Гордое сердце - Лэйтон Эдит - Страница 27

• Предыдущая
• 27/71
• Следующая

— Хорошо, так кто может быть настроен к тебе настолько недоброжелательно? У кого есть на это причина? Кто-то, задолжавший тебе так много, что хочет избавиться от долга, и немедленно? Или у кого-нибудь гулящая жена, и он считает, что она наведывалась в твою постель? Или кто-то считает, что ты скомпрометировал его дочь? Бывают и другие причины. Вспомни, ты недавно не увольнял никого из слуг? Что, если он в раздражении решил восстановить попранную справедливость?

Драмм расхохотался.

— Так вот что ты обо мне думаешь! Нет. Я не ссужаю никого деньгами и не заключаю пари на большие суммы. Я не путаюсь с замужними дамами. Мой принцип — не согревать постель женатого мужчины. Я плачу за все свои удовольствия и не развлекаюсь с невинными. — Он подумал об одной невинной особе, с которой испытывал огромное искушение развлечься, и быстро продолжил: — И, как бы странно это ни казалось, я уделяю внимание слугам. Тщательно отбираю их и назначаю большую пенсию, когда они заканчивают свою службу. Нет, думаю, что напавший на меня, если таковой был, должен знать меня со времен работы против Наполеона. Тогда я не особо придерживался моральных принципов. Делал то, что должен и когда должен. Я нажил себе врагов, и вполне заслуженно. Если это один из них, то он к тому же хорошо подготовлен. Вот почему я обратился за помощью к тебе. Ты способен на большее, чем быть просто курьером.

— Надеюсь, — ответил Эрик. — По крайней мере постараюсь. Где мне остановиться? Здесь недостаточно места, даже чтобы просто стоять. Прелестный образчик ранней английской архитектуры, но я сверну себе шею, если не буду складываться пополам, хотя таким образом мне удастся лучше рассмотреть мисс Гаскойн. — Он с интересом заметил, что при упоминании возможности заигрывать с его хозяйкой лицо Драмма приобрело кислое выражение. — Так что, располагаться на открытом воздухе, как в добрые старые дни?

— Нет необходимости, — ответил Драмм. — Здесь есть сарай. Тебе не придется спать вместе со скотиной, наверху имеются удобные помещения.

— Сарай? — переспросил Эрик. — Который невозможно не заметить, когда подъезжаешь? Со странным пристроенным крылом, с которого еще сыплются свежие опилки? Твоих рук дело, так говорят в этом населенном пункте.

— Моих, — мрачно признался граф. — Ну что ж, я должен был его построить, хотя бы для того, чтобы дать повод посудачить местным жителям, верно? Дело в том, что мне поначалу требовался постоянный уход, я не мог позволить, чтобы Алли — мисс Гаскойн — сбилась с ног или чтобы мои люди спали на сырой земле. Просто сарай оказался не таким, как я себе его представлял. Я бы хотел, чтобы ты пожил там. Тебе будет удобно.

— В нем было бы удобно всей армии Ганнибала, — согласился Эрик, глядя в окно. — Вместе со слонами. О! — Он повернулся, когда в комнату с заставленным подносом вошла Александра. — Вам не стоило приносить все это сюда, я был бы рад спуститься вниз.

Она улыбнулась.

— Я подумала, что вы предпочтете компанию графа.

— Именно так, — отрывисто сказал Драмм. — Мне надо кое-что обсудить с Эриком. Спасибо, — запоздало добавил он.

— Не за что, — ответила девушка, с удивлением взглянув на него. Обычно граф не был так краток. — Вы не голодны? Пить не хотите?

— Нет, благодарю, — отказался Драмм.

— Если вам что-нибудь потребуется, дайте мне знать, — сказала Александра и повернулась к двери. Но снова развернулась, услышав шум и звон во дворе. Вместе с Эриком она поспешила к окну и выглянула наружу. Они полностью загородили его, так что Драмм не мог ничего видеть, сколько ни поднимался на руках и ни вытягивал шею.

— Боже мой, — выдохнула Александра.

— Да уж, — промолвил Эрик.

— Кто-нибудь сочтет нужным сказать мне, что происходит? — спросил Драмм, повысив голос и не видя ничего, кроме двух голов, прильнувших друг к другу в попытке разглядеть происходящее во дворе.

