Александр II, или История трех одиночеств - Ляшенко Леонид Михайлович - Страница 19
- Предыдущая
- 19/93
- Следующая
Вряд ли для кого-то является большим откровением то, что одна из главных причин особенности исторического лица России заключается в своеобразии ее государственности. У российского самодержавия имеются глубокие и весьма разветвленные корни, многие из которых сходны с западно-европейскими аналогами, другие же относительно специфичны. Для лучшего понимания предмета разговора напомним о главных этапах становления этого института власти, а также об основных чертах его характера. Начнем с того, что Древняя Русь, как и многие другие государственные объединения того времени, была «государством силы». Создаваемый ее населением прибавочный продукт господствующему слою приходилось изымать насильно, да и война, вперемежку с регулярными грабежами ближних и дальних соседей долгое время сохраняла статус своеобразного «средства производства».
В результате глава Древнерусского государства становился в первую очередь защитником и добытчиком, а потому вершителем судеб, средоточием полезной для населения власти. Экономическая значимость княжеского «стола» наряду с военной, полицейской, судебной и т. п. значимостью, умение князей удовлетворять нужды господствующего (и не только господствующего) слоя населения тормозили развитие системы самостоятельного крупного феодального землевладения, то есть образование российской аристократии — политического и экономического противовеса княжеской, а позже царской власти. Строй, сложившийся в Древней Руси, ученые называют «властью-собственностью», а если проще, то таким строем, при котором князь являлся не только главой государства, но и самим этим государством (его землями, казной и т. п.).
Позже, в Московском царстве, частное землевладение также никогда не было ведущей формой земельной собственности. Земельные угодья оставались во владении государства, а все население считалось «держателем» земли, обязанным платить за это налоги и выполнять определенные повинности. Социальный строй, таким образом, оказывался своеобразной иерархией «держателей». Долгие века крестьяне сел и деревень, принадлежавших боярам, монастырям или дворянам, видели в них не полноценных хозяев вотчин и имений, а лишь «высших арендаторов», которым они по воле царя обязаны платить оброк или исполнять барщину.
Политический вес главы Русского государства значительно вырос в период монголо-татарского ига. Роль «хранителя земли» и ее освободителя от чужеземного гнета помогла московским князьям стать собирателями огромного царства. В результате завоевания Руси монголами и господства в ней Золотой Орды изменились и отношения между великими князьями и боярством; умерло право подданных менять сюзерена, отошла в прошлое самостоятельность земель и княжеств, гордых и относительно независимых бояр стало теснить служилое, а потому более зависимое от князя дворянство — вассалитет успешно вытеснялся подданничеством. Особенно усилились элементы деспотизма власти в годы правления Ивана IV Грозного, когда проблема подконтрольности трона обществу или подчинения общества трону была окончательно решена в пользу последнего. Тогда же главной опорой монархии безоговорочно становится служилое дворянство, выполнявшее роль как военной силы, так и средневековой бюрократии.
В те же годы утверждается новый, чиновный принцип строения правящей группы служилого сословия. Из общей массы дворян выделяется ее московская верхушка. Лишенная связи с уездным дворянством, она жестко проводит политику самодержавия, вопреки сословным интересам самого же дворянства. Сходные процессы протекают и в среде купечества, где образуются свои привилегированные слои «гостей». Иными словами, развитие сословий в России шло не по линии их консолидации, а по линии все большего дробления на чины. Это приводило к утрате ими способности отстаивать перед верховной властью особые социально-политические интересы, а значит ко все большему возвышению трона.
XVII и XVIII века привнесли в этот процесс новые краски, но не изменили его сути. Во времена Алексея Михайловича самодержавие и «вся земля» уже не находятся в состоянии, пусть и неустойчивого, но равновесия. Сословия продолжают дробиться на московское и уездное дворянство, детей боярских и дворянство, «лучших», «средних» и «худших» горожан, что продолжает усиливать власть царя. Окончательную форму эти процессы принимают в правление Петра I, реформы которого способствовали безвозвратному превращению государя в абсолютного монарха, а дворянства — не просто в служилое сословие, но в сословие, служащее именно императору. В политической системе России единственным действенным элементом остается монархическая государственность. По справедливому замечанию польского историка К. Валишевского, начинания теперь могут идти и не от монарха, но его содействие необходимо даже в мелочах.
С другой стороны, личные качества властителей, восходивших на престол после Петра Великого, увеличивали зависимость верховной власти от столичного дворянства, бюрократии и гвардии. Все большее влияние начинают оказывать правления фаворитов. А. Д. Меншикова, Э. Бирона. А. И. Остермана, Шуваловых, братьев Орловых, Г. Л. Потемкина, М. М. Сперанского, А. А. Аракчеева. В XIX веке царь фактически пребывал на вершине бюрократической пирамиды в одиночестве. По словам одного из историков, «учреждений, систематически помогавших ему в управлении страной и способных хоть в какой-то мере разделить с императором ответственность за результаты работы государственной машины, не существовало».
Позиции самодержавия чрезвычайно усиливала мощная поддержка его Православной церковью. Последняя часто представляла монарха чуть ли не живым божеством, приписывая ему особые качества и возможности. В данном случае конечно, имелась своя постепенность событий. До XVI века цари рассматривались подданными, главным образом, как земные судьи, чья власть над людскими судьбами уподобляла их Богу, иными словами, правитель был равен Богу по праву судить и решать. Полного тождества между ними еще не существовало. Важным шагом на пути дальнейшего обожествления монарха стало наименование его царем, так как царский титул на Руси имел не столько иерархический и политический, сколько религиозный характер. Ведь этим титулом в священных текстах именовался Бог.
Поступки царей отныне делаются, в принципе, неподотчетными людям и не нуждаются в оправдании перед ними. В отношениях с подданными монарх начинает выступать как Божество, и лишь в отношениях с Богом еще проявляется его человеческая сущность (но эти отношения надежно спрятаны от посторонних глаз). Его коронование называется священным, так как сопровождается особым таинством — миропомазанием. В ходе него царь получал от Бога силу и мудрость для осуществления власти над государством. Обряд коронации имел настолько мистический и глубоко религиозный характер, что даже предметы, участвовавшие в нем (царские регалии) становились могучими символами. Корона знаменовала собой величие, венец, скипетр — справедливость, мудрость, милосердие, держава — владычество над землей, трон — возвышение над другими властями, порфира — покровительство подданным. Для сравнения скажем, что при всей огромности власти, которой обладал, к примеру, во Франции Людовик XIV, Католическая церковь, а значит, и подданные, считала его «правой рукой Церкви», «старшим сыном Церкви» и не более того. Уподобление короля Богу было возможно только в поэтических метафорах или даже придворной лести, но никак не в официальных церковных или государственных документах.
В России же с XVIII столетия императоры в проповедях и церковных текстах начинают называться кем-то вроде Христа. Скажем, во времена Александра II покушавшихся на его жизнь террористов сравнивали с Иудой, предавшим, как известно, Сына Божия. Став с XVIII столетия главой Православной церкви, монарх к своему, и без того уникальному образу добавил еще и авторитет патриархов. После этого вряд ли стоит удивляться тому, что перед Екатериной II крестьяне, встречавшиеся ей во время поездки по Малороссии, норовили поставить свечи, как перед живой иконой, солдаты, отвечая на приветствие Николая I, крестились, как при звуках благовеста, железнодорожные сторожа, встречая поезд Александра II, крестились и клали земные поклоны, как будто имели дело не с привычным средством передвижения, а с чем-то сверхъестественным.
- Предыдущая
- 19/93
- Следующая