Полыновский улей - Власов Александр Ефимович - Страница 43

• Предыдущая
• 43/82
• Следующая

Прикусив губы от боли, разведчик повторил:

— Объясняй, объясняй!..

— Я тебя в Короб сведу — там и с ищейкой не сыщут! Кивун и Сотенная ближе, но они неглубокие. А Короб никто до конца не знает. В седьмой «карман» только я да Ерема ходили.

Смолякову показалось, что от потери крови у него помутилось в голове. Он спросил:

— Это я брежу или ты чушь городишь? Что за коробы и карманы?

— Это пещеры, а не чушь! — обиделся Вася. — Я в них двести разведчиков запрячу, а тебя одного — и подавно!

— Откуда ты взял, что я разведчик?

— Не маленький! — недовольно проворчал Вася. — В деревне всех по тревоге подняли — тебя ищут!..

Как они очутились в седьмом «кармане», Смоляков помнил смутно. Сначала ползли бесконечными оврагами, шли лесом, затем пробирались какими-то узкими ходами и щелями. Темнота была здесь непроглядная, звуки глухие, как в запертой тесной комнате.

Наконец Вася остановился.

— Пришли... Ложись... — услышал Смоляков и будто провалился куда-то в беспросветную мглу.

Очнулся он от холода. Приоткрыл глаза. На каменном выступе горела свеча. Над головой нависал щербатый скалистый потолок. Вася сидел рядом, лил на бледный запрокинутый лоб Смолякова ледяную воду из консервной банки. Увидев, что разведчик пришел в себя, Вася опустил банку, пригладил мокрые волосы и сказал спокойно, будто продолжал только что прерванный разговор:

— Это и есть седьмой «карман». А вся пещера называется Короб. Там рукав был направо — мы его проходили, — он в курган ведет. Там скифы своих воинов хоронили. А налево — «карманы»: мешки каменные. Седьмой — самый дальний: до него от входа с километр будет. Никто не найдет — лабиринт настоящий!

— Как же ты провел меня сюда? — спросил Смоляков. — Без фонаря...

Глаза у Васи загорелись.

— В школе я руководил кружком спелеологов! — с гордостью сказал он. — А Еремка у меня вроде заместителя был!

— Спелеологов? — переспросил Смоляков. — Это что же такое?

— Разведчики пещер! Мы тут все излазили! И скифский курган — это мы отыскали. Даже специальная экспедиция приезжала по нашему вызову. Моему кружку грамоту выдали! Золотом написано: «Пионерам Дебеловской школы — юным спелеологам!» Благодарность от ученых объявили... Мы и еще одну тайну узнали, но разведать не успели — война...

Коснувшись любимой темы, Вася забыл все на свете. Смоляков видел, что мальчик перенесся в мыслях в далекий, довоенный мир. Ему было жаль возвращать Васю к суровой действительности. Он не прерывал его, но и не слушал — обдумывал свое положение, которое казалось ему безвыходным.

Какой толк оттого, что он спрятался? Пусть даже гитлеровцы не разыщут его в этом каменном мешке! Разве это сейчас важно? Долг разведчика — доставить сведения командованию, а не отлеживаться в пещере!

Смоляков пощупал карман, в котором прятал карту. Он не пожалел бы своей жизни, только бы карта попала к своим. Но как это сделать? До передовой семь километров. Десятки патрулей рыщут по дорогам, прочесывают лес, лежат в секретах. Сегодня на этом участке фронта не пройти никому. А завтра? Завтра будет спокойнее, но хватит ли у него сил одолеть эти семь километров? Рана, кажется, неопасна, но... слабость... Проклятая слабость!.. Вот и сейчас в глазах плавают круги...

Смоляков с усилием повернул голову и посмотрел на свечу. Язычок пламени окружало разноцветное кольцо. Оно то суживалось, то расширялось, переливаясь всеми оттенками радуги. Потом кольцо потемнело, надвинулось на огонь и потушило его.

Услышав глухой стон, Вася замолчал.

— Дядя, тебе плохо?

Не услышав ответа, он сдернул с себя курточку, подложил ее под голову Смолякову и заторопился к выходу из «кармана».

Еремка спал на сеновале. Осторожный скрип разбудил его и заставил прислушаться. Раздался шлепок в ладоши — условный сигнал. Это мог быть только Вася. Еремка нащупал рукой легкую стремянку и спустил ее вниз. Вася быстро забрался на сено, лег на теплый Еремин матрас, подтянул приятеля к себе и только тогда сказал:

— Разведчик... раненый! Я его в седьмом «кармане» спрятал... Надо достать еды, лекарства и отнести, пока темно!