Когда Эрик заговорил, в его голосе звучали удивление и нотка сочувствия.

— Кажется, прибыл твой отец. Вначале я решил, что пожаловал сам король, но тут узнал герб на дверце кареты. Он гораздо больше, чем у Георга. Потом следуют еще две кареты, и народу в них достаточно, чтобы заполнить все побережье. Ты готов пристроить к сараю еще одно крыло?

— О Господи, — устало произнес Драмм, опускаясь в кресло. — Простите. — Это он сказал Александре.

— За что? — спросила девушка.

В голове ее царила кутерьма. Поскорее бы возвращалась миссис Тук, потому что неизвестно, как ей одной удастся справиться и накормить такую орду.

Драмм молчал. Она еще не знает, но скоро все поймет, и тогда извинения не помогут.

Александра догадалась бы, что человек, стоящий у ее дверей, — отец Драмма, даже если бы ей не сказали об этом. Он тоже был высок и худощав, и с гордостью, с которой другой носил бы корону, он предъявлял свой замечательно большой орлиный нос. Пожилой граф так высоко держал серебристо-белую голову, что должен был смотреть сверху вниз на окружающих. Его лицо состояло из сплошных углов, кожа туго обтягивала скулы, лишь пара морщин образовывала жесткие линии у рта — так будет выглядеть Драмм, когда станет старше. Но губы у отца были тоньше, чем у Драмма, или он поджимал их, превращая рот в прямую линию. И глаза серые, как кремень. Им не хватает удивительной красоты, отличающей лазурные глаза его сына, и явно не хватает теплоты.

Новый гость одет безукоризненно — сочетание черного с белым, и единственные цветные нотки, дополняющие наряд, — это серебряный блеск гравированного набалдашника трости и золотой — монокля в затянутой в перчатку руке. По крайней мере он не стал разглядывать Александру в монокль, иначе сильно разозлил бы ее.

Жесткий, гордый человек, подумала она, и считает такие качества достоинством. Она узнала эту породу. Мистер Гаскойн, маленький, жилистый простолюдин, с личиком скорее обезьяньим, чем человеческим, тем не менее лучше всех понял бы этого аристократа.

— Я прибыл, чтобы повидать своего сына, — произнес он, слегка кивнув головой, что можно было принять за приветствие или за намерение наклониться, чтобы войти в низкую дверь. — Мне сообщили, что он здесь.

Высокомерный джентльмен даже не соизволил спросить ее имя, не говоря уже о том, чтобы представиться самому. Александра почувствовала, что начинает сердиться. Она, может быть, не привыкла общаться с графами, но жила с самым большим снобом во всей Англии и знает, как обходиться с непослушными мальчишками и невежливыми мужчинами, насколько бы знатными они ни были.

— Я — мисс Гаскойн, — надменно произнесла девушка, загораживая ему дорогу. — Поскольку его нельзя было переносить после несчастного случая, граф остался здесь с нами.

Гость остановился. Поднял брови.

— Я — Уинтертон, — сказал он, наклоняя голову, и теперь это был, без сомнения, поклон. — Могу я войти? И могу я, с вашего разрешения, повидать сына?

В его голосе прозвучала лишь тень неуверенности, когда он произносил слово «сын». Но этого было достаточно, чтобы Александра поняла: ее гость уязвим больше, чем позволяет себе показать. Она смягчилась. Наклонила голову и отступила.

— Да, конечно, ваше сиятельство. Он в комнате наверху. С ним сейчас его друг Эрик Форд, но я уверена, он будет рад вас видеть.

Граф заколебался.

— Как он?

Александра улыбнулась.

— Очень хорошо, ваша светлость. Он сломал ногу и ушиб голову, но уже поправляется, хотя не так быстро, как ему хотелось бы.

— Как это похоже на него, — ответил граф. Он вошел в маленький холл, продемонстрировав, что трость нужна лишь для эффекта, поскольку его походка была твердой и уверенной. Полный человек средних лет, весь в черном, последовал за графом.

— Прошу прощения, — с раздражением сказала Александра, потому что этого человека она не приглашала и ей уже начинало казаться, будто в ее доме двери нараспашку. — Полагаю, в комнате места хватит только для вашей светлости. Эрик Форд очень крупный мужчина.

• Предыдущая
• 27/71
• Следующая