Эльфийская ночь - Дубчек Виктор Петрович - Страница 28

         Ещё два раза человек повторил атаку, совершенно безуспешно. Затем попробовал подступиться с другой стороны - эльф по-прежнему легко уходил с линии удара.

         Немец начинал понимать, как действует Кави. Эльф даже не смотрел на сам меч, ему было достаточно сопоставить начальное движение локтя противника с направлением первого шага, из чего угол атаки определялся совершенно однозначно.

         Забавно, подумал капитан, пережёвывая твёрдый солоноватый сыр. Действует Содара быстро, жёстко. С пневмонией-то он быстро вымахается.

         Но Содара, конечно, дураком не был - и тактику сменил.

         Он всё так же коротко шагнул на противника, но в этот раз начал замах не с плеча и локтя, а кистью. Теперь меч набирал скорость более плавно, и появлялась возможность подправить его траекторию в последний момент. На втором шаге Содара рубанул сверху.

         Он почти задел Кави. Почти.

         Эльф мгновенно отступил левой ногой, перенося на неё вес тела и меняя фронтальную стойку на правостороннюю. Прежде, чем Лорд-Хранитель успел продолжить атаку, Кави вскинул свой меч - теперь уворачиваться пришлось Содаре.

         И с этого момента рисунок боя изменился кардинально: Кави начал атаковать сам.

         Он по-прежнему действовал вторым номером, от защиты. Но каждый последующий замах Содары приводил лишь к тому, что Кави выстреливал руку с мечом в направлении противника, вынуждая того комкать собственное движение. Как бы ни пытался Лорд-Хранитель варьировать высоту, скорость, направление удара - любой замах лишь открывал его для мгновенной контратаки.

         И противопоставить этой, в общем-то, примитивной технике человек не мог ничего, потому что тяжёлый меч в его руках для подобного скоростного фехтования не годился никак.

         Немец через оптику окинул взглядом лица солдат. Лица были безрадостные. Опытные мечники понимали тяжесть ситуации, в которой оказался их принц.

         Содара рубил.

         Кави - колол.

         Эльф явно старался не доводить свои уколы до касания. Но Содара уставал, уставал всё заметней. Двигался он уже ощутимо медленнее, чаще делал перерывы между атаками. Шлемом принц пренебрёг; даже отсюда капитану были видны слипшиеся на лбу волосы и капли пота, разлетавшиеся в разные стороны при резких движениях.

         Поединок длился уже минут десять. Содара ещё пытался что-то сделать, но вот, наконец, лезвие Пагди коснулось его груди - чуть выше края доспеха, чуть ниже судорожно глотающего воздух горла. Серая ткань рубахи несильно окрасилась багровым. Воины круга неслышно заволновались, и капитан напрягся - но нет, похоже, к поединку Ритам все относились серьёзно.

         Если что - папашка не одобрит, подумал капитан.

         Вторая царапина - плечо.

         Ещё одна, - совсем слабая, - подбородок.

         Всё было ясно.

         Содара, упрямо закусив нижнюю губу, в очередной раз попытался сделать хоть что-то - но на этот раз Кави колоть не стал. Он дождался момента, когда занесённый меч пойдёт вниз, развернулся на носке передней ноги и пропустил падающий клинок мимо себя. Вымотанный уже до предела Лорд-Хранитель подобного не ожидал; лезвие его меча уткнулось в землю, и Кави резким, до невозможности пафосным движением, - и в этом смешном пафосе делаясь похожим на какого-нибудь прямо-таки лилльского палача, - сверху вниз перерубил меч Содары у самой рукояти.

         Человек, тяжело и обречённо задыхаясь, распрямился. Отбросил бесполезный обломок, жестом приказал воинам оставаться на месте. Повернулся к Кави.

         Эльф поднял Пагди, медленно выпрямил руку и поднёс меч к лицу Содары. Он повернул лезвие сперва одной стороной, затем другой, так, словно вид клинка должен был в чём-то убедить недавнего противника.

         - Ритам, - сказал Кави.

         Наступило продолжительное молчание.

         Содара встряхнул головой, с силой обтёр окровавленное лицо обеими руками и, отрывая мокрые ладони, просипел:

         - Ритам.

