Царь Федор. Трилогия - Злотников Роман Валерьевич - Страница 59

• Предыдущая
• 59/237
• Следующая

— Эх, славно грянули, — одобрительно отозвался сотский. — Видать, обоими приказами разом. Ой как басурманам тяжко пришлось…

И все невольно заулыбались, представив, как оно там пришлось басурманам, и забыв, что против накатывающей толпы крымчаков в гуляй-городе засело всего, если считать с пушкарями, около двух тысяч человек.

Этот приступ тоже отбили. Еще раз пять рявкали пушки, причем били, судя по звуку, картечью, и раз пятнадцать били пищали. Судя по всему, на помощь казакам гуляй-города большой елецкий воевода князь Андрей Телятевский вывел еще стрельцов — видно, из бастионов дальней от ворот стены. А затем, все так же завывая, крымчаки побежали обратно. Стрельцы успели дать по ним еще один останний залп, а потом замолчали.

— Ну теперь-то отбились? — с надеждой сказал Бузыка.

Но Тимофей знал, что не отбились. Потому как не уйдет от Ельца крымский хан, пока не получит цареву казну или окончательно не убедится, что ее тут отродясь не бывало. Вот только убедиться в этом он мог, только войдя внутрь крепостных стен.

— Да откуда ж отбились-то? — удивился сотский. — Неужто ты думаешь, что все крымско войско на гуляй-город полезло? Тогда б точно наши не отбились. Это они еще так, щупают. Вот следующий раз настоящий приступ будет…

Но до вечера никакого приступа не было. То ли хан свои дальние тьмы к Ельцу стягивал, то ли еще что такое было, да только остаток дня и вечер прошли спокойно. Ночью же вовсю жгли костры и потихоньку часа за три поменяли стрелецкие приказы в гуляй-городе. Тех побило не сильно, всего около полусотни убитыми потеряли и втрое больше ранетыми, из коих едва не половина к огненному бою были вполне способны. В татарском стане, который хорошо было видно со стены, также разложили костры, и было их такое великое множество, что многие, на это зрелище глядючи, истово крестились и бормотали:

— Пронеси, Господи…

А вот с утра крымчаки полезли густо.

Сначала к гуляй-городу подлетели конные тысячи, и на русских обрушился ливень из стрел. Глухо ухнули пушки, а затем и еще, уже со стен, потом грянул слитный пищальный залп, затрещали пищали стрельцов, что сидели в стенах по обеим сторонам воротных башен, падали всадники, ржали раненые кони, но крымчаки вертели и вертели свою смертоносную карусель, не давая пушкарям снова зарядить пушки, а стрельцам высунуться из-за прикрытия гуляй-города. Потом с диким ревом в атаку бросились спешенные татары.

— Эх ты как лезуть! — обеспокоенно пробормотал сотский. — Ну держись, робяты, чую, скоро и до нас с вами очередь дойдет.

— Эх, скорей бы, — с дрожью в голосе, явно не соответствующей грозному смыслу слов, отозвался неугомонный Бузыка, — уж мы-то их ужо…

Снова грохнул дружный ружейный залп, а чуть погодя за ним и пушечный. Когда конные татары оттянулись в стороны, давая проход своим пешцам, пушкари вылезли из-под телег, под которыми они схоронились от татарских стрел, и сноровисто занялись пушками. Но темп пушечной стрельбы заметно упал, потому как все одно многих пушкарей успело побить стрелами.

— Ломят, ой ломят наших… — напряженно комментировал ситуацию сотский. — Ужо через гуляй-город перелезли. Стрельцы их в бердыши встречают.

— Да что ж они ждут-то? — нервно спросил Бузыка. — Тикать же пора!

Всем было известно, что стрельцы, оборонявшиеся в гуляй-городе, должны были по сигналу оттянуться в крепость и схорониться внутри стеновых бастионов.

— Куды тикать? — оборвал его сотский. — Али сигнал слышал?

В этот момент снова послышался слитный залп. Похоже, стрельцы последний раз разрядили в упор свои пищали, прежде чем пойти в бердыши. Но сразу после этого над крепостью послышался звонкий удар сигнального колокола.

— Эвон сигнал-то! — вскричал Бузыка, но на него уже никто не обращал внимания.

И тут раздался грохот пушек, после чего сотский отпрянул от бойницы и развернулся к ним.

