Тайна любви - Гейнце Николай Эдуардович - Страница 65

• Предыдущая
• 65/70
• Следующая

Лакей почтительно посторонился.

Он догадался.

Петербургская прислуга всезнающа, от нее не могут укрыться никакие тайны дома, в котором они служат. Как бы тщательно от нее ни скрывали, она узнает всю подноготную. Лакей заметил давно, что барыня была всегда настороже.

Он знал, что барин — граф Белавин, а барыня — г-жа Ботт, знал также, что граф женат, но что его жена не живет в Петербурге.

Тревожное состояние барыни указывало, что каждый день может произойти катастрофа, или, по крайней мере, скандал.

Когда лакей увидел входившую красивую даму с благородной осанкой, всю в черном, то тотчас понял, что это пришла законная жена за своим мужем.

Еще раз почтительно поклонившись, он ввел ее в зал.

Если кто не ожидал видеть графиню, то это Надежда Николаевна.

Когда лакей доложил ей, что в зале ее ожидает дама, и она вышла, то при виде своей задушевной подруги, величественной и невыразимо прекрасной, она отступила, ошеломленная.

Графиня произнесла только два слова:

— Мой муж!..

Надежда Николаевна хотела ответить, но язык ей не повиновался.

Наконец, она с усилием произнесла хриплым голосом:

— Он очень плох!

— Я хочу его видеть! — сказала повелительно графиня.

Она двинулась к двери, у которой стояла Надежда Николаевна.

Та невольно посторонилась.

Графиня Конкордия откинула портьеру, отворила и вошла, сопровождаемая своею бывшей подругой, поступью королевы.

Это была комната больного, мрачная комната.

Шторы были спущены. Маленькая лампочка под густым зеленым абажуром полуосвещала комнату, отражаясь в зеркале над камином.

Атмосфера была спертая, пропитанная человеческими испарениями и запахом лекарств.

На постели, стоявшей посреди комнаты, лежал граф Владимир.

Цвет лица его был багровый, дыхание прерывистое, глаза его то открывались, то закрывались, ничего не видя, лоб был покрыт компрессом, а на выбритом темени лежал пузырь со льдом.

Жаль было глядеть, что сделалось с красивым лицом графа.

Правильные и тонкие черты лица исчезли, остался один обтянутый кожею череп с выдающимися скулами. Усы были всклокочены, щеки и подбородок покрылись жесткими волосами.

Лицо умирающего было ужасно.

Графиня Конкордия не могла удержаться от рыданий.

— Боже, что вы с ним сделали! — воскликнула она сквозь слезы, указав Надежде Николаевне на больного.

Та молчала.

Графиня подошла к своему мужу, опустилась на колени у его постели и начала горячо молиться со слезами, которые падали на его одеяло.

Вдруг с больным сделался припадок бреда.

Он стал невнятно произносить слова, но смысл их был ясен.

Он звал отсутствующих.

— Кора, дочь моя! Не уезжай, — стонал он, — мое милое дитя, подожди меня, я приду к тебе и соединюсь с тобою. Конкордия, Конкордия, если ты еще помнишь меня, удержи ее и не позволяй ей уезжать.

Графиня Конкордия Васильевна вскочила.

Она вспомнила свои обязанности жены-христианки.

Не обязана ли она была спасти душу своего мужа, а вместе с тем, быть может, и тело.

Его бред доказывал, что он раскаивается, что его душа стремится к ней, своей жене и к своей дочери.

Она взяла руку больного. Эта рука была горяча, как огонь.

— Я здесь, Владимир, я здесь, подле тебя! Узнаешь ли ты меня… Я твоя жена — Конкордия.

На лице больного отразилась мучительная напряженная мысль.

Наконец, его лицо на мгновение просветлело.

Мимолетная улыбка мелькнула на губах графа.

Он узнал молодую женщину.

— Конкордия! — прошептал он. — Конкордия, это ты?

Она прочитала в его на мгновение просветленных глазах радость и благодарность за это доказательство его прощения.

— Да, это я, Владимир, это я… Я пришла за тобой, чтобы увезти тебя.

В это время в комнату вошел лечивший графа доктор. Он с удивлением, почти с ужасом созерцал эту сцену, которая осложняла и без того опасное положение его пациента.

