Подорожный страж (СИ) - Лукин Андрей Юрьевич - Страница 29

• Предыдущая
• 29/76
• Следующая

С занудным упорством повторялась старая история. Стёпка сжал зубы и решил на Усмаря внимания не обращать, хотя ему так и хотелось… сделать с вредным чародеем что-нибудь не очень хорошее, чтобы на всю жизнь запомнил, как на честных демонов поклёпы возводить.

— Стеслав всех нас от беды уберёг, — сказал Всемир. — С оркимагом мы бы не совладали, да и тебе, Усмарь, он не по силам. Напрасно ты злобишься на сего отрока, моё тебе слово.

— Непокорен он и дерзок, — упрямился чародей.

— Честь и достоинство своё блюдёт, — поправил Всемир. — А сие демонам не возбраняется.

— И меч у него не простой, — добавил Склад. Он протянул руку. — Не откажи взглянуть.

Не хотелось, ой, как не хотелось Стёпке отдавать оркимагов меч в чужие руки. Но причин для отказа не было, и он, помедлив, вложил рукоять в ладонь десятника.

Тот поднёс клинок к глазам, глянул как бы на просвет и, похоже, что-то искомое там увидел, заметно дрогнули в довольной усмешке губы, и в глазах промелькнуло что-то этакое… жадное.

— Знатный меч, — сказал Склад. — Многих денег стоит. Самому светлейшему князю не зазорно таким владеть.

— Стеслав в честном бою меч добыл, — с нажимом произнёс Всемир. — Ему и владеть мечом по праву.

— Никто сей бой не видел, — повторил очень довольный Усмарь. — Да и не было боя-то, не было.

— Тролль видел и гоблин, — вмешался вдруг молчавший до того Арфелий.

— Нету им веры, — Усмарь чуть ли не до ушей растянул свои бледные губы. — Кто они таковы супротив весской дружины?

Всемир с Арфелием коротко переглянулись. Боярин хмурился, кусал губы, ему определённо не нравилось происходящее.

А Стёпка смотрел на тяжёлое лицо десятника и отчётливо понимал, что если он сейчас промолчит, этого меча ему больше не видать, вернее, не держать. Не отдаст опытный, облечённый властью десятник неизвестному отроку сомнительной наружности и происхождения такой дорогой меч. Не отдаст.

Но сказать Стёпка ничего не успел.

— А заберу-ка я у тебя, Стеслав, сей меч, — медленно протянул Склад, подтверждая Стёпкины опасения. — А ты, боярин, не гневайся, я не тать, я возмещу… Замолвлю за отрока слово перед Чародейным советом.

Всемир побледнел, скрипнул зубами и смолчал. Боялся, видно, этого совета.

— Отдаешь ли меч по собственному хотению? — с неприкрытым намёком спросил десятник и посмотрел на Стёпку снисходительно, мол, а куда ты, деточка, денесся, попробуй только не отдать.

— Не отдаю, — сказал Стёпка твёрдо и с вызовом посмотрел прямо десятнику в глаза, мол, попробуйте только отобрать у меня меч. Страж привычно грел грудь, и ему было не страшно. — Это мой меч. Я его в бою добыл для себя, а не для князя.

Кто-то из весичей неодобрительно кашлянул, кто-то хмыкнул. Всемир был темнее тучи. Усмарь сиял кривой улыбкой, не скрывая радости.

— Эвон как заговорил, — протянул Склад. — Не желаешь добром.

— Добром не желаю, а злом — не хочу, — отчеканил Стёпка. — Это мой меч.

— Был твой… — начал было десятник. И не договорил.

Меч в его руке стеклянно звякнул и осыпался вдруг на землю мелким угольным крошевом, сразу весь — и клинок, и рукоять, и камень магический. Десятник неловко дёрнул опустевшей разом рукой, словно поймать хотел, остановить, вернуть — куда там? Только пыль чёрная меж пальцев просочилась, да прощальный звяк жалобным эхом отозвался в ушах.

Несколько секунд все ошеломлённо молчали. Склад, свирепо сверкая глазами на Стёпку, скрипел заскорузлыми ладонями, стряхивая невесомые остатки меча.

— … а стал ничей, — злорадно закончил за него Стёпка. На самом деле он расстроился чуть ли не до слёз, но показывать весичам своё огорчение не хотел и изо всех сил изображал этакую бесшабашную наплевательскую радость. — Я-то себе ещё добуду, мне не трудно, оркимагов, говорят, за Лишаихой тьма тьмущая, — он нарочно старался уязвить несправедливого десятника и, похоже, ему это удалось.

Склад сжал кулаки, потемнел лицом и сдержался с большим трудом. Понимал всё же, что сам виноват.

