной мне породы, а сами осторожно двигаемся вперед. Гадостное ощущение того, что мы здесь чужие, только усиливается.

— Выпить хочешь? — вдруг шепотом интересуется Лин.

— А есть? — так же тихо отзываюсь я. Может, в трезвом виде поиски и были бы более эффективными. Да вот только не будь Лин пьяным, едва ли он вообще сюда полез, а я… думаю, лучше заглушить алкоголем неприятное ощущение того, что я делаю что-то недопустимое.

— Конечно.

Лин возвращается к лошадям, вынимает из седельной сумки фляжку. Отхлебывает из нее сам и протягивает емкость мне. Нюхаю горлышко и констатирую факт:

— Водка.

— Ну да. А ты думал, сок?

Да, действительно, сок был бы ни к чему. Делаю несколько глотков, привычно замираю, чувствуя, как жидкость обжигает горло и пищевод.

— Как-то здесь неприятно, — произносит Лин, передернув плечами.

Неприятно? Это очень слабо сказано.

— Ну да. Пошли?

— Пошли. А как мы это должны найти? Если даже не знаем, как оно выглядит? Что этот артефакт делает-то?

На этот счет у меня уже заготовлена приемлемая легенда.

— Усмиряет огонь.

— А артефакт-то для этого нафига? Заклинания ж есть.

— Придает неуязвимость.

— Ну, это уже интереснее. Еще будешь?

— Ага.

— Слушай, Лар, а чем ты занимался до того, как стал наместником?

Ну надо же, какой своевременный вопрос! Кому-то интересно, чем я занимался до того, как стал наместником и до того, как из меня сделали раба. Вальдора это отчего-то не интересовало. Он и телохранителем своей дочери меня назначил, не потрудившись даже выяснить, а имеются ли у кандидата на должность достаточные навыки для этой работы.

— Я был сборщиком налогов.

Лин удивленно вытаращивает на меня глаза. Вот именно, что вытаращивает. Самый подходящий глагол. Они у него становятся большими, круглыми и удивительно глупыми.

— Кем-кем?

— Сборщиком налогов. В Арвалии.

— И что, вот так просто из сборщиков и в наместники?

— Нет, не очень просто. Я занимал должность заместителя начальника ведомства. Меня к тому моменту повысили. За эффективность.

Ну и за то, конечно, что я был дальним родственником Дафура. По материнской линии. В Арвалии, как и во многих других местах, родственные связи порою творят чудеса.

— И… и чем ты там занимался? Ну, то есть конкретно, что ты делал, когда был сборщиком?

— Объезжал замки, собирал подати.

Что еще сказать? Мое происхождение позволяло не отбирать последнее у бедняков. По крайней мере, в большинстве случаев. Чаще всего мы просто приезжали к хозяевам поместий и изымали уже собранное. И я горжусь тем, что ни разу никому не удалось отбить у меня то, что подлежало передачи в королевскую казну. А ведь сколько раз пытались!

Лин молчит, переваривая информацию. Только минут через десять он тихо спрашивает:

— И тебе что, это нравилось?

Честно отвечаю:

— Да.

Ларрен

Через полчаса.

— Лар, ик, ты этта… точно знаешь, что эта штуковина должна быть здесь?

— Угу.

— А Кардагол, он хитрый жук. Он ее куда угодно мог захреначить!

— Что сделать?

— Спрятать! Чтоб никто-никто не нашел!

— А… у тебя еще осталось?

— Чуть-чуть!

— Дай!

Отбираю у Лина флягу и допиваю остававшуюся в ней жидкость. Пьяным себя не чувствую. Голова соображает замечательно, с координацией, правда, творится что-то непонятное, но не особо обременительное. Во всяком случае, ноги идут именно туда, куда я им приказываю. А большее мне пока и не нужно.

— Что такого мог сделать котик, чтобы это не нашел никто-никто, кроме него? — продолжает высказывать свои соображения вслух Лин.

— Пометить? — предполагаю я. Ну, в самом деле, что делают котики в таких случаях?

Княжич недоуменно на меня уставляется.

— Пописать на него, что ли? — наконец, после длинной паузы интересуется он.

Фыркаю, пытаясь представить себе методично описывающего артефакт волшебника и ржу в голос. Тут же ко мне присоединяется и Лин.

Отсмеявшись, княжич глубокомысленно произносит:

— Пометить он мог только кровью!

— А мы — его родственники!

— Точно.

Переглядываемся, и тут же мне в голову приходит замечательная мысль — то, что закрыто кровью, кровью можно и открыть. Судя по выражению мордахи княжича, думает он примерно о том же. Оглядываем развалины, на сей раз хозяйским таким, оценивающим взглядом, и одновременно достаем ножи.

— Неее, — вдруг протягивает Лин, — руки резать мне нельзя. Я — жестовик!

— М-да? А мне тогда язык резать не стоит, — тут же отзываюсь я, вызвав своей репликой новый приступ истеричного смеха у обоих.

— А у меня еще одна фляга есть! — задумчиво произносит княжич. Что же он раньше-то молчал?!

— Тащи!

Пока Эрраде бегал к лошадям, я, поморщившись, полоснул себя лезвием по левой ладони. Мне вдруг кажется, что воздух задрожал, но решаю, что это от боли.

— О! Ты уже! — удивляется Лин, протягивая мне водку и разглядывая мою залитую кровью ладонь, — а мне-то что разрезать?

— Шею? — предполагаю я.

— Не, шею имеет смысл резать, только если ты найдешь какую-нибудь подходящую емкость, куда жидкость будет стекать. Да и то не нужно. Кровь свернется, — глубокомысленно произносит княжич и икает.

Оглядываю руку, думаю, что не стоит, наверное, водить порезом по камням, а потому вымазываю в крови правую ладонь и касаюсь ею одного из булыжников.

— Не, ну что резать-то?! — восклицает Лин, — мож, здесь, на предплечье?

— Давай.

Он с трудом, но расстегивает пуговицы на камзоле, бросает его на траву, закатывает рукав рубашки, оглядывает свою руку и морщится. Явно трусит.

— Или лучше пописать, — бормочет он. Не думаю, что это нам поможет, а потому спокойно и быстро провожу лезвием по обнаженному предплечью княжича.

— Больно! — возмущенно выкрикивает Лин.

— Угу, — соглашаюсь я, наверное, больно, — пошли, что ли.