Враг Шарпа (ЛП) - Корнуэлл Бернард - Страница 25

• Предыдущая
• 25/76
• Следующая

– Ночная сорочка! Больше энергии! Десять шиллингов? – никто не поддержал. – Чертовы лентяи! Считаете, она хуже Салли? Боже, вы за нее заплатили два фунта, чего ж теперь мелочитесь? – он заводил их все сильнее, крики становились громче, летели монеты, и женщина, наконец, разделась полностью – за фунт и восемнадцать шиллингов. Она стояла, уперев руки в бедра. Хэйксвилл вскочил со своего трона и подбежал к ней, смешной в бело-золотом одеянии священника. Его голубые глаза обежали толпу, правая рука скользнула по обнаженным плечам женщины. – Итак! Кто ее хочет? Платите половину ей, половину нам, и забирайте!

Хэйксвилл не унимался. С разных сторон посыпались предложения, от некоторых женщина хохотала, другие игнорировала. В конце концов ее за четыре фунта купила компания французов, и толпа взорвалась радостными криками, когда один из них унес ее на плече во двор, поближе к костру.

Хэйксвилл вытянул вперед свои длинные руки, призывая к тишине.

– Кто следующий?

Из разных углов зала послышались имена, мужчины выталкивали женщин вперед. Хэйксвилл глотнул из бутылки, лицо его дернулось, девушка прижалась к нему сзади. Особенно пьяная группа начала сканировать:

– Пленницу! Пленницу!

Крик подхватили, и вот уже вся толпа вопила:

– Пленницу! Пленницу! Пленницу!

– Ну же, ребята! Вы слышали, что сказал маршал!

– Пленницу! Пленницу! Пленницу! – женщины вопили вместе с мужчинами, желчно выплевывая слова. – Пленницу! Пленницу! Пленницу!

Хэйксвилл не прерывал скандирования, его глаза изучали толпу. Наконец он поднял руку:

– Вы знаете, что говорит маршал: они слишком дороги, пленницы-то! Их нельзя трогать, нет! Это приказ маршала! Но! Если ублюдки за ними явятся – о, тогда вы их получите, обещаю, – возмущенная толпа зарычала. Он подождал немного, потом снова поднял руку. Девушка прижалась к нему, поглаживая левой рукой вышитые на одежде узоры. – Но! – толпа мгновенно замолчала. – Но! Поскольку сегодня Рождество, мы можем посмотреть на одну из них, а? Только одну? Не трогать, нет! Но проверить, все ли у нее там на месте – да!

Раздался одобрительный рев, и длинное желтое лицо, обрамленное седыми патлами, скривилось в беззвучном хохоте, обнажившем беззубый рот. Со двора, привлеченные шумом, набежали еще люди. Шарп обернулся и увидел бледные и встревоженные лица своих людей. Как давно они здесь? Должно быть, уже четверть часа.

Левая рука Хэйксвилла зарылась в длинные волосы девушки. Он накрутил прядь на палец и ткнул им в сторону толпы:

– Сходите скажите Джонни привести одну! – кто-то тут же рванулся к лестнице, ведущей с помоста вверх, но Хэйксвилл остановил его. Повернувшись к своей аудитории, он вопросил: – Какую хотите?

Толпа снова взорвалась криками, но с Шарпа было довольно: он понял, что заложницы за одной из двух дверей, ведущих с галереи. Повернувшись к отряду, он воспользовался царившей в зале какофонией, чтобы отдать приказ.

– Идем на галерею, входим через окна. Шинели бросьте здесь, – его собственная шинель уже была расстегнута. – Четные номера идут в правую дверь, нечетные в левую. Сержант Роснер?

– Сэр?

– Возьмите двоих и постарайтесь удерживать ублюдков подальше от лестницы. Кто найдет заложниц – кричит! А теперь получите удовольствие, парни.

Шарп пошел вдоль северной стороны клуатра, уверенный, что его невозможно не заметить: изнутри его фигура должна казаться висящей в воздухе на уровне второго этажа. Он тронул рукав Харпера:

– Как только войдем, стреляй. Прямо в чертову толпу, Патрик.

– Так точно, сэр.

Их каблуки застучали по камню, мундиры, выбравшись из-под шинелей, заблестели в свете костра зеленым, но вопящая толпа еще не знала, что в Адрадос явилась сама Немезида.[75]

Они прошли одно окно, два, три – и услышали совсем близко голос Хэйксвилла, перекрывший шум:

– Португалочку нельзя! Хотите англичанку, что выскочила за жабу? Хотите ее?