Но меч… Ах, какой меч загубили! Сердце ныло от невозвратимости потери. Ещё несколько минут назад держал Степан его в руках, и намёка даже не было на близкую утрату, и представлялось, что меч этот будет у него всегда… ну, не совсем всегда, а хотя бы до Ванькиного освобождения… Обидно, обидно до слёз! И не исправить уже ничего, не вернуть! И злость такая в душе на десятника этого тупого, на весичей. Не на всех, конечно, но… Не зря их в Таёжном улусе не любят. Сидели бы в своей Великой Веси и не совались куда не просят.

Стёпка тихонько выдохнул, отвернулся и медленно разжал кулаки. О, кто бы только знал, каких усилий ему это стоило! Пальцы словно приржавели, и в груди такая злость, что тронь его сейчас — разом взорвётся, всех разметает. Но нельзя, нельзя! Уймись, страж, уймись! Не хочу с весичами воевать!

Дядько Неусвистайло легко раздвинул дружинников и встал перед десятником. Лицо у него тоже было угрюмое. В руке он держал скомканную, обильно пропитанную кровью тряпку, в которой, присмотревшись, можно было распознать льняную рубаху с синей вышивкой по вороту, в каких — Стёпка уже знал — обычно ходят гоблины.

— Что это? — спросил недовольно десятник.

Пасечник посмотрел на него сверху вниз, тяжело так посмотрел, словно родитель на неразумное дитя, потом глухо сказал:

— Гоблин Бучила здесь жил с жёнкой. Хозяин крепкий и воин не из последних. Ходил с нами в запрошлом году на Жеблахтинского кагана. Извёл его, похоже, оркимаг, и жену его извёл… там, в стайке. Ничего не осталось, одни тряпицы окровавленные и буквицы поганые на стенах. Мальцам, сразу скажу, лучше туда не ходить… И скотину всю сгубил: корову с тёлкой, кабанчиков, гусей, собаку.

Стёпка смотрел на бурую от крови рубаху и с трудом сдерживал подкатывающуюся к горлу дурноту. Никакая сила на свете не заставила бы его зайти в эту стайку. И как же он сейчас жалел, что не удалось ему рубануть оркимага, что успел сбежать гад кровожадный от заслуженного наказания!.. Уж теперь-то рука бы у демона не дрогнула, потому что за такое — голову отрубить мало, вот честное слово, мало.

Весичи хмуро смотрели кто на тролля, кто на рубаху, кто оглядывался на стайку. Усмарь сплетал длинные пальцы, отчего-то нервничая.

— И колодец испоганили, — сказал пасечник. — Вели, десятник, засыпать его поскорее. Как бы беды не содеялось.

— Непременно засыплем, — кивнул Склад и опять повернулся к Степану. — Сей отрок с ясновельможным паном едет? Из Летописного замка?

— Со мной он, — так просто и веско сказал тролль, что у любого должно было бы начисто пропасть всякое желание расспрашивать что-либо о его маленьком спутнике.

— Наслышаны мы премного о сём… отроке, — протянул Усмарь, нехорошо косясь на Стёпку. — Как бы нам его… того-этого.

— А никак, — прогудел тролль. — Ни того, ни этого. И даже мыслить не моги. Ни так, ни этак.

— Ну-ну, — десятник поднял руки. — Не будем ссориться, ясновельможные паны. Ничего плохого мы сему… отроку не сделаем.

Стёпка вдруг как-то разом озлился. Они опять говорили о нём так, словно он был чем-то неодушевлённым, не имеющим ни собственного мнения, ни голоса.

— Смотрите, как бы Я вам чего плохого не сделал! — сказал он, пожалуй, слишком громко. — Ишь, отыскались тут… вояки. Я ведь и без меча могу за себя постоять! Кое-кому мало не покажется!

Он смотрел на Усмаря, и тот тотчас испуганно сдвинулся за широкую десятникову спину.

— Во! — прошипел он. — Строптив и непокорен. Вели в железа его без промедления.

Стёпка сейчас никого не боялся. Знал, что может запросто раскидать дружинников и убежать от них. Или даже не убежать — вот ещё! — а просто преспокойно уехать вместе с троллем и Смаклой. Но его страшно злило то, какими они оказались неблагодарными гадами. Я их от змея спас, оркимага победил, Войка вылечил, а они?!

— Больно скор ты, Усмарь, на расправу, — сказал Всемир. Он встал рядом со Стёпкой и даже руку ему на плечо положил, ясно показывая всем, на чьей он стороне. — В железа… Так-то ты за помощь да за спасение благодаришь.

• Предыдущая
• 29/76
• Следующая