Царь Федор. Трилогия - Злотников Роман Валерьевич - Страница 53
- Предыдущая
- 53/237
- Следующая
— Звал, государь?
Я обернулся. В дверях, выжидающе глядя на меня, стоял думный дьяк Иван Тимофеев сын Семенов. После того как из Кремля исчез Семен Ефимьев (ну его понять можно — сначала предал семью царя, а затем уже его противников), что произошло как раз в тот день, когда Хлопок сумел вытащить Митрофана из романовских застенков, я решил как следует прошерстить всех московских дьяков, большую часть которых я вроде бы знал лично. Но так, шапочно, в качестве «дядей, добрых с юным царевичем». Мне же требовалось знать всю их подноготную, связи, привычки, наклонности, потому что, как ни крути, именно они составляли хоть и крайне куцую, но все-таки единственную из имеющихся вертикалей власти Русского государства. Другой (хотелось надеяться, лишь пока) в природе не существовало. И где-то через полгода, поскольку как раз в тот период моя служба наушников оказалась серьезно ослабленной вследствие того, что существенную часть ее персонала пришлось спасать вывозом в Белкино, мне на стол легла пачка досье, где содержалась информация приблизительно на двести человек. Из них только сорок являлись дьяками, остальные — друзьями, сродственниками, покровителями, клиентами и так далее… Но едва я успел начать изучение досье, как умер отец, и события понеслись как пришпоренные. Так что руки до досье дошли только около месяца назад.
— Да, проходи, садись.
Дьяк быстро, но не без достоинства вошел в мой рабочий кабинет и сел на лавку, что стояла сбоку от стола. После смерти батюшки я провел ревизию помещений и, отдав наиболее почетные из них матушке… больше в качестве откупа за то, что так и не последовал основной части ее пожеланий, выбрал себе вот эту «горенку рабочую», которая превышала отцовскую по площади раза в три. Но вовсе не из-за вдруг взыгравшего самомнения, а просто потому, что у меня уже скопилось куда больше необходимой мне для работы документации, чем у отца. Я уже сделал заказ в цареву мастерскую палату на изготовление «шкапов железных бронных, вельми высоких для всякого бумажного и иных вещей сохранения», пока же довольствовался запираемыми сундуками и усиленным ночным караулом моего холопского полка.
Я вернулся за стол и сел в кресло, уставив на дьяка внимательный взгляд. Согласно его досье, это был один из наиболее образованных и думающих людей этого времени, к тому же со способностью оформлять свои мысли на бумаге. А кроме того, что во все времена встречается неоправданно редко, честный и добросовестный. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга, я испытующе, а он спокойно, как всегда смотрит человек с чистой совестью. А затем я начал:
— Есть у меня к тебе дело, Иван Тимофеевич… — Подобное наименование, по имени-отчеству, его явно удивило. Он даже эдак подобрался весь… Я же между тем продолжил: — И поручить его никому, кроме тебя, я не могу. — Я сделал паузу.
Иван терпел-терпел и, все ж таки не выдержав, спросил:
— Что за дело, государь? Сказывай, все исполню со всем тщанием.
— На то у меня и надежда, — кивнул я. — А дело вот какое. Хочу я наше государство в больший порядок привести. Вот как ты видишь, доколь пределы царской власти простираются?
Дьяк слегка опешил. Вот вопросец-то… да тут и головы можно лишиться. Куда ни кинь — всюду клин. Я же молча ждал. Иван Тимофеев сын Семенов помялся, но ответить решил осторожно.
— Так ведь… до самых дальних украин земли Русской, государь. Как же иначе-то?
— Ой вертишь, дьяк, — покачал я головой, — а я ж тебя за то избрал, что многие меня заверяли, будто ты разумом шибко умен и многое ведаешь, что другим недоступно.
Дьяк насупился:
— Не понимаю я, о чем ты спрашиваешь, государь. Ибо все так, как я сказал. Нет и пока не было на Руси государя, о котором даже в юности… уж прости, государь, но что ты юн годами, то чистая правда… так вот, даже в юности такие легенды и сказки сказывали. Ибо рази ты не слыхал, какие песни о тебе в народе поют, о «Государе, собой и войско, и страну от колдуна поганого заслонившем»?
Это — да. Пели. Да еще туча очевидцев рассказывала, как гремел гром и сверкали молнии во время нашего поединка. Как бились в небесах над нами небесные вои во главе с самим святым Георгием с ратью черной несчетной. И как снизошла в сиянии ко мне сама Богородица… ну и много всего такого прочего.
