Полыновский улей - Власов Александр Ефимович - Страница 59

• Предыдущая
• 59/82
• Следующая

Вот тут Матвей Строев и назвал сына непутевым. Бросив обидное словечко, отец сам побежал в лес за Краснушкой. А словцо вцепилось в парня и все чаще и чаще напоминало о себе.

Осенью колхозники семьями выходили на приусадебные участки копать картошку. А Паша опять делал не так, как все. В деревне жили две одинокие старушки. Он часто помогал им.

— И верно! — вздыхая, приговаривала мать. — Непутевый ты какой-то!

Старухи отблагодарили Пашу — дали несколько царских серебряных рублей. Он был страстный коллекционер и не смог отказаться от такого подарка.

Коллекционирование — как оспа: один заболел — другим не миновать. Вскоре все деревенские ребята стали собирать старинные монеты. Но о такой коллекции, как у Паши, можно было только вздыхать. Мальчишки завидовали ему и часто приходили смотреть рубли, большие медные копейки и денги[3] петровских времен с непонятными церковнославянскими буквами вместо года выпуска.

Паша недолго оставался хозяином богатой коллекции. Вскоре произошел случай, после которого за ним окончательно закрепилось прозвище Непутевый.

Заболел воспалением легких один из его сверстников Пришел Паша к нему, посмотрел на пышущее жаром лицо товарища, тихо спросил:

— Чего бы ты хотел, чтобы я тебе сделал?

— Дай мне твою коллекцию! — попросил больной.

Паша мигом сбегал за монетами, вернулся и с радостью рассыпал медные и серебряные кружки на одеяле перед самым носом товарища.

— На! Только поправляйся!..

Алексей Александрович выслушал рассказы, частично известные ему по пяти сочинениям, и долго молчал. Да и ученики притихли. Они впервые вспомнили все, что знали о Строеве. Каждый факт в отдельности казался им когда-то непонятным, вызывающим усмешку: экий, мол, парень-недотепа! А теперь почему-то никому не было смешно слушать и вспоминать разные истории про Пашку Непутевого. Наоборот, собранные вместе факты поразили их.

Пашу еще в начале учебного года выбрали в совет отряда. Но об этом уже успели забыть, потому что работал он тихо, незаметно, хотя и больше других пионеров. Когда распределяли нагрузки, Паше поручили заботу о почте.

Доставка писем и газет не входила в обязанности пионерского отряда. В колхозе был почтальон. За эту работу ему дополнительно начисляли пятнадцать трудодней в месяц. Но трудодни оплачивались плохо, и почтальон с превеликим удовольствием отделался бы от этой обязанности. Случай представился: почтальон заболел. Правление колхоза долго искало замену, а потом обратилось за помощью к пионерам.

Дело это хлопотное. Надо было каждый день ходить за четыре километра в почтовое отделение, возвращаться и разносить колхозникам письма, переводы, газеты.

Пионеры стали думать, кому поручить такую нагрузку, и придумали: Непутевому Пашке — он не откажется. Ему, как члену совета, полагалось составить переходящий график и следить, чтобы пионеры по очереди заменяли почтальона. Он так и сделал. Но график часто нарушался: у одного нога «разболелась» как раз в тот день, когда пришла его очередь, у другого открылся «скоропостижный насморк», третий «забыл» о своей обязанности.

Паша не ругался, не грозил «вытащить» симулянтов и страдающих слабой памятью на совет отряда. Он заменял их — сам ходил на почту и доставлял корреспонденцию.

Через месяц график перестал существовать, а Паша превратился в постоянного почтальона.

После разбора сочинений на тему «Мой друг» ребята вспомнили и этот факт. А на другой день председатель совета отряда Вася Щекин объявил, что после уроков будет пионерский сбор.

Слушали отчет Строева о выполнении возложенной на него нагрузки. Паша говорил недолго и нескладно. О чем говорить? Все просто, буднично... Ну, ходил на почту... Ну, разносил письма... Продавал марки... Раз десять притащил на спине посылки... Восемь легких, а с двумя пришлось попотеть... Вот и все!

