Король и Шут (СИ) - Туровников Юрий Юрьевич - Страница 46

Теперь эти двое носились по залу, разнося тарелки с горячей закуской и кружки с пенным пивом, и не обижались на окрики «эй, ты!» или «эй, девка!». Гретте приходилось терпеть даже шлепки по заду и делать вид, что ей это нравится. Гензель же получал по заду от одиноких женщин или древних старух, что, хоть и нечасто, но забредали в таверну, и это ему не нравилось, так как некоторые дамы не могли похвастаться красотой.

Когда почтенная публика порядком надралась, в трапезной появились музыканты. Посетители тут же сдвинули столы, освобождая место для артистов. Михась, как обычно, бросил на пол шапку для сбора денег и поздоровался один за всех. Дрон вышел вперед и начал представление. Подвыпившая толпа одобрительно загудела.

Музыканты, прокричав традиционное «хой-хой-хой!», заиграли и запрыгали, вдохновляя зрителей, а Дрон продолжил.

В конце концов, толпа сорвалась в пого, прыгая с такой силой, что едва не проломили полы. Таверна заходила ходуном. К дикой пляске присоединилась и троица, сидевшая в углу и потягивающая пиво. Особенно лихо отплясывала грудастая дама, которой по заду со всего маху приложил ладонью какой-то лысеющий мужик. Он ощерил свой беззубый рот и в пьяном угаре полез целоваться.

— Ты же не откажешь мне, милашка?!

— Конечно нет, дорогой! — прохрипел Даниэль и со всей дури вмазал ему в ухо, да так, что тот смел еще двоих и приземлился где-то под столом, но через мгновение уже вновь стоял на ногах.

— Ах ты е… о… а..! — выругался беззубый, сплевывая кровь. — Получай!

Теперь в сторону отлетел изобретатель. На этом все могло и закончиться, если бы не Михась, который все это увидел. С криком «Бабу бить последнее дело!» он прыгнул на бузотера и стал осыпать его ударами. Друзья бедолаги вступились за своего приятеля, а артисты за своего. И, как только что спел Дрон, начался дебош и хаос. Опять. И только трое не участвовали в драке: Гретта, которая залезла на стол и орала во всю глотку «Дай ему, братец!», Мадлен, считающая убытки, и Мария, так и не бросившая скрипку и продолжившая играть.

Как обычно потасовку прервал отряд гвардейцев. Естественно, шут избежал какого-либо наказания. Писарь под шумок выскочил на улицу, а изобретателя попросту отпустили. Ведь никто и подумать не мог, что под женским платьем скрывается парень, который и начал весь этот бардак.

Ночь выдалась безоблачной. Звезды все разом высыпали на небо, составляя причудливые рисунки. Несколько штук даже сорвались вниз, оставив за собой белесый хвост, вспыхнули и исчезли. Ночную тишину нарушал только далекий вой бродячих собак, да пьяный бубнеж тех, кого повязали стражники.

Забежав в подворотню, Даниэль избавился, наконец, от розочки в волосах и с помощью Прохора стянул платье. Под глазом у него назревал синяк. Мастер потер ушибленное место.

— Душевно погуляли.

— Неплохо, — согласился шут. — Надо будет Йохану деньжат подкинуть на ремонт. Чует мое сердце, разнесут однажды таверну, как пить дать! Ладно. Встречаемся с первыми петухами у тебя, мастер. Фрэд, не проспишь?

— Постараюсь, — ответил тот, заправляя порванную рубаху в штаны и осматривая колет на предмет новых дыр.

— Уж будь любезен. Все, расходимся, — Прохор похлопал друзей по плечам и нырнул во тьму.

Изобретатель и писарь тоже попрощались и побрели каждый в своем направлении.

Часы на главной башне еще не отбили пяти часов, петухи только-только расправили крылья, чтобы возвестить округу о восходе солнца, а по тихим улочкам Броумена с разных концов города уже брели два одиноких путника: один из них был полон энергии и даже насвистывал какую-то веселую мелодию, тогда как второй еле волочил ноги, постоянно зевал, потирал заспанные глаза и что-то бубнил под нос.

Красный диск только-только начал подниматься над горизонтом, добавляя в темные цвета розовых тонов. Посчитав это за начало утра, петухи начали-таки свою песню. Каждой птице досталась своя строка, которую она старалась пропеть лучше и заливистее предыдущего исполнителя.

Шут, шедший к дому мастера с западной стороны, улыбнулся: он любил предрассветные часы, обожал ветер, который еще не успел пропахнуть ароматами кондитерских и парфюмерных лавок. Писарь же, шествующий с восточной окраины, наоборот, нахмурился: ему не нравилась утренняя прохлада и довольные вопли петухов. Спал бы да спал!

Когда два королевских служаки подошли к дому Даниэля, тот уже давно ждал их. Он сидел у входа на сосновой чурке и дымил ароматным табаком, пуская в небо сизые клубы дыма. Над крышей строения, где жил и работал изобретатель, покачивался огромный пузырь, под которым болталась больших размеров плетеная корзина, снабженная пропеллером, тем самым, что смастерил предшественник Даниэля. С корзины до земли свисала веревочная лестница, которая была длинной метров пять, не меньше. Внутренний двор освещался электрическим светом, исходящим из сотни маленьких стеклянных шариков, что были развешены вдоль всего забора.

— Ух ты! — прошептал писарь, увидавший такую красоту. — Был бы я художником, непременно написал бы картину!

— Надеюсь, никто не передумал? — шут поправил на плече лямку большой сумки.

— Чего ты набрал? — поинтересовался Фрэд.

— Провиант. А ты, небось, опять налегке? Кроме книги своей чего-нибудь взял? — заранее зная ответ, спросил Прохор. — Ты есть чего собрался? Почему я должен за тебя думать? Я дурак, мне вообще этим заниматься не положено.

Тут подал голос Даниэль.

— Девочки, не ссорьтесь. Заранее хочу предупредить — я тут главный, поэтому слушаем меня. Пузырь не самоходный, и для его движения следует приложить некую силу, так вот — вращать воротки, которые крутят лопасти, будем по очереди. Фрэд, ты первый, потом я, а уж за мной вы, господин королевский шут. Предугадывая глупые вопросы, отвечу. Нет, специально для этого людей мы брать не будем. Пузырь выдерживает только четверых, а нас и так трое, плюс провизия и дрова.

Писарь вздохнул.

— Жаль…

— Ничего, не переломимся, — сказал шут.