Но женятся джентльмены на брюнетках (пер. Пророковой) - Лус Анита - Страница 1

• 1/19
• Следующая

Я снова решила вести дневник, потому что у меня сейчас есть время, которое я не знаю куда девать. Дело в том, что у меня множество замыслов, и я считаю, что каждая замужняя женщина, если у нее хватает денег на слуг, просто обязана заниматься своей карьерой. Особенно если замужем она за таким человеком, как Генри. Потому что Генри ужасный домосед, а если бы и жена его была домоседкой, они бы вечно сталкивались нос к носу. Поэтому-то я и пытаюсь делать в жизни что-то важное – ведь на браке с любимым человеком жизнь не заканчивается. Я считаю, что общаться надо с самыми разными людьми, а поскольку муж мой из богатой семьи, я предпочитаю общаться с умными мужчинами, с теми, у которых имеются идеи. Я практически всегда от них узнаю что-то новое, и когда возвращаюсь домой к Генри, у меня обязательно наготове что-нибудь свеженькое. А если бы мы с Генри все время проводили вместе, откуда бы было взяться интересным мыслям? Это и помогает нам поддерживать огонь в домашнем очаге и не дает нашим чувствам завянуть.

Когда мы с Генри поженились, я стала заниматься кинематографом. Мы создали потрясающий фильм о сексуальной жизни во времена Долли Мэдисон. Только когда сценарий написали, у нас возникла масса трудностей, потому что сценарист настаивал, чтобы там было побольше «психологии», режиссер требовал массовых сцен и роскошных декораций, а Генри хотел, чтобы картина получилась нравоучительная.

Мне было совершенно все равно, что там будет, лишь бы было побольше сцен, в которых главный герой за мной бегает по парку, а я выглядываю из-за дерева – как Лилиан Гиш[1]. И тогда мистер Голдмарк, киномагнат, сказал: «Пусть там на всякий случай будет всего понемногу».

Сценарий получился восхитительный, потому что это была не просто любовная история, там были и «психология», и нравоучения, и роскошные декорации, и бунт в войсках. Там было столько всего, что иногда одновременно происходило и одно, и другое, и третье. Например, самая психологическая сцена – это когда Долли Мэдисон в инкрустированной перламутром ванной комнате президентского особняка думает о своем возлюбленном, а за окном как раз бунтуют войска.

Оказалось, что Долли Мэдисон родом из Вашингтона, поэтому нам пришлось, чтобы соблюсти историческую точность, некоторые сцены снимать там. В Вашингтоне кино снимать ужасно трудно, потому что только найдешь какое-нибудь живописное местечко рядом с Капитолием, как тут же появляется то сенатор Боррер, то еще какой-нибудь великий политик и лезет в камеру. Собственно говоря, в Вашингтоне совершенно невозможно что-нибудь снимать – в объектив все время лезут какие-нибудь мужчины. Эти сенаторы вообще погубили бы картину, потому что они одеваются хоть и забавно, но не так, как в эпоху Долли Мэдисон. В конце концов я попросила Дороти, чтобы она под каким-нибудь предлогом их увела. Дороти им сказала, чтобы они нам не мешали, потому что мы снимаем психологическую картину, а они по умственному развитию еще не достигли уровня эпохи Долли Мэдисон. Но я все-таки считаю, что с сенаторами Долли могла бы быть и потактичнее.

Ну вот, а когда фильм был снят, выяснилось, что он будет называться «Сильнее страсти» – так придумала одна очень умная девица из конторы мистера Голдмарка. Мораль же картины такова: девушка может удержаться на стезе добродетели, если вовремя вспомнит о своей матери. Крупный план меня, задумавшейся о матери, вышел просто великолепно. Мы бы и дальше снимали фильмы, если бы не случилось «кое-что».

Я обожаю детей, а женщину, вышедшую замуж за такого состоятельного джентльмена, как Генри, материнство очень красит, особенно если ребенок похож на папочку. Даже Дороти говорит, что «ребенок, похожий на богатого папочку, даже надежнее, чем счет в банке». Вообще-то, Дороти порой склонна к философии. Иногда такое скажет, что невольно задумаешься: почему это девушка, столь склонная к философии, сама только тратит время попусту?

