Возмездие - Вудс Стюарт - Страница 55

— Давай пробираться туда. Самолет наверняка приземлится там, к тому же это место прямо-таки создано для встреч.

Они пошли потихоньку вдоль поля, огибая его: включать фонарь Скотти и Хауэлл остерегались. Ни людей, ни машин видно не было: все было точно так же, как и в первый момент, когда они только приблизились к полю. Ярдах в тридцати от домика земля, густо засыпанная сосновой хвоей, слегка пошла под уклон.

— Это нам подходит, — пробормотал Хауэлл, прикрывая фонарь ладонью и торопливо обшаривая землю. Это было похоже на препятствие на площадке для гольфа. Дальше начинался резкий спуск. В последних лучах угасающего солнца Хауэлл увидел внизу кроны деревьев и далекое озеро.

— Сосновые иголки будут заглушать наши шаги. Хвоя гораздо лучше листьев. Какие у тебя объективы?

— От полутора до двух с половиной. Но у них малая светосила.

— Мой друг сказал, это неважно. Пленка такая чувствительная, что все будет отчетливо, как днем.

— Хорошо. — Скотти навела фотоаппарат на домик. — Господи, но я почти ничего не вижу! И на фотографиях почти ничего не будет видно. Так… у нас в запасе шесть пленок… у камеры электрический привод… что ж, мы практически заснимем всю эту историю как в кино!

— Остается лишь уповать на Бога, что это произойдет, — пробурчал Хауэлл.

— Они прилетят в половине четвертого, — уверенно заявила Скотти. — Так было в телетайпном сообщении, а я ему верю.

Хауэлл поглядел на свои наручные часы с подсветкой.

— Еще только девять. Долго придется ждать…

Ветер задувал за деревья и вздымал хвойные иголки. Скотти придвинулась поближе к Хауэллу, он обнял ее.

— Завтра, — сказала она, — я отвезу пленки в Атланту, напишу забойную статью, и «Атланта Конститьюшен» заплатит мне столько, сколько еще не получал ни один журналист.

Хауэлл рассмеялся.

— А если они не согласятся?

— Тогда я позвоню в «ЭйПи» или в «ЮПиАй». А может, и шефу филиала «Нью-Йорк Таймс» в Атланте.

Хауэлл однажды и сам так поступил.

— Они пойдут на твои условия, не сомневайся.

— Ты думаешь, эта история может открыть мне дорогу в «Таймс»?

— Может. Хотя, по-моему, тебе лучше вернуться с ней в «Конститъюшен». А после того, как тебе дадут Пулитцеровскую премию, можешь принять и предложение «Таймс».

Скотти ткнула его в бок.

— Эй, я серьезно!

— Господи, неужто я не знаю? — засмеялся Хауэлл. — Надеюсь, все получится по твоему желанию.

— Джонни, а чего ты желаешь? Что ты намерен делать, когда закончишь эту книгу?

Скотти спрашивала так, словно это ее действительно интересовало, и Хауэлл решил ответить.

— Я не знаю, — сказал он. — Но мне кажется, в моей жизни наступил такой момент, когда надо оглянуться и понять, к чему я пришел, а не гоняться без устали за чем-то новым.

— Послушай, на эту тему есть деревенская песенка. Ты можешь ее немножко переделать и послать Уилли Нельсону.

— Ой, замолчи!

— А почему бы тебе не вернуться в «Таймс»? — поинтересовалась Скотти. — Ты же говорил, что один раз оттуда уйти можно.

— Забавно, что ты об этом упомянула. Как раз сегодня я получил от них предложение. Мне предложили поехать в Найроби.

— Ты шутишь? Но это же потрясающе! Ты, конечно, примешь это предложение, да?

— Нет, это ты шутишь! Или тебе неизвестно, что означает Найроби? Это не только равнина Серенгети и заповедники. Мне придется заниматься всем континентом. А это Африка! Другой такой чертовой дыры на всей планете не найдешь. Я буду летать к черту на кулички и обратно на полуразвалившемся самолете сорокалетней давности С-47, за штурвалом будут сидеть недоучки-африканцы, у меня будут постоянные стычки с южноафриканской полицией, мне велят брать интервью у безумных сержантов, которые вдруг начинают управлять государством, смотреть на вспученные животы и заглядывать в жалобные глаза детей, умирающих от голода, давать взятки таможенникам в захолустных аэропортах… выйдя на улицу, всякий раз пробираться сквозь толпы нищих и наконец получить в джунглях пулю в затылок от какого-нибудь капрала, который мнит себя бог знает каким начальством, но читает по складам и не в состоянии понять, что написано в моем журналистском удостоверении. Нет уж, спасибо!

