Царь Федор. Трилогия - Злотников Роман Валерьевич - Страница 68

• Предыдущая
• 68/237
• Следующая

Меня не поняли. Я объяснил еще раз, подробно: один человек — одна операция. Один отмеряет порох, один засыпает его в ствол, один уплотняет заряд, один загоняет пыж, один закатывает ядро, еще один загоняет второй пыж, один все это время наводит орудие, а по окончании уточняет наводку и подпаливает заряд. Все понятно?

Нет, сказали мне, так нельзя. Почему?! Да рази ж можно дозволить мужику, ты вдумайся, царь-батюшка, мужику(!) и к орудию прикасаться? Да он же все напортит, не туда выстрелит и пушку всенепременно угробит. Да и не по правилам это, наши деды и отцы… А вот эту песню я оборвал сразу и жестко. Медведей учат под сопелки танцевать, собак командам повиноваться, а тут — люди. Так что — отобрать наиболее толковых, научить, выдрессировать и показать мне. А кому не нравится — так я в пушкарях никого насильно не держу, пожалте в черносошные крестьяне. Все понятно?

Пушкари угрюмо сказали мне «да» и пошли к своим пушкам. Но я знал, что на этом дело не кончится. Народ здесь был упрямый, традициям приверженный, и пушкари скорее взорвут пару пушек, чем сделают наперекор тому, как привыкли. Причем не из предательства, а типа — ну раз царь-батюшка слов разумных не слышит и дело такое гибельное затевает, хоть эдак ему покажем, что так делать не след. Поэтому на следующий день я приказал прекратить пальбу из пушек, лично приперся на одну из батарей и, отобрав десяток пушкарей, которых счел наименее сопротивляющимися моим нововведениям, сформировал из них полноценный артиллерийский расчет.

Когда к концу дня длинная осадная гаубица среднего наряда сумела сделать за час шесть выстрелов, что вчетверо превысило ее штатную скорострельность, посыпалась туча возражений от «так то ж пушкари» до «рази ж можно так часто палить, государь, так до вечера пушки ж разорветь». Я молча выслушал все вопли и спокойно ответил, что палить я от них требую только так. Потому что ждать дни, пока они пробьют стену, — не собираюсь. Все должно быть сделано быстро. Ибо если мы начнем канонаду и крымчаки поймут, что дело плохо, через пару дней гарнизон крепости может удвоиться или утроиться. А если канонада затянется на неделю, то за этот срок собранные со всего Крыма рабочие выстроят в паре шагов от разрушенной новую стену.

Пушкари разошлись все так же сумрачные, но уже не столь набыченные, как прошлым вечером. А на следующий день заявились ко мне и сказали, что сделают, как государь повелел. Только, чтобы сразу крымчака не настораживать, начнут тренировать расчеты по одному. Сначала, мол, собьют первый, и одним расчетом будут попеременно стрелять из всех пушек батареи, затем так же второй, потом третий, и так до тех пор, пока на все пушки не окажется по подготовленному расчету. И еще, царь-батюшка, ты извини, столько много народу для малых пушек не надобно — загонять оба пыжа может один и тот же человек, да и отмерять пороховой заряд будет тот же человек, что наводит и стреляет. Так оно будет по справедливости, потому как ежели пушку разорвет и его покалечит — так его самого и вина будет. А от меня требовалось доставить к Перекопу еще бочек сорок уксуса[52], поскольку того, что взяли, для такой шибкой стрельбы явно недостаточно. Эти предложения я принял без возражений, сразу же распорядившись послать людей к одному из своих самых толковых сродственников окольничему Ивану Годунову, сидевшему в Черкасске и ведавшему, так сказать, всем тылом моей армии, с требованием прислать мне сорок бочек уксуса. К тому моменту, когда ров оказался достаточно засыпан, что обошлось нам всего в полторы сотни убитых, на все двести орудий большого и среднего наряда, которые нам удалось доволочь до Перекопа, у меня уже были подготовлены полные расчеты, включавшие в себя от двенадцати, для совсем уж больших пушек с ядрами весом в шестьдесят и более фунтов, до семи человек. Пора было приступать к решительным действиям.

С рассвета двадцать шестого июня все подготовленные расчеты наконец-то заняли места у своих орудий и начали канонаду, которая продолжалась весь день. К вечеру в стенах Ор-Капу образовалось три небольших бреши, однако добраться до них без лестниц было невозможно. Кроме того, за день мы потеряли одиннадцать орудий — их просто разорвало на позициях. За это же время были практически полностью подавлены вражеские пушки на стенах и башнях. Когда стемнело, Телятевский, опасавшийся вылазки, велел изготовиться напротив ворот стрельцам и шести тысячам поместного войска. Однако, похоже, эти приготовления не остались незамеченными крымчаками, и они на вылазку не полезли.