— Да, Конкордия, я поеду, я хочу ехать с тобой. А Кора? — вдруг переменил он тон. — А Кора, моя дочь, где она? Отчего ее нет здесь, с тобой?

Графиня молчала.

— А ты не хотела привезти ее. Ты не хотела, чтобы она видела своего отца! — рассвирепел больной. — Презренная женщина! Ты хотела отомстить мне, наказать меня… или скорей, я тебя понимаю, я угадываю, ты сама ее убила, ты убила нашего ребенка, чудовище, бесчувственная мать…

Он говорил прерывающимся голосом, задыхаясь от ярости, с блуждающими, широко открытыми глазами.

Он схватил нежные руки графини Конкордии Васильевны и сжал их изо всей силы.

Бедная женщина не сопротивлялась и только шепотом повторяла:

— Владимир, приди в себя… Я, Конкордия — твоя жена, я пришла за тобой, чтобы отвезти тебя к нашей дочери.

Зрелище было невыносимо тяжелое.

Доктор не выдержал.

Он подошел к постели больного, силой вырвал графиню Конкордию из его рук и уложил его, а затем почти грубо обратился к молодой женщине:

— Кто вы такая и что вам здесь нужно?

Тон, которым был задан этот вопрос, возмутил графиню.

Она побледнела, как полотно.

— Я законная жена графа Белавина и пришла ходить за ним к его любовнице, если мне не позволят перевезти его ко мне.

Доктор почтительно поклонился.

— Простите меня, графиня, я не знал… Но при этих тяжелых обстоятельствах я должен говорить как врач. Я не могу ни в каком случае разрешить перевозить больного в том состоянии, в котором он находится. Вы и теперь сделали большую неосторожность, которая может чрезвычайно осложнить состояние вашего мужа. Вы не найдете, конечно, поэтому странным, если я категорически запрещу вам доступ к этой постели и в эту комнату до моего разрешения.

— Как, вы хотите запретить мне ходить за моим мужем? — воскликнула графиня Конкордия.

— Это необходимо, графиня! Это мера предосторожности…

— Будьте спокойны, доктор, — заметила Надежда Николаевна, — я хозяйка в этом доме и сумею отдать приказания и наблюсти за их исполнением.

— О презренная! — кинула по ее адресу графиня и вышла.

Через минуту она покинула тот дом, где умирал ее муж, а ей было запрещено переступать его порог.

В эту же ночь с графом Владимиром Петровичем случился второй удар, и к утру его не стало.

Это печальное известие принес графине Белавиной доктор Караулов.

Она приняла его сравнительно спокойно.

После пережитой ею муки у постели больного она точно окаменела.

Федор Дмитриевич смотрел на нее испытующим взглядом врача.

Он видел, что это состояние через несколько времени должно разразиться катастрофой.

Видимо, Бог послал ему еще не все жизненные испытания.

Графиня просила Караулова принять на себя все распоряжения по части похорон, с непременным условием похоронить графа в Финляндии, рядом с его дочерью Корой.

Законная жена вступила в свои права над трупом ее мужа.

Федор Дмитриевич выхлопотал разрешение перенести гроб с телом графа Белавина в церковь Старой Деревни, где служили панихиды, и на третий день произошло отпевание.

Сделаны были от имени графини публикации в газетах.

Несмотря на то, что сезон еще не кончился, масса народу собралась на похороны графа Владимира Петровича Белавина.

Тут было много представителей и представительниц петербургского «света», а в особенности представительниц «полусвета».

В числе последних была и Фанни Викторовна Геркулесова в глубоком трауре.

Конечно, всех этих лиц привело в церковь не желание отдать последний долг покойному графу, а романтическая сторона как его жизни, так и смерти.

В светских и полусветских гостиных Петербурга были известны все его романтические похождения, последнее приключение с Надеждой Николаевной Ботт, дуэль с ее мужем и, наконец, посещение его женою в квартире любовницы, за несколько часов до его смерти, вызванной потрясением при известии о смерти его дочери.

От этого тысячеглазого зверя, именуемого «обществом», как известно, ничто не может укрыться.

• Предыдущая
• 65/70
• Следующая