— Разведчик! — удивился Еремка. — А как...

— Как-как! — перебил его Вася. — Ясно — через фронт! Чуть не поймали его... Еду, еду давай и лекарство! Живо!

— Еду достану, а лекарство... У нас только от мух какая-то дрянь есть. Надо к Любке бежать!

Они замолчали: Вася думал, а Еремка ждал, готовый выполнить любой приказ.

— Значит, так! — произнес Вася. — Ты заберешь еду, какую только сможешь, и дуй в Короб. Жди меня в пятом «кармане». В седьмой не суйся: он тебя не знает — испугается, а то и пристрелит! А я сбегаю к Любке и тоже туда, в пятый. Там встретимся. Осторожно — на улицах патрули!

Зашуршало сено, скрипнула дверь. Сарай опустел.

Еремка вспомнил про Любу не случайно. Это была единственная девочка, которая когда-то участвовала во всех походах юных спелеологов. Путешествие по пещерам — дело опасное. Люба выполняла обязанности врача. Она всегда брала с собой санитарную сумку и первая оказывала помощь пострадавшим: накладывала пластырь на «шишки», набитые в узких проходах подземелий, забинтовывала разбитые, исцарапанные руки и ноги.

Любу разбудило легкое постукивание. Кровать ее стояла на чердаке рядом с кирпичным стояком дымохода. Давно бездействовал этот тайный сигнал. В дымоход была спущена на проволоке гиря. Если дернуть снаружи за прут громоотвода, гиря начинала раскачиваться и постукивала о кирпичи: тук-тук, тук-тук! «Вставай! Выходи!» — требовал сигнал.

Люба накинула платье, спустилась во двор.

Вася встретил ее вопросом:

— Сумка цела?

— Кого ранили? — испугалась девочка.

— Кого — не важно! — отрезал Вася. — Ты бы лучше спросила, как ранили, и сказала, чем надо лечить. Вот слушай: пуля попала в спину, но не прямо, а вскользь: как ножом по лопаткам чирканула. Что нужно делать?

— Что нужно, ты сделать не сможешь! — ответила Люба. — Я сейчас захвачу сумку, и ты поведешь меня к раненому. И не спорь.

Но Вася заспорил. Он боялся, что вдвоем они не смогут незаметно пройти по деревне.

— Сами попадемся и разведчика погубим! — выпалил он.

— Разведчика?.. Настоящего? — девочка даже поперхнулась от волнения. — Нашего? Советского?

— Японского! — огрызнулся Вася.

— Где же он?

— В надежном месте! Я сам его спрятал...

— Знаю! Раз ты, — значит, в Коробе! Можешь теперь и не вести меня — сама найду!

Люба нырнула в темный коровник. Пока она ходила за санитарной сумкой, Вася решил взять ее с собой. Что сделаешь с этой упрямой девчонкой! Она еще и в самом деле одна пойдет в пещеру!..

Когда трое пионеров подошли к седьмому «карману», свеча, освещавшая каменный мешок, уже догорела. Раненый бредил.

Командование перешло к Любе.

— Ребята! Свету — и побольше! — приказала она.

Вася вытащил из ниши связку свечей, оставленных здесь летом 1941 года, запалил сразу три штуки, расставил их над разведчиком.

— Ерик, а ты будешь мне помогать, — продолжала Люба, раскрывая сумку. — Руки чистые? На-ка, оботри... Спирту нет, это валерьянка, но она на спирту.

Еремка послушно плеснул из пузырька в ладонь пахучую жидкость.

Раненый лежал на животе, разбросав ноги. Левая рука беспокойно металась по земле, а неподвижная правая сжимала автомат. Разведчик хрипло лепетал что-то бессвязное.

— Возьмите автомат! — сказала Люба. — Выстрелит еще в бреду...

Вася попробовал разжать задубевшие пальцы раненого, но они намертво вцепились в шейку приклада. Пришлось вынуть диск с патронами.

Еремка потихоньку закатал гимнастерку. Обнажились пропитанные кровью бинты. Когда Люба сняла их и принялась промывать длинную рану, разведчик застонал.

— А кость-то задета, — произнесла девочка. — Левая лопатка...

— Не задета! — громко и внятно возразил разведчик. — Пустая царапина, товарищ капитан! Разрешите доложить...

• Предыдущая
• 43/82
• Следующая