На следующий день с рассветом пушкари возобновили канонаду, а ближе к полудню, когда стало ясно, что бреши разбиты почти до земли, Телятевский послал в апроши казаков и стрельцов, велев им готовиться к атаке. По всему выходило, что сегодня решающий день. Ор-бей крепости, устрашенный вчерашним обстрелом, должен был уже, если он, конечно, не полный идиот, послать в Бахчисарай за помощью. А скорее всего, помощь была намного ближе. Я бы на месте хана Тохтамыша уже собрал полевую армию и подтянул ее на расстояние не далее одного дневного перехода от Перекопа. Все-таки рядом с Перекопом имелись некоторые трудности в снабжении многочисленного войска, в первую очередь питьевой водой… Так что, вполне возможно, если мы до вечера не захватим Ор-Капу, уже к ночи тут будет сам Тохтамыш Герай. Еще через час, когда обрушился большой участок стены между двумя старыми брешами, я дал команду начинать штурм.

Казаки и стрельцы с ревом бросились в огромный пролом. Пушки дали еще один залп, задрав прицел, чтобы не зацепить своих, после чего замолчали. Весь огромный пролом, через который лезло в крепость наше пешее войско, был затянут огромной тучей пыли, взвившейся в воздух после обрушения стены, и что там происходило внутри — было совершенно непонятно. Спустя час после начала атаки Телятевский двинул в пролом еще пять тысяч спешенных поместных ратников. С учетом уже бросившихся в атаку стрельцов и казаков, в крепости сейчас дралось около двадцати тысяч наших. В то время как татарский гарнизон, даже с учетом подкреплений, Телятевский оценил тысяч в восемь максимум. К тому же часть мы уже должны были побить артиллерийским огнем. Трехкратное преимущество, большего не надо — только мешаться друг другу будут… Я скромно согласился с доводами воеводы.

Наконец еще через полтора часа на гребне вала из щебня, образовавшегося на месте рухнувшей стены, показалась грязная и заляпанная фигура. Я с трудом узнал Мишку Скопина-Шуйского, полезшего на штурм вместе со стрельцами и казаками. Он остановился и вскинул над головой татарский бунчук, увенчанный золотым полумесяцем. И все остальное войско ответило ему восторженным ревом. А спустя несколько минут со скрипом и скрежетом медленно распахнулись ворота Ор-Капу, которые ранее любой из пришедших сюда русских людей имел шанс преодолеть только лишь с веревкой на шее…

Запорожцы прибыли, когда мы уже разбирали завалы, а захваченные в плен секбаны гарнизона угрюмо расчищали засыпанный вал. Кошевой атаман Петр Сагайдачный, не упустивший возможности лично познакомиться с царем, увидев поверженную крепость, восхищенно цокнул языком, а при встрече нарочито низко поклонился:

— Ну, государь-батюшка православный, от всех людей руських[53] тебе большая благодарность. Я Варну брал, Озю-Кале взял, а все одно ты этой победой всю славу мою превысил. Ибо не было на всей земле более страшного для любого православного места, чем Ферх-Керман.

Ну кому такая лесть не понравится? К тому же — да, так оно и было… А уже перед самым закатом с обращенных в сторону Крыма и потому не разрушенных башен выставленная Телятевским стража заметила приближающееся татарское войско. Хм, следовательно, хан оказался достаточно предусмотрительным. Я немедленно послал к пушкарям, велев им начать пальбу «впусте» и половинным зарядом, остальным приказал прекратить работы и изготовиться к бою, отворив ворота крепости со стороны полуострова. А ну как татары решат, что бой за крепость еще идет, и ринутся на помощь? Если уж мы в Ельце такую штуку сумели провернуть, может, и здесь сработает? Тем более что поместное войско я велел пока через ворота не проводить, а оставить ночевать в старом лагере. Поздно уже было устраиваться на ночь на новом месте. Но Тохтамыш оказался умнее Газы Герая. А может, просто у него не было такого стимула, как царская казна… Как бы там ни было, подойдя к крепости, он остановил войско и сначала отправил в крепость отряд примерно в тысячу сабель. Тот успел даже частью втянуться внутрь, но, увидев обрушившуюся стену, крымчаки завопили и шустро развернулись обратно. Впрочем, рассыпавшиеся по стенам и крышам построек казаки и стрельцы успели дать залп, а несколько татарских пушек, установленных в воротных башнях, добавили еще, так что сотню-другую человек мы все-таки зацепили. Но на фоне общих татарских потерь это была капля в море…

• Предыдущая
• 68/237
• Следующая