— А ну, робяты, — спокойно приказал он, — по местам все. Сейчас внутрь полезут. Уже гуляй-город растаскивают…

А Тимофей в этот момент удивленно пялился через свою бойницу, обращенную во внутренний двор, на странную картину. Воины царева холопского полка, охранявшие ту самую телегу, о которой он спрашивал у дядьки Панкрата, сейчас сноровисто скинули укрывавшую ее дерюгу и, достав из нее тугие кожаные кошели, раскидывали их прямо у фальшивой двери дальней домины, предварительно вспоров нескольким из них бока, отчего из кошелей посыпалась мелкая серебряная чешуя. Так вот что было в той телеге… серебро. Тимофей ухмыльнулся. Ну теперь держись, за энтим-то крымчаки точно всем войском внутрь попрутся…

Спустя пару минут рев прорвавшихся в ворота крымчаков ударил по ушам. Тимофей сноровисто вскинул заряженную пищаль, добавил на полку пороховой мякоти из рога и закрепил фитиль.

— По мурзам бей, помнишь? — послышался над ухом голос сотского, но Тимофей не стал отвечать, только коротко кивнул…

Стрельцы ударили по ворвавшимся крымчакам вразнобой, но грохот почти пятнадцати тысяч пищалей был таким, что в отдельные мгновения создавалось впечатление, будто бьют залпами. Крымчаки ошарашенно притормозили, завертели головами, недоуменно оглядываясь — что же это случилось со вполне привычным им русским городом? Но тут кто-то из вырвавшихся вперед заметил рассыпанное серебро и… Вся притормозившая толпа, взревев так, что в дальних, расположенных в паре верст от города перелесках сорвало с ветвей тучу птиц, ринулась к открывшемуся их взглядам богатству. Да и то, не пожалел царь-батюшка своей казны-то. Вокруг дальней домины было рассыпано серебра как бы не на тысячу рублей с лишком[47].

Хан Крыма Газы II Герай, наблюдавший за битвой с невысокого холма, что был в полуверсте от ворот и чуть в стороне, услышав этот вопль, нервно дернулся:

— Что там такое?

— Возможно, о великий султан[48], твои воины добрались до казны царя урусов, — предположил один из его ближних мурз.

Газы Герай ощерил зубы в довольной усмешке:

— Хорошо!

В крымском войске был установлен жесткий порядок грабежа и дележа добычи. Так что хан не сомневался, что получит свою законную долю. Но этот же вопль услышали и остальные мурзы, чьи конные тумены сейчас рассыпались по округе, жестко блокируя осажденную крепость урусов. И поняли они его точно так же. Ибо слухи о том, что в Ельце находится вся казна царя урусов, уже широко разошлись по всему войску. И они, похоже, решили, что если грабеж произойдет без их участия, то сие будет считаться самой большой несправедливостью на свете. Потому что хан-то свою долю получит, а вот они… Поэтому конные сотни начали поспешно разворачиваться и, яростно нахлестывая коней, ринулись в призывно зияющий проем сожженных ворот, доступ к которым уже не преграждали частью поваленные, а частью оттащенные в сторону, так что получился этакий широкий, сужающийся к воротам проход, щиты гуляй-города.

— Что? Куда?! А, дети свиньи и собаки!!! — яростно завизжал Газы Герай.

Это было… немыслимо! Чтобы татарские сотни оставили отведенную им позицию и бросились грабить! Это ж не какие-то там европейские собаки — немцы, венецианцы, испанцы, поляки, да за такое в татарском войске немедленно следовала смертная казнь! Но слишком часто за последние годы мурзы сами ходили в набеги, подспудно привыкнув к тому, что они отдают команды и решают, что и когда делать, и слишком жирной была добыча. Царская казна! Добыча всех добыч!!! Хан-то свое получит в любом случае, а вот те, кому серебро не попадет в их собственные руки, скорее всего, вообще пролетят мимо своей доли. Они-то не хан, с ними никто делиться не восхочет. А ведь серебро это… это серебро, клянусь Аллахом!

— Это мое серебро!!! — яростно завизжал хан и, огрев плеткой своего роскошного белоснежного араба, ринулся вперед, дабы оградить свою законную добычу от своих алчных и забывших о всякой дисциплине подданных, увлекая за собой весь свой отборный отряд лучших нукеров.

• Предыдущая
• 59/237
• Следующая