Каждый твой взгляд - Томас Шерри - Страница 14

• Предыдущая
• 14/50
• Следующая

Хелена боялась этого двойственного состояния, опасалась, что скрытая чувственность толкнет ее в объятия человека, которого глубоко презирала.

— О, уверена, что смогу без особого труда порадовать себя, представив на вашем месте кого-нибудь другого. — Она постаралась говорить как можно ехиднее.

Гастингс смахнул с рукава невидимую пылинку.

— Что ж, в таком случае придется действовать исключительно при ярком свете и следить, чтобы глаза оставались широко открытыми.

Он смерил ее медленным тяжелым взглядом, и глубоко внутри вспыхнул опасный огонь — тем более странный, что одновременно захлестнула холодная волна неприязни.

Прежде Хелене довелось несколько раз бывать в доме Гастингса. Каждый сезон виконт давал званый обед, и родственники неизменно настаивали на ее присутствии. Особняк располагался в аристократическом районе, выглядел весьма респектабельным и в целом производил впечатление не столько чрезвычайно богатого, сколько удобного, вместительного и ухоженного — при том, что хозяин располагал огромным состоянием. Точнее говоря, унаследовал огромное состояние, а вот успел ли уже промотать, Хелена не знала.

Она вошла в холл под руку с Дэвидом. Слуги, выстроившиеся для торжественной встречи, выглядели откровенно озадаченными, но в то же время не могли скрыть любопытства. Она отвечала на поклоны благосклонными кивками и сдержанными улыбками, не забывая при этом как можно чаще прижиматься к спутнику и с каждой минутой все острее ощущая его близость. Рука казалась твердой, как гранит. Время от времени виконт властно накрывал ее ладонь своей, и жар проникал даже сквозь перчатку. Но еще хуже, что всякий раз, когда он хотел что-то сказать, губы почти касались уха и горячее дыхание щекотало висок.

Экономка миссис Маккормик сообщила, что сундук уже прибыл и доставлен в комнату госпожи. Хелена решила воспользоваться удобным случаем и избавиться от навязчивого присутствия названого супруга.

— Дорогой, ты меня отпустишь? Хочу проследить за разборкой вещей.

Гастингс поднес ее руку к губам и поцеловал в запястье. Легкий влажный поцелуй отозвался почти болезненным трепетом.

— Конечно, милая. Располагайся в своем новом доме. Прикажу подать ужин наверх.

Хелена ушла, понимая, что избавление будет недолгим. Отныне и впредь избавление всегда будет кратким. В сопровождении миссис Маккормик и двух горничных она поднялась по лестнице с неестественным, застывшим выражением фальшивого довольства на лице. Однако стоило открыть дверь в комнату, как наигранное умиротворение мгновенно сменилось улыбкой искреннего восторга.

Выше дубовых панелей стены оказались не оклеены обоями, как было принято, а окрашены. В первое мгновение голова закружилась, словно Хелена стояла на высокой башне и смотрела вдаль, на бескрайние просторы неведомой сказочной страны. Мягкие изумрудные холмы уходили в бесконечность, щедрые виноградники соседствовали с пышными садами. Речки и ручейки деловито бежали в синее озеро. По извилистым дорогам двигались телеги, нагруженные бочками с вином и тюками свежего сена.

Над линией горизонта виднелась часть золотистого солнечного диска. По мере того как взгляд скользил по потолку, небо меняло цвет и на противоположной стене превращалось в темно-синий, расцвеченный серебряными проблесками ковер.

— О Господи! — изумленно выдохнула Хелена. — Кто же все это нарисовал?

— Хозяин, миледи, — ответила миссис Маккормик.

Удовольствие мгновенно померкло. Нет, только не он!

— Очень мило, — сухо произнесла госпожа, но почувствовала, что вышла из образа, и добавила более правдоподобно: — Потрясающе.

Следующий час леди Гастингс провела в обществе экономки и горничных, отдавая распоряжения относительно платьев, блузок и юбок, прибывших в сундуке, который старательно собрала служанка Венеции. Несмотря на то, что сейчас одежда занимала ее меньше всего на свете, Хелена отнеслась к делу крайне ответственно: к счастью, подобные сугубо дамские занятия полностью исключали мужское присутствие.

