Тяпа, Борька и ракета - Баранова Марта Петровна - Страница 4

• Предыдущая
• 4/30
• Следующая

Он круто повернулся и пошел в лес.

— Портфель забыл! — крикнул из канавы Гена.

Борька не обернулся.

Пришлось Гене идти на поклон к Любке и уговаривать ее отнести портфель своему другу. Любка очень удивилась, увидев растерянным и смущенным гордого изобретателя. Она даже позабыла обидеться.

— Ладно уж, отнесу, — сказала она понимающе. — Только чур — запускать будем вместе.

Гена молча кивнул.

Портфель Любка принесла вечером. Когда она позвонила, вся семья Смеловых бросилась открывать дверь: ждали Тяпу.

Но Тяпа так и не вернулась.

Горько бывает человеку, когда он теряет сразу двух друзей. Каково, проходя мимо старого приятеля, делать равнодушный вид! А еще хуже мысль о том, что второго друга потерял по своей вине.

Знали бы вы, какой это был друг! Их первая встреча произошла на берегу петляющей за пионерским лагерем речки Волгуши. Борька пошел купаться и вернулся с мокрым, дрожащим щенком, завернутым в майку. Сам ли щенок упал в Волгушу или жестокий хозяин бросил его, это было неизвестно. За мягкие, как полотенце, уши и добродушие ребята назвали его Тяпой. Борька боялся, что отцу не понравится беспородный щенок, но Смелов-старший сказал, что дворняжка — самая человеческая собака.

Тяпа подросла, у нее чуть вытянулась морда: видно, кто-то из ее предков был шпиц. Уши заострились и встали, белая шерсть легла мягкими волнами. Красавица, да и только! Собака была очень деликатна: быстро поняла, что на кухне нельзя вертеться у хозяйки под ногами, нельзя приставать к Борьке, когда он сидит у зеленой лампы за книгами. Но, если ей что-то было нужно, она садилась рядом и пристально смотрела в лицо хозяина блестящими темно-карими глазами, добиваясь к себе внимания.

У нее была своя постель и своя чашка в этом доме. Она знала все семейные праздники. Когда почтальон приносил голубой конверт со штампом «Бесплатное солдатское», Тяпа прыгала, носилась с лаем по коридору, и ей не делали замечаний. Все собирались в большой комнате, и Ярослав Иванович, надев очки, читал вслух письмо старшего сына Сергея.

А воскресные дни! Тяпа узнавала их по одной ей ведомым приметам. У них был свой запах, свои звуки, свои привлекательные цвета.

Зимой это были хрустящие, звонкие дни, когда Борькины лыжи, разрывая снежное полотно, скользили навстречу холодному солнцу, а Тяпа забегала вперед и, захлебываясь от радостного визга, каталась в снегу до тех пор, пока лыжи не поравняются с ней. Тогда она вскакивала и бежала, подпрыгивая, рядом с лыжней, заглядывая в лицо хозяину.

Летом пыхтел паровоз или гудела электричка. И Тяпа тихонько лежала под лавкой в шумном вагоне, потом сбегала по дощатой лестнице пригородной станции и, наконец, вырвавшись на свободу, мчалась к еловому лесу, мохнатому и хмурому, как медведица. Здесь она носилась и лаяла, вспугивая белок и птиц, или шныряла в траве, отыскивая Борькин пропавший мяч.

И все понимали ее радость, всем было так же хорошо, свободно, весело.

А как часто на улице или возле школы белый визжащий комок радостно бросался Борьке под ноги! По царапинам, укусам, по выдранному клоку шерсти не трудно было догадаться, какого мужества стоили эти путешествия по опасным улицам, ожидания в чужих подворотнях, где каждую минуту возможна встреча с огромными псами…

Эх, Борька, не пожалел ты Тяпу, а теперь бродишь один по улицам и не замечаешь, что пришла осень!

Солнце светит вовсю, листья хрустят под ногами, а воздух прохладный и пахнет арбузными корками. И не поймешь, что пестрее и ярче: то ли кроны деревьев, то ли фруктовые ларьки, то ли последние цветы на скверах.

Борьку интересовали на улицах одни собаки. Он сделал неожиданное для себя открытие. Все они — белые, темные, рыжие — шагали сегодня на поводках рядом с хозяевами в одном направлении — к парку за трамвайной линией. «Откуда их столько?» — гадал мальчик.

