Великосветский переполох - Лэйтон Эдит - Страница 34

• Предыдущая
• 34/66
• Следующая

Теперь, когда Аннабелла потеряла прежнюю красоту, Бернард, хотя и проявлял при встрече исключительную любезность, в основном не обращал на нее никакого внимания.

Слуги ходили вокруг нее на цыпочках.

Ее собственные мать и отец, которые переписывались с Майлсом и советовались с ним, прислали весточку, что с визитом подождут до конца лета. Аннабелла скучала по ним, но сразу согласилась с таким решением. К этому времени, была уверена Аннабелла, она сможет их удивить, хотя бы отчасти вернув свою былую привлекательность. И в этом ей помогала Камилла. Она поддразнивала и задирала Аннабеллу, пока та не согласилась ходить с ней на прогулку каждое утро. Майлс считал эту идею превосходной, и поэтому Аннабелла начала прогуливаться, чтобы сохранить мир. Но очень быстро такие прогулки стали приятным ритуалом: Аннабелла, Камилла и ее десять собак ежедневно совершали пешие прогулки по утренней росе.

Аннабелла больше привыкла наблюдать восход луны, чем восход солнца, но теперь она в самом деле полюбила приветствовать нарождающийся день и вдыхать его свежий воздух. Ее настроение улучшилось, когда она заметила, что с каждым днем может ходить все быстрее. И сейчас она хотела добром отплатить Камилле.

— Ни в коем случае не красное, — говорила она сейчас своей золовке. — Для этого нужно быть замужней женщиной или уже вращаться в свете некоторое время. — Она не стала упоминать, что красный цвет будет для Камиллы гибельным. Этого цвета и так было достаточно на ее лице. — Молодые женщины носят белое.

— Только не белое! — взвизгнула Камилла. — Я буду похожа на перину.

— Что ж, пожалуй, не белое, — согласилась Аннабелла. — Не белое. Слишком пресно, я думаю, — добавила она, отказываясь согласиться с точной оценкой, которую Камилла дала своей фигуре. — Хотя это именно тот цвет, которого от тебя ждут. И все же, на мой взгляд, у тебя такая внешность и такая индивидуальность, что тебе нужно что-то более выразительное и необычное.

— Розовое? — с надеждой спросила Камилла. Аннабелла едва сдержалась, чтобы не содрогнуться. В розовом Камилла будет выглядеть как полностью распустившаяся роза.

— Нет, нужен какой-то приглушенный и элегантный тон, — сказала она, задумчиво глядя на Камиллу. — Да. Бледно-зеленое. Или легкий оттенок голубого.

Цвета, которые одновременно приглушат румянец и подчеркнут его прелесть, подумала она.

— Нужна какая-то белая ткань с элегантными неяркими вертикальными полосками, да, это то, что нужно, — добавила она.

— Чтобы я стала похожа на эдакую стройную иву? Ха! Даже волшебник не сможет этого сделать.

— Чтобы ты выглядела стильной, — твердо сказала Аннабелла. — Они могут быть даже золотыми, только не слишком крикливого оттенка. Это тебе очень подойдет. Мы подберем твой гардероб из неотразимых тканей и привлекательных, но не кричащих тонов. А вот когда у тебя будет десять детей, а не десять собак, тогда, несомненно, сможешь носить красное.

Они обе захихикали, представив себе такую картину.

— Снова рассказываете сердечные истории? — спросил Майлс, легким шагом входя в зал, где две молодые женщины сидели за столом, заваленным модными открытками.

Камилла рассмеялась:

— Вовсе нет. Белла пытается убедить меня не рассказывать их. Она говорит, что такие истории вполне подходят для местной публики, но я потерплю полный провал, если буду рассказывать их в Лондоне.

Майлс склонил голову набок:

— Белла?

— Да, я ее так называю, и она не возражает, — ответила Камилла.

— В самом деле ничего не имею против, — сказала Аннабелла, глядя на своего мужа. Она умолчала о том, что только один мужчина называл ее таким именем. Это было ее первое уменьшительное имя, но оно смущало ее, и ей становилось грустно от того, что с тех пор никому не приходило в голову называть ее уменьшительным именем.

— Мне нравится. Можно, я тоже буду вас так называть? — спросил он Аннабеллу.

Прежде чем она успела ответить, Камилла выпалила:

— И это гораздо удобнее, чем кричать такое труднопроизносимое имя, как Аннабелла, особенно если обращаешься к ней в спешке.