         Капитан убрал палец со спускового крючка.

Глава 9. Рахманинов

         А уж после переправы какие-либо сомнения в справедливости того совершенно очевидного наблюдения, что принц Содара поправляется, отпали окончательно.

         - Я же говорил, - повторил сударь капитан, - только напрасно полтаблетки потратили.

         Содара неопределённо повёл плечами, словно извинялся за проявленную им подозрительность: именно он настоял на том, чтобы одну из частей разделённой напополам пилюли употребил Немец. Вторую половину принял сам Лорд-Хранитель; ещё по "полоти" чудодейственного средства досталось двоим наиболее тяжело захворавшим гвардейцам. Лекарством менее, - по словам человека, - мощного образца Немец решительно пренебрёг, предпочитая возложить свои чаяния на микстуру "тетрациклина".

         Чаяния оправдались: исцеление, убедительное исцеление пришло ко всем - за исключением, разумеется, сударя капитана, каковой и без того ежели на что и сетовал, так исключительно на впустую истраченную половину пилюли.

         Кави, однако, вполне понимал положение Содары и отнюдь не собирался упрекать принца в чём бы то ни было.

         - Ладно, - вздохнул сударь капитан, взвешивая в ладонях два крохотных полупрозрачных футляра с пилюлями, один из которых оказался уж опустошён чуть более чем наполовину. - Четырнадцать жизней. Решать тебе, Содара.

         - Ваше Высочество, - безотчётно поправил принц, но безо всякой акцентуации, а, вернее, из желания разговаривать на одном языке с тем, кого признал равным себе. Кави же, куда более знакомый с личностью пришельца из иного мира, испытывал совершенную убеждённость, что в конечном итоге все и всяческие разговоры станут вестись именно на языке Немца. - Ты уверен, что маги Академии не смогут разгадать секрет твоего снадобья?

         - Понятия не имею, - повёл плечами сударь капитан, - попытка-то не пытка... Но только нет здесь никакого секрета, обычная химия.

         - Химия... кое-кто в жёлтом крыле занимается и вопросами взаимодействия стихий. Но узнать точнее мы покамест не можем: надобно дождаться возвращения гонца.

         - Ты объяснил, чтоб он в городе ни к кому не приближался?

         - Разумеется, капитан Немец, разумеется. Однако если проклятие исходит лишь от тебя...

         - Не "проклятие". Не "проклятие", чёрт возьми! Просто - болезнь. Я, допустим, тебя заражаю, ты - следующего. Сам говоришь-то: сеструха твоя слегла? слегла. Гвардейцы. Теперь солдаты.

         - Спокойно, капитан. Всё это так, но ведь хворь Севати развивается много медленнее моей. А с тех пор, как мы проследили за фокусником, что-либо в характере хворобы могло и перемениться.

         Сударь капитан придержал коня:

         - Да сколько я должен одно и то же долдонить. Медленней - но развивается. Что изменится-то? Божьим духом все поправятся? Не прячь ты голову в песок, Содара. Думай. Спасти ты сейчас можешь - четырнадцать человек.

         Принц промолчал и отвернулся. Рот его сжался в привычную уж горькую линию.

         Увы, подумал Кави. Он глубоко понимал ныне суть духовного терзания Лорда-Хранителя. Дело было не только в том, что отец-император, отправляясь в тяжёлый, но, - как было известно эльфу, - победоносный поход, оставил сыну цветущую столицу - затем лишь, чтоб по скором уж прибытии узреть город во власти чудовищного поветрия. Судьба жестока в своих забавах, и воля суров лежит вне пределов человеческой власти - равно же как и человеческого разумения.

         Но теперь же судьба поставила пред молодым принцем куда более бессердечный предмет: именно ему предстояло решить, кто в Нагаре останется жить - а кому предстоит умереть. И подлинный ужас сей дилеммы заключается в том, что любой, решительно любой выбор - это убийство. Пусть и опосредованное... нет, менее всего сам Кави, - сколь бы остро ни разрывалось его сердце от сочувствия к принцу-наследнику, - желал бы сейчас разделить с ним эту тяжесть.