Раздались одобрительные возгласы, радостные вопли.

Шарп увидел, что из правой двери вышли двое вооруженных людей. Один мельком взглянул на стрелков и отвернулся: ему, как и его компаньону, было гораздо интереснее поглазеть на бедлам, царивший внизу. Между тем человек, посланный за одной из заложниц, начал взбираться по лестнице.

Шарп снова тронул Харпера за рукав:

– Возьмешь тех двоих на галерее.

– Разумеется, сэр.

Стрелки уже перегруппировались. Шарп оглядел их и скомандовал:

– Штыки наголо! – кто-то собирался драться штыком, примкнутым к винтовке, кто-то предпочел действовать им как ножом. Шарп кивнул Харперу: – Огонь!

Харпер высунулся в оконный проем, зажав ружье в руках. На миг его широкое лицо окаменело, потом он спустил курок. Грохот выстрела из семистволки эхом прокатился по залу, двоих на галерее размело в стороны, а Харпера отбросило назад мощной отдачей.

Шарп бросился вперед через задымленный оконный проем c палашом в руке, на длинном лезвии мелькали алые блики. Стрелки последовали за ним, вопя, как черти, – так приказал им Шарп. Он повел их через правую дверь. Ожидание кончилось, нервозность растворилась в горячке начинающегося боя, осталось только желание победить. Это снова был Шарп, спасший жизнь Веллингтону при Ассайе[76], прорубавшийся вместе с Харпером сквозь строй, чтобы захватить «орла», ворвавшийся, обезумев, в брешь в Бадахосе. Тот самый Шарп, которого генерал-майор Нэрн мог только угадывать в немногословном темноволосом человеке, явившемся к нему во Френаде.

В дверях возник человек с мушкетом и уже примкнутым байонетом. Мушкет был французским, человек при виде офицера-стрелка вздернул его выше, но это был жест отчаяния, а не надежды. Шарп заорал ему в лицо и выставил вперед правую ногу. Клинок, чуть вильнув, последовал за ней, по лезвию побежали отблески дрожащего света свечей, и вот палаш уже вошел в солнечное сплетение француза. Шарп провернул его, пнул тело, вытаскивая клинок, и переступил через вопящего от боли умирающего.

Боже, как же приятна схватка! Не битва, но схватка один на один за правое дело! Шарп вбежал в коридор, на острие палаша темнела кровь, сзади слышался топот стрелков. Навстречу им распахнулась дверь, в луче света возник нервно озирающийся человек – это было его ошибкой: Шарп оказался рядом раньше, чем тот понял, что расплата настигла его. Огромный кавалерийский палаш оцарапал ему скулу, он отшатнулся, клинок дернулся вперед и вошел в горло. Шарп почувствовал последнее зловонное дыхание умирающего, высвободил палаш, перепрыгнул через тело и ворвался в дверь. В комнате были двое, они тряслись от страха и неумело размахивали мушкетами. Шарп заорал, палаш взлетел над столом, отделявшим его от врагов; кровь капала с острия. Он ударил и увидел, как один из стрелков с застывшим маниакальным выражением радости на лице обежал стол с другой стороны, прижимая второго противника к двери, и мощным ударом винтовочного штыка, способным расколоть мраморную плиту, пригвоздил свою жертву к двери. Тот обмяк, заскулил, и другой стрелок, немец, прикончил его, ударив с куда меньшей силой, но куда большей эффективностью.

Человек, которого он ранил в лицо, выл под столом. Шарп, проигнорировав его, повернулся к заполнившим комнату стрелкам:

– Заряжайте! Быстрее!

В комнате было трое вооруженных людей, охранявших дверь – значит, это караулка. Окровавленное тело все еще было приколото к двери. Он подергал ручку – заперто. За спиной слышались крики, мушкетная пальба, но он старался не обращать на них внимания. Провернув винтовку, он отсоединил штык, по-прежнему удерживавший мертвое тело, встал перед дверью и со всех сил ударил по ней ногой. Дверь затрещала, но не подалась. Он ударил снова, потом еще раз, и дверь наконец распахнулась: дерево вокруг старого замка разлетелось в щепки. Шарп миновал труп, который так и остался висеть на двадцатитрехдюймовом штыке, и вошел, остановившись в дверях: клинок окровавлен, по щеке течет кровь убитого часового, кровь блестит и на зеленом мундире, капает на ковер, устилающий комнату пленниц.

• Предыдущая
• 25/76
• Следующая