— Например, когда за ней погонится бык или она окажется на пути у экипажа, лошади которого понесли, верно? — спросил он.

— Точно, — сказала Камилла с удовлетворением и тут же смутилась, когда ее брат и Аннабелла разразились смехом.

— Не слишком ли вы возбуждаете Аннабеллу? — спросила Элис, торопливо входя в комнату. — Я же сказала тебе, Камилла, что у нее сейчас время отдыха, — побранила она дочь. — Чем вы здесь так заняты?

— Мы смотрим модные открытки, — сказала Аннабелла. — И я ничуть не устала.

— О чем ты только думаешь? — снова сердито спросила мать, не обращая никакого внимания на Аннабеллу. — Уже два часа, бедняжке необходимо вздремнуть. Быстренько собери свои картинки и позволь Аннабелле отдохнуть.

— Я больше не нуждаюсь в дневном отдыхе, — сказала Аннабелла, поднимаясь из-за стола. На ее щеках был румянец, а в глазах — воинственные искорки. И тут перед Майлсом вновь мелькнула та женщина, на которой он женился.

Его мать повернулась к Аннабелле:

— Возможно, тебе действительно так кажется, но все-таки еще нельзя перенапрягаться. Я видела, как и более здоровые женщины погибали после болезни, когда они пытались делать слишком много и слишком рано, а ведь ты, Бог свидетель, совсем не крепкая женщина, моя дорогая.

Аннабелла недоуменно взглянула на Элис:

— Неужели доктор сказал вам что-то такое, чего не сказал мне?

— Он посоветовал нам продолжать заботиться о тебе, — сказала Элис, — и именно это я пытаюсь делать.

На лице Аннабеллы появилось озадаченное выражение, она побледнела, кивнула, повернулась и быстро вышла из комнаты. За ней последовала Камилла, выглядевшая испуганной.

Майлс стоял неподвижно.

— Что еще доктор сказал тебе? — мягко спросил он свою мать, когда они остались одни. — Должно быть, он сказал что-то такое, о чем не сказал мне. Потому что во время нашего последнего разговора доктор сказал, что он доволен ее прогрессом. Которому, я полагаю, ты только что помешала.

Лицо его матери вытянулось.

— О Боже, — сказала она. — Я совсем не хотела… Я только хотела убедиться… Боже мой! Ты думаешь, я встревожила ее? Я сейчас пойду и скажу…

Он остановил ее, коснувшись плеча:

— Не надо. Я думаю, что сегодня ты сказала уже достаточно. Я хочу еще раз спросить тебя: доктор сказал тебе что-то, что мне следует знать?

— Нет, только то, что он сказал тебе. — Она посмотрела на сына, и глаза ее увлажнились. — Я поняла, в чем дело. Ну конечно. Она ведь совсем взрослая, и мне не следовало придираться к ней. Но я так привыкла проявлять материнскую заботу.

Майлс молчал. Он не мог припомнить, чтобы она проявляла материнскую заботу о нем. Это делали няньки и гувернантки. Когда он был маленьким, она была идолом — красивой, обожаемой, но далекой и холодной. Когда она все же обращала на него внимание, он считал, что эта утонченная, приятно пахнущая, улыбающаяся дама удостаивает его особой чести, тратя на него свое время.

Когда он подрос, мать уже играла роль любящей жены при своем новом муже. Это отнимало у нее большую часть времени. Майлс не препятствовал ей в этом, о чем теперь сожалел. Когда он вновь вернулся в Англию, то обнаружил, что она изменилась, вся ее ослепительная красота исчезла, была растрачена на мерзавца, который беззастенчиво использовал ее деньги, имя и внешность. Это было нечто большее, чем старение — седина не была заметна в ее светлых волосах, а улыбки оставили лишь маленькие обворожительные морщинки. Но кожа смялась, как использованная салфетка, и теперь Элис редко улыбалась; ее некогда светящиеся глаза стали безжизненными и утомленными. Майлс, когда позволял себе смотреть на нее беспристрастным взглядом, каждый раз заново поражался этому.

В данный момент она была одно сплошное рыдание. Когда она плакала, Майлс видел в ней одновременно и ту прежнюю красавицу, и нынешнее несчастное и увядшее создание. Это заставляло его чувствовать себя чудовищем.

• Предыдущая
• 34/66
• Следующая