— Эй, да я вижу, ты ужасно заинтересован.

— Заинтересован? А ты знаешь, что эти садисты, наверное, заставят меня учить суахили? Они требуют, чтобы их сотрудники овладевали местными наречиями.

— По-моему, это звучит потрясающе.

— Потому что ты молодая и глупая.

— Я считаю, ты должен согласиться.

— Они лишились бы дара речи, если бы я согласился. Мне предложили это просто для того, чтобы потом сказать: «У тебя был шанс». Нет, я ни за что не поеду в Найроби, и они это знают, — разговор начал Хауэллу надоедать. — Слушай, может быть, ты немного поспишь? Еще долго ничего не случится.

— Угу, — ответила Скотти и придвинулась еще ближе. Через пару мгновений она уже дышала медленно и размеренно.

Хауэлл склонился головой к ее голове и закрыл глаза. Он страшно устал. Найроби!.. Это ж надо такое выдумать! В следующие несколько часов он то и дело заставлял себя встряхнуться и озирался по сторонам, но нигде ничего не происходило. Около полуночи Хауэлл положил спящую Скотти на бок, выпил немного кофе из термоса и съел кусок пирога, положенного в бумажный пакет. А потом сытый и умиротворенный, глубоко заснул.

Звук был знакомым, настолько знакомым, что даже не привлекал внимание. Хауэлл проснулся и попытался сообразить, что же это за звук и откуда он донесся. Автомобильная дверца, вот что это такое! Он услышал, как захлопнулась дверца автомобиля. Затем раздался другой звук — скрежет металла о металл. Хауэлл повернул голову в ту сторону, где он раздавался.

Было совсем темно, однако, при свете звезд Хауэллу удалось разглядеть машину, оставленную возле домика: водитель — Хауэлл видел лишь его большой силуэт — отпирал замок. Проклиная себя за то, что он так долго спал, Хауэлл закрыл Скотти рот ладонью и растолкал ее. Приложив палец к губам, он указал на домик, находившийся от них примерно в тридцати ярдах. Они встали на колени, и Скотти защелкала фотоаппаратом.

— Это Бо? — шепотом спросила она.

— Не знаю. Во всяком случае, это рослый мужчина. Его легко снимать. Только не израсходуй раньше времени всю пленку.

Скотти сделала дюжину или немного больше снимков и остановилась. Мужчина — похоже он был в куртке и бейсбольной шапочке — прислонился к бамперу автомобиля и выжидательно застыл. Хауэлл и Скотти ждали вместе с ним. Светящиеся стрелки часов Хауэлла показывали ровно три.

Так прошло десять минут: потом вдалеке замаячили огни фар, и на дороге, что шла параллельно взлетной полосе, появился огромный грузовик. Он сделал большой круг, подъехал к домику и остановился в нескольких футах от края посадочной площадки, поросшей травой. Это был мебельный фургон, и Хауэллу показалось, что на боку его написано название компании, широко известной по всей стране. Прежде, чем фары погасли, их свет выхватил из темноты Бо Скалли, который пожал руки водителю и какому-то другому мужчине, вылезшим из грузовика.

Все трое сразу же пошли к кузову, открыли двери и выгрузили мебель, примерно полдюжины предметов. Скотти подняла брови, посмотрела на Хауэлла и сделала еще дюжину снимков. В двадцать пять минут четвертого Бо зашел в домик, и через мгновение на поле зажглись огни: маленькие голубые пятнышки тянулись по обе стороны травяной дорожки. Через пару минут после половины четвертого вдали раздался гул, и, подняв голову, Хауэлл увидел два белых огня, приближавшихся к дорожке. Скотти отсняла целиком всю пленку, отдала ее Хауэллу и перезарядила фотоаппарат.

Самолет приземлился на большой скорости, и Хауэлл даже испугался, что он не остановится, а проломит стены хибарки и уткнется в деревья, прямо над их головами. Однако самолет с грохотом затормозил и принялся разворачиваться в самом конце посадочной полосы. Хауэлл с удивлением заметил, что у самолета четыре двигателя, а потом, когда Бо осветил самолет фарами, увидел надпись «Национальная гвардия Джорджии». Хауэлл указал на это Скотти, она кивнула и сфотографировала надпись. От разговоров было мало толку, потому что рев четырех моторов заглушал все остальные звуки. Пропеллеры яростно рассекали воздух, и вокруг Хауэлла и Скотти вздымался вихрь сосновых игл. Затем, когда ветер унес часть хвои — той, что была полегче — картина немного прояснилась.