— Это-то я ведаю… — усмехнулся я, — да только неужто ты сам не видишь, что царева власть кончается сразу за дверями приказной избы? А далее бояре и воеводы все по своему разумению вертят. Ибо нет над ними никакого пригляда и закона.
Дьяк задумался. Под таким углом он, похоже, ситуацию не рассматривал. Ибо то, как все устроено в Московском государстве, казалось ему привычным, естественным и единственно возможным.
— Может, так оно и есть, государь, — осторожно ответил он мне, — я того пока не ведаю, ибо ведать можно, только если над тем хорошенько подумать, а я пока над сим и не думал николи. Да и как оно может быть по-другому устроено, я тако же нигде не видел.
— О том и речь, — согласно кивнул я. — И вот поэтому я хочу, чтобы ты проехал по разным иноземным государствам и посмотрел бы, как оно там все устроено. А затем доложил мне, что и как у нас сделать надо, чтобы все царевы повеления, во-первых, большую пользу приносили, а во-вторых, исполнялись не токмо с гораздо большим рвением, а еще и с умом. Понимаешь, о чем я?
— Да, государь, — кивнул дьяк.
А что тут было не понять? Временами ретивые воеводы так исполняли царевы повеления, что после этого казалось, что по управляемым ими городам и уездам будто Мамай прошелся. И хрен разберешь, то ли специально все так устроили, чтобы свое собственное кормление прикрыть, то ли просто дурни. Я уже успел прочитать несколько слезных докладов, отправленных теми, кто стал на воеводство после таких горе-управителей… Впрочем, я больше склонялся к варианту, что все-таки прикрывали свои делишки, но при существующей системе управления, при которой полностью отсутствовали любые системы контроля — от прокуратуры до независимых от воеводы налоговых органов и судопроизводства, это было настолько обыденным делом, что даже расследования явных злоупотреблений проводились от случая к случаю. То есть все как в классическом анекдоте про Штирлица, прямо на глазах у всех вытаскивающего секретные документы из сейфа Гитлера: «Кто это такой наглый? — А, это русский разведчик Штирлиц. — Так если знаете, чего же не арестовываете? — Да бесполезно, все равно выкрутится…»
— Так вот, Иван Тимофеевич, — я достал из шкатулки уже подписанный указ, — сим предписывается тебе набрать себе помощников числом сколько надобно и всю зиму готовиться к путешествию — с иноземцами разговаривать, доклады в Посольском приказе читать, людишек, что отберешь, языкам и иному учить. А к Пасхе представишь мне свои соображения о том, куда вначале, а куда затем думаешь направиться. Стран, кои должен посетить, можешь мне предложить не менее пяти, но не более осьми, жить со своими людишками в каждой можешь год, на полном казенном коште. Но не просто жить, а работать — людей, что государством управляют, расспрашивать, по стране ездить, с сим делом знакомясь, приискать возможность всякие письма и документы по сему управлению прочитать и на заметку взять, в судах тех земель побывать и как там дела ведутся, изведать. Жалованье же, что тебе здесь положено, будет полностью твоей семье отправляться, о том можешь не беспокоиться. Ну а по возвращении — представишь мне свои соображения. Понял меня?
Дьяк не отрываясь смотрел на меня. Нет, Митрофановы ребята молодцы, молодцы… Вот ведь стервецы — сумели не только информацию собрать, но и, почитай, в голову человеку залезть. Я же только что предложил дьяку, считай, исполнение его самой заветной мечты…
— Да, государь, — дрогнувшим голосом отозвался дьяк и, внезапно вскочив с лавки, шагнул ко мне и, ухватив мою руку, приник к ней губами. — Да, государь, можешь не сомневаться! Ночей спать не буду, а все исполню, как ты велишь.
Я усмехнулся:
— А вот тут ты неправ, Иван Тимофеевич. Ночами спать надобно, потому как ты мне потом будешь очень нужен для того, чтобы все, что я из твоих предложений решу принять, в жизнь воплотить. Потому-то я тебе и даю волю набирать людишек сколько надобно, что ты с ними не только узнавать и изучать все будешь, но и затем в жизнь воплощать. И мне за сие головой ответишь. О том помни. Потому дельных бери, а не сродственников каких или по приятельству близких, и всегда за ними следи, особливо во время вашей поездки. А ежели увидишь, что они из твоего доверия вышли, — гони взашей. Понятно?
- Предыдущая
- 53/237
- Следующая