Когда же наконец каждый предмет туалета занял подобающее место, новоиспеченная леди Гастингс приняла ванну и переоделась. Удивительно, но виконт к ужину не явился. Она так и не поняла, обиделась ли или обрадовалась неожиданно обретенной свободе.

Есть совсем не хотелось, а вот настенная роспись продолжала привлекать внимание. Собственно, удивляться не приходилось. Гастингс всегда отлично рисовал, так что мастерское владение кистью и масляными красками следовало считать закономерным проявлением творческого дара. И все же масштаб работы, великолепие и изящество картины свидетельствовали не только о таланте, но и об истинном призвании художника.

Чем дольше Хелена рассматривала фреску, тем навязчивее становилось ощущение дежавю. Она твердо знала, что ни разу в жизни ни на секунду не заглядывала в эту комнату. Но по мере того как первоначальное изумление отступало, окружающие виды начинали казаться давно знакомыми, почти родными. Складывалось впечатление, что она давным-давно уехала из прекрасного края, много лет его не видела и вот теперь наконец вернулась.

Панорама изображала Тоскану и представляла те самые пейзажи, которыми мастера Возрождения заменяли неведомые красоты Святой земли. Секрет заключался не только в характерном образе плавных, поросших кипарисами холмов. Где она могла видеть окрашенный охрой дом с зелеными ставнями? И почему такой знакомой казалась крошечная придорожная молельня со скромным букетиком маргариток у ног Пресвятой Девы?

Неслышно появилась горничная и забрала поднос. Хелена встала, подошла к туалетному столику и провела расческой по волосам. Обратила внимание на маленькую, величиной с ладонь, фотографию белокурой девочки и, на миг задумавшись, поняла, что перед ней дочка Гастингса.

Конечно, заботу виконта о девочке следовало считать весьма похвальной. Но в то же время трудно было смириться с тем обстоятельством, что многочисленные прегрешения, среди которых числился и этот незаконный, рожденный распутной женщиной ребенок, не мешали Гастингсу пользоваться безоговорочным успехом в любой гостиной Британского королевства. И это при том, что она вынуждена выйти замуж за первого встречного, чтобы избежать позора и изгнания из семьи.

— Прелестное зрелище, — раздался за спиной знакомый голос.

Хелена обернулась к соединяющей спальни двери. Гастингс стоял в черном бархатном халате, небрежно прислонившись плечом к стене.

— Давненько я не видел этих прекрасных волос в первозданном великолепии.

— Имеете в виду тот случай, когда я обнаружила вас у своего окна и столкнула вниз?

— Да уж, тогда вы обошлись со мной жестоко. Мог бы разбиться насмерть.

— Но не разбились, зато в полной мере насладились колючим объятием розария.

— Должно быть, мне свойственна необъяснимая тяга к колючим объятиям. Осмелюсь заметить, что трудно представить объятие более колючее, чем ваше. — Он подошел и потянулся к расческе.

— Позвольте помочь.

Ее пальцы судорожно сжались.

— Нет, спасибо.

Если бы он осмелился проявить настойчивость или, не дай Бог, вырвал расческу силой, она не задумываясь ответила бы пощечиной. Но Гастингс ограничился тем, что обошел вокруг кресла, бесцеремонно рассматривая ее со всех сторон.

Хелена глубоко вздохнула.

— Хотите что-то сказать?

— К чему слова, если можно просто смотреть?

Низкий бархатный голос, блеск синих глаз, близость горячего, сильного мужского тела… Горло судорожно сжалось.

Дэвид присел на краешек туалетного стола.

— Впрочем, я поторопился с ответом. Да, хочу кое-что сказать. Точнее, спросить. Что вы имели в виду, заявив, что сохранили девственность?

Чтобы увеличить расстояние, Хелена встала и отошла к окну.

— Только то, что имеет в виду любая женщина, когда говорит, что она девственница.

Гастингс хмыкнул.

— Но чем же в таком случае вы занимались с Мартином по ночам в его комнате?

• Предыдущая
• 14/50
• Следующая