Но у ребят уже открылись глаза. Они представляли, что скрывается за скупыми словами Паши. Когда он закончил говорить, Щекин так подытожил его отчет:

— Будем разбираться с цифрами в руках! Четыре километра туда, четыре обратно, километр по деревне. Всего девять. Шесть месяцев в среднем по тридцать дней — сто восемьдесят. Помножим на девять — тысяча шестьсот двадцать километров! Их прошел Павел Строев, выполняя пионерское задание!.. Предлагаю вынести Паше Непу... Паше Строеву благодарность!..

Пионеры долго хлопали в ладоши. Так же одобрительно приняли они предложение Васи Щекина — сообщить в правление колхоза, что задание выполнено, что почтальон поправился и что пионеры просят снять с них нагрузку.

Неожиданно с возражением выступил Паша. На этот раз он говорил лучше.

— А зачем снимать нагрузку? Мы уже привыкли к ней. В колхозе и так весь народ занят... И потом я один могу продолжать: колхоз-то наш! Какая это нагрузка? Это работа для колхоза. И я еще вот что хотел предложить... Вспомните, как плохо у нас с выгоном! Коров гоняют по лесу чуть не за десять километров. Им и поесть некогда... А трава под боком стоит и вода рядом...

— Где? — крикнул Свахин.

— На острове! На Кленовике! — ответил Паша.

— Ты что, коров на лодке туда возить хочешь?

— Не на лодке... Я брод знаю. Там только в трех местах навозить песку — и коровы пройдут свободно...

Уже темнело, когда закончился сбор. Пионеры составили график почтальонов и решили завтра осмотреть и озеро, и остров, и Пашкин брод.

Шумной толпой высыпали ребята из класса. В коридоре они встретились с Алексеем Александровичем, окружили его и вместе вышли на улицу.

От школы к дороге были настланы мостки. Каблуки гулко затопали по доскам. Вдруг впереди грохнуло: кто-то упал. Его подхватили, подняли и со смехом побежали дальше. Еще один зацепился носком за доску и крикнул:

— Алексей Саныч! Осторожно!

Подойдя к опасному месту, учитель перешагнул задравшуюся кверху доску и подумал: «Надо завтра же сказать завхозу, чтобы приколотил». Алексей Александрович пошел дальше, но его остановил негромкий стук, раздавшийся сзади. Учитель обернулся. Над доской склонился Паша. В руках у него был камень. Паша вколачивал гвоздь...

Ширина озера Степанец достигала трех километров. Ближе к южному берегу зеленел молодой листвой остров Кленовик.

Паша привел отряд к тому месту, где между островом и берегом озера было метров сто пятьдесят. Берег здесь врезался в воду узким полуостровом. А со стороны Кленовика вдавался в озеро зеленый язычок. Остров будто поддразнивал этим язычком: «И близко, а попробуй — достань!»

У берега, зарывшись тупыми носами в мелкий чистый песок, стояли ройки — два утлых челна, соединенных поперечными перекладинами. Паша указал на них Алексею Александровичу.

— Вы на ройках с девчатами, а мы — вброд! Хорошо?

— Как прикажешь! — шутливо ответил учитель. — Ты сегодня хозяин!

Алексей Александрович стал спихивать ройки в воду, а Паша объяснил ребятам, как надо идти по броду.

— Впереди пойду я, на меня и равняйтесь. А потом вот еще примета: брод — он ровный, как стрела. Когда идешь, не виляй: иди прямо вон на тот однобокий кленок. Справа он голый. Видите?

Воду в мае не назовешь теплой. Но Паша первый разделся до трусов, вошел в озеро и крикнул:

— Как парное молоко!

Он боялся, что от холодной воды у ребят погаснет вчерашний энтузиазм. Но он ошибся. Вслед за ним в озеро полезли Петухов и Кукушкин. Ежась и громко гогоча, чтобы разогнать свой страх, спустился с берега Вася Щекин. Он не умел плавать, но председатель совета отряда не мог не участвовать в таком мероприятии. Только Митяй Свахин улегся поудобнее на пригретом солнцем песке, подсунул под бок чью-то одежонку и приготовился наблюдать за ребятами.

Никто не заметил, что Свахин остался на берегу. Было не до него. Перегруженные ройки плыли медленно. А мальчишки, стараясь не брызгать, осторожно брели за Пашей.

• Предыдущая
• 59/82
• Следующая