Грон. Трилогия - Злотников Роман Валерьевич - Страница 54

• Предыдущая
• 54/253
• Следующая

Грон шел дальше молча. Омер нахмурился и, подняв руку, слегка пошевелил пальцами. Из-за трона выпрыгнул Ивага-молчун. Когда-то он был забойщиком скота, но однажды, упившись, убил свою сожительницу и троих ее маленьких детей. Когда судья спросил: «За что?» — Ивага ответил: «Слишком шумели». Судья приговорил его к отрезанию языка и продаже на галеры. Но Ивага сбежал с галеры и, отыскав судью, отправил его вслед за сожительницей. С тех пор он стал прочной опорой Омера.

Когда Ивага спрыгнул с трона и бросился к Грону, тот остановился и поднял глаза на Омера:

— Ты еще не понял, что происходит, Омер?

Ивага оскалился и с размаху бросил пудовый кулак на темечко Грона. Грон поймал кулак и дернул. Раздался громкий хруст костей и жуткий вопль Иваги. От удара рухнувшего тела вздрогнуло пламя факелов. Грон упал на колено и резко захватил голову Иваги. В наступившей тишине было слышно, как звонко лопались позвонки. Грон разогнулся, выпустил тело и двинулся дальше.

— Мне плевать на тебя, Ивагу и еще сотню таких, как ты. — Он подошел к алтарю и одним прыжком оказался наверху.

Омер испуганно отшатнулся и вцепился в подлокотники трона. Грон протянул руку и, стиснув Омера за горло, вытащил его жирное тело из объятий уродливого трона. Приподняв одноногого над алтарем, он произнес ему прямо в лицо громко и яростно:

— НО ТЫ ПОСМЕЛ ТРОНУТЬ МОЕГО ЧЕЛОВЕКА!

С этими словами он швырнул Омера на пол и прыгнул ему на грудь. Раздался хруст костей, и из горла хозяина «ночного двора» на Грона хлынул фонтан крови. Грон сошел с трупа, подобрал рубиновый обруч и так же спокойно, будто ничего особенного не случилось, двинулся в сторону ворот, оставляя на полу окровавленные следы. Когда отряд Грона шел торговыми рядами, люди шарахались в стороны, как брызги перед тараном боевой галеры. Выйдя на центральную площадь базара, Грон бросил на землю рубиновый обруч и громко произнес в наступившей тишине:

— Вчера убили базарного стража из моего десятка. Его звали Дамир-горшечник, и он был хорошим человеком. Может быть, кто-нибудь хочет помочь его семье?.. — Потом он повернулся и ушел.

Вечером они вернулись к обручу. Дорн ошеломленно присвистнул. Горка монет, среди которых сверкали и золотые, была столь велика, что прикрывала края обруча. Грон оглядел площадь и, заметив мальчишку-разносчика, наблюдавшего за ними с открытым от восхищения ртом, поманил его. Парень опасливо подошел, однако глазенки его восторженно сверкали. За два шага до Грона он упал на колени.

— Встань, — ласково приказал Грон.

Мальчик вскочил.

— Рассказывай.

— О, господин, до полудня никто не подходил близко к обручу, но только ударил гонг, как на площади появился нищий и, высыпав пригоршню золотых, прокричал: «Убогно-одноглазый скорбит о погибшем!» Потом начали подходить купцы, были старшины кузнецов, горшечников, ткачей, матросы, хозяин «Трилистника» и…

Грон остановил его и подозвал горгосца.

— Расскажи ему обо всех, кого видел. — И кивнул Ливани: — Запишешь.

Оба отошли в сторону. Грон повернулся к десятку.

— Хирх, приведи почтенного Увара. Яг… — он указал в сторону «ночного двора».

Через некоторое время к Грону, сопровождаемый Хирхом, явился человек в плаще из дорогой венетской шерсти, но видно было, что ткань основательно застирана, и внимательный взгляд увидел бы аккуратную штопку.

— Я слышал, у тебя затруднения, почтенный Увар?

Тот гордо вскинул голову:

— Все мы испытываем трудности время от времени, и даже у хорошего повара солонка может опрокинуться в котел.

— Я согласен с тобой, почтенный Увар. — Грон покачал головой. — Ходят слухи, что, когда в прошлом году почтенный Паштор имел затруднения, подобные твоим, он отказал многим, дававшим ему деньги, и подкупил судью, чтобы тот решил дело в его пользу.

Увар сверкнул глазами:

— Люди всякое говорят, я не слушаю наветов. Не мог бы ты, почтеннейший, поскорее объяснить, зачем я тебе понