Гордое сердце - Лэйтон Эдит - Страница 42
- Предыдущая
- 42/71
- Следующая
Через мгновение она одернула себя, напомнив, что некоторые вещи все-таки невероятны, несмотря на самые неудержимые ее мечты.
«Мне очень повезло», — убеждала себя Александра, сжимая в руках кошелек. Когда она ездила в Бат несколько лет назад, то не ощущала и близко ничего подобного. Как она могла тогда что-то чувствовать? Она сбегала, ей вдогонку неслись проклятия, она была одна, ее переполняли твердая решимость и мрачные раздумья. Но в этот раз она не одна. Там будет Драмм. Ее ждет Эрик. Пригласившие ее люди хоть и не настоящие друзья, но наверняка не оставят ее без внимания. А лучше всего то, что сейчас она ни от кого не сбегает. Пусть чувствуются некоторая легкость и головокружение, это похоже на ощущение полета.
Александра откинулась на спинку, перевела дыхание и всей душой пожелала, чтобы ее жизнь началась заново.
Граф Драммонд, небрежно развалясь в кресле, обводил взглядом комнату, заполненную очаровательными, красивыми и богатыми молодыми дамами, собравшимися, чтобы привлечь его внимание. Он ощущал себя то ли раджой, который пытается решить, кого выбрать для своего гарема, то ли джентльменом в холле публичного дома, который старается заполучить за свои деньги как можно больше удовольствия. К сожалению, он понимал — оба эти представления имеют право на существование.
Обстоятельства складывались не лучшим образом. Он сидит, потому что не может стоять. Женщины окружают его вниманием из-за того, что у него в карманах, а не из-за того, что в голове или в сердце. Он улыбнулся, думая, что бы они сказали, если бы знали его мысли. Потом вздохнул, понимая, что они наверняка знают и это не имеет никакого значения. Он им нужен ради богатства и титула, а они ему — потому, что он пытается поступать правильно. Здесь нет ни намека на любовь, и он сознавал, что навряд ли когда-нибудь будет.
… Драмм был очень рад, что отец вернулся к себе в поместье. Граф сказал, что ожидает от сына полного выздоровления и вскоре после этого надеется лицезреть, как его наследник поведет к алтарю избранную им леди. Но сделать выбор было нелегко. Драмм оглядывал женщин, окружавших его.
Конечно, здесь была красавица Аннабелл в идеально шедшем ей голубом платье, и она разговаривала, смеялась, не сводя с него прелестных глаз. Он был рад этому. По крайней мере, она не с его отцом. И ей действительно удавалось рассмешить его, почти так же часто, как и раздражать способностью так хорошо играть роль в этом глупом ухаживании, в котором он был вынужден тоже принимать участие. Он поддразнивал Аннабелл, она говорила Драмму колкости, оба ужасно флиртовали, глядя друг на друга с интересом и недоверием.
Этого недостаточно, чтобы захотеть жениться на ней или позволить сделать это отцу, хотя Драмм понимал, что, возможно, придется предложить ей руку, разве что для того, чтобы уберечь от нее отца. Он предполагал: будет лучше, если сделать ее своей женой, чем наблюдать, как отца всю жизнь обманывают. Драмм прекрасно осознавал, что получит. Отцу нужна женщина, которую он сможет любить. А ему не нужна, потому что вряд ли он способен на это.
Придется внимательно следить за леди Аннабелл, когда отец вернется в город.
И все-таки будет не так уж плохо, если он сам женится на ней, размышлял Драмм. Их раздражающие взаимоотношения могут сделать ее волнующей в постели. И если ему требуется интересная жена, которая родит умных детей, то он мог бы найти кого-нибудь подобрее, но, наверное, никого с такой же красотой и знанием света. Хотя это решение может подождать. Она — не единственная возможность, зал буквально заполнен потенциальными невестами. Драмм откинулся на спинку кресла и принялся рассматривать остальных гостей, бесстрастно взвешивая все их преимущества и недостатки.
Леди Мэри Магрегор из Шотландии, но она посещала лучшие английские школы. Ее искусственный смех утомляет, но у нее великолепные лицо и фигура. И все же она все время говорит только о лошадях.
Маленькая мисс Пробишер — хорошенькая и эксцентричная, уже на выданье. Это чудесным образом изменило ее, придав ту яркую индивидуальность, которой она была лишена, когда была моложе. Это, правда, придает ее шуткам горький привкус и некоторую ядовитость. Маргарет де Витт — дочь богача, и у нее самый роскошный бюст из всех, которые Драмм когда-либо видел, но больше в ней нет ничего настолько же прекрасного. Виолетта Вейси — темноволосая, интересная, с горящими глазами. Оливия Картер — бледная и симпатичная и всегда слегка улыбается. Драмм подозревал, что они вызывают интерес только потому, что ничего не говорят, а причина этого в том, что им просто нечего сказать. Но посмотреть на них приятно.
Молодая мисс Мичем, самая младшая в своей огромной семье, была настоящей находкой. Она взирала на всех зачарованными глазами, и Драмм понял, что она делает то же самое, что и он. Если бы он мог поговорить с ней, узнать о ее впечатлениях.
Но это было невозможно. Если он хоть кому-то из них уделит больше внимания, то все остальные заметят это. Сейчас он должен только наблюдать, а потом в уединении спокойно решить, кого преследовать, когда снова встанет на ноги. Они тоже об этом знают, поэтому и красуются перед ним. Драмм понимал необходимость сегодняшнего приема, но всей душой мечтал встать и сбежать из надушенного будуара, в который превратился его салон.
Он ощутил волну свежего воздуха, когда отворилась дверь в центральный холл.
— Майор Эрик Форд, — возвестил дворецкий. Драмм впервые за день искренне и широко улыбнулся.
— Ты меня спас, — говорил он часом позже, когда они с Эриком наконец остались одни. — Появился кто-то еще, для кого они стали прихорашиваться. Благодари Бога за свою физиономию.
— Спас тебя? Да ты выглядел, как свинья перед полным корытом.
— Милое сравнение, но не точное, — с улыбкой ответил Драмм. — Скорее как свинья на блюде, запеченная с яблоком во рту.
— Аннабелл выглядела лучше, — искоса взглянув на дружка, сказал Эрик.
— Если твои интересы лежат в этой области, то, пожалуйста, скажи мне, я выкраду ее для тебя и сделаю все для того, чтобы вы соединились. Она не такая уж плохая, просто не для меня. Хотя кто знает, — торопливо добавил он, поскольку не был уверен, как все может обернуться, и подумал, что нехорошо говорить жестокие вещи, даже своему другу, о леди, на которой придется когда-нибудь жениться.
— Как нога? — спросил Эрик, наполняя бокал из графина, стоящего на буфете.
— Ужасно чешется. Я испытываю жуткое искушение сорвать шины и скрести ее до крови. Но совсем не болит и даже не ноет, — похвалился Драмм. — Я понемногу тренируюсь у себя в комнате, чтобы уж совсем не превратиться в желе, но ходить пока не могу. Жаль, что дождь кончился, — продолжал Драмм. — Я радуюсь, когда вижу грозовые облака, потому что тогда у меня нет сожаления о том, что я не могу пройтись по парку. Но когда светит солнце и весь народ гуляет, это невыносимо. А когда меня возят по городу, словно младенца в коляске, это еще хуже. Я так мечтаю получить костыли, как когда-то, мальчишкой, всматривался, не растет ли у меня борода, — будто костыли могут доказать всем, что я уже стал мужчиной. Господи, я становлюсь плаксой и одновременно грубияном. Солнечные деньки приносят ощущение, как будто меня предали, и это злит, но сейчас меня злит все.
Драмм замолчал, задумавшись, что заставляло его испытывать подобные чувства. С тех пор как он вернулся в Лондон… Внезапно его лицо осветилось живейшим интересом.
— Ну вот, с ногой у меня дела обстоят лучше, чем с головой! Как Александра? А мальчики?
— Мальчики — прекрасно. А Александра здесь, в Лондоне.
— Не может быть! — сказал Драмм, и глаза его засверкали. — Скажи, когда она приехала?
— Сегодня утром. Я недавно оставил ее у Джилли и Деймона. Она была приятно взволнована предстоящей поездкой, но когда приехала, испугалась. Они ее успокоят. Девушка хотела знать, когда можно тебя посетить.
— Сейчас, через час, в любое время, которое ее устроит!
- Предыдущая
- 42/71
- Следующая