Мимо гордо прошел могучий дог, позванивая золотыми медалями чемпиона. Дога вела полная женщина с соломенной корзинкой — с такой ходят на базар. На почтительном расстоянии от них плелись зеваки, обсуждая каждый мускул четвероногого чуда. Борька так загляделся на дога, что не заметил, как вошел в парк и оказался на собачьей выставке.

Над просторным полем трепыхались бело-зеленые флаги с изображением глухаря и головы лося, над полем повис разноголосый лай. У Борьки разбежались глаза: каких собак тут только не было! Перед судьями, сидевшими за столиками, шагали по кругу на высоких ногах дугообразные русские борзые. Пусти такую в поле — и вытянется она стрелой, помчится, со свистом рассекая воздух, настигнет и зайца, и лисицу, и волка. «Собака-выстрел», — уважительно говорили про знаменитую русскую борзую болельщики и обсуждали родословную каждой из них вплоть до прапрадедушки и прапрабабушки.

Наверное, все болельщики были охотниками. Пока Борька толкался среди них, он стал знатоком собак. Лохматую и коротконогую, которая после борзых казалась как бы соскочившей с ходуль, звали спаниель. Уши у этой низкорослой испанки свисали до земли, а короткий хвост все время качался с неустанностью маятника.

Шли по кругу огненно-красные ирландские сеттеры и мускулистые, как спортсмены, пойнтеры. Трусили похожие на топорики фокстерьеры, чуткие и смелые собаки. И голые черные таксы, которых Борька считал до сих пор бездельниками и уродами, держались с гордым достоинством на кривых, но сильных ногах. Их хозяева представили в судейскую коллегию длинные списки трофеев — барсуков и лисиц, которых злые к зверю таксы вытаскивали прямо из нор или выгоняли под выстрел охотника.

Да, таксы удивили Борьку. А лайки расстроили. У него защемило сердце, когда он увидел белых, пушистых, веселых собак с острыми ушами и крендельками хвостов на спине. Уж очень напоминали лайки пропавшую Тяпу!

— Это всё мелочь, — прервал размышления мальчика старик в старомодном выгоревшем картузе. — Вот в охотничьем павильоне топтыгин стоит — это да! Хочешь, покажу? — И старик потащил Борьку в павильон охотничьего снаряжения.

Там висели на стенах двустволки и длинные ножи, на столах стояли резиновые сапоги, капканы, сумки для дичи, а у входа высилось чучело большого черно-бурого медведя. Вот таким косматым и страшным вылезал он из берлоги на охотника, державшего палец на спусковом крючке.

— Два метра ровно! — объявил с гордостью старик, помахивая клеенчатым сантиметром. — А когти — шесть сантиметров! Размеры! Не то что какая-то собачья мелюзга.

— Но ведь этого медведя поймали собаки, — сказал Борька.

— Медведя убил охотник! — наставительно произнес старик.

— Вот и в табличке написано, — продолжал защищать собачью честь Борька. — «Медведь убит охотником Московского общества Стрельниковым с помощью лаек Звонкой и Дружной под Новгородом».

— Ну, коли написано, то твоя правда, — сдался старик. — Однако ты не тех собак глядел. Вот сторожевые собаки — достойные глaза размеры.

В секторе сторожевых собак любителю исключительного не пришлось воспользоваться сантиметром. Здесь все было в движении. Боксеры с тяжелыми и крепкими, как амбарные замки, челюстями, необычайно легко при всей своей массивности преодолевали полосу препятствий. Они грациозно пробегали по бревну, перемахивали через траншеи, прыгали на высокий забор, подтягивались и соскакивали с высоты двух метров под восторженные крики зрителей.

Неподалеку на отгороженной площадке медленно двигалась фигура в толстом ватнике с длинными рукавами. «Фасс!» — приказала хозяйка с плетеной корзинкой знакомому Борьке догу, и пес величиной с теленка в несколько прыжков настиг «нарушителя», сбил его с ног и в знак победы положил на него тяжелую лапу. Всем стало ясно, что на ошейнике этого дога зазвенит еще одна золотая медаль.

• Предыдущая
• 4/30
• Следующая