Я убеждена: чем скорее после свадьбы женщина становится матерью, тем больше шансов на то, что ребенок будет похож на папочку. То есть делать это надо сразу, а то вдруг кто-нибудь тебя отвлечет. Дороти сказала, что на моем месте остановилась бы на одном ребенке, потому что всего, что похоже на Генри, достаточно иметь в одном экземпляре. Нет, Дороти никогда не научится относиться к материнству с почтением.

Естественно, кинематограф мне пришлось оставить, не могла же я поступить так же непорядочно, как одна замужняя кинозвезда, которая подписала контракт на сериал, а про свой «секрет» кинокомпании не рассказала. Сериал успели сделать до середины, а потом уже стало невозможно снимать ее в полный рост, потому что по сценарию она незамужняя девица. Поэтому им пришлось во всех сценах показывать, как она высовывает голову из-за куста или смотрит из окна, и у нее столько крупных планов было – как ни у одной кинозвезды. Только я думаю, неприлично добиваться крупных планов таким способом.

Ну вот, Генри как узнал мой «секрет», сразу решил, что надо переезжать в родовое поместье, где и должен появиться на свет «наш мышонок». Мы так придумали – называть его «нашим мышонком», пока не узнаем, кто родился. Я же хотела остаться в Нью-Йорке, поэтому напомнила Генри, что в предместье Филадельфии и так родились все его родственники, так что, может, мы хоть нашему мышонку дадим шанс? Я прочитала в научной медицинской книжке «Ждем малыша», что перед родами лучше всего жить там, где можно любоваться на произведения искусства, а еще полезно думать только о приятном и читать хорошие стихи и романы. А Дороти считает, что мне надо время от времени прочитывать страничку-другую Ринга Ларднера, чтобы если у меня будет мальчик, он не стал продавцом в галантерее. В общем, я сказала Генри, что нам надо жить в Нью-Йорке, где столько искусства и литературы.

А Генри сказал, что гостиная их поместья под Филадельфией просто ломится от произведений искусства, которые его отец коллекционировал долгие годы. Там действительно полным-полно фарфоровых статуэток барышень с кавалерами, танцующих менуэт, а еще – три витрины со старинными часами, не говоря уж о мраморной статуе ребенка, купающегося в ванне, с настоящей губкой в руке. Поэтому Генри и сказал: в доме столько искусства, что в Нью-Йорк ехать совершенно незачем. А я Генри ответила: в нашей гостиной только искусство прошлого, а в Нью-Йорке оно живет полной жизнью, на выставке можно поговорить с художником, спросить, почему он создал именно эти произведения, и узнать много нового.

Но Генри счел, что должен быть рядом с отцом. Потому что отцу Генри уже за девяносто, и Генри очень хотел отучить его от дурной привычки переписывать завещание всякий раз, как к нему приглашают новую сиделку. Ему стараются находить сиделок поуродливее, но это не имеет никакого значения – отец Генри все равно ухитряется каждую увидеть в романтическом свете. Так что порой даже нам хочется, чтобы он наконец предпринял что-нибудь определенное – либо выздоровел, либо…

Матушка Генри такая же романтическая, как его отец. Вообще-то, если семидесятидвухлетней даме вечно кажется, что в нее влюблен дворецкий, в доме постоянно возникают проблемы с дворецкими. Дороти считает, что если бы нам удалось познакомить всех поэтов, сочиняющих песни, с матушкой Генри, мы бы избавили мир от песен про матерей раз и навсегда.

Что до сестры Генри, то с ней у меня практически нет ничего общего. Собственно говоря, я совершенно не против того, чтобы девушки носили мужскую одежду, но при условии, что она следует рекомендациям из журнала мод и читает советы рубрики «Что носят молодые люди». А Энн Споффард из тех, кто всю жизнь проводит в конюшне и на псарне. Я вообще стараюсь думать о людях как можно лучше и считаю верхом альтруизма то, что девушка неделями, забывая про себя, моет своих собак жидкостью от блох. Но если бы она заботилась и о людях тоже, она хотя бы пользовалась одеколоном перед тем, как появиться в гостиной.

• 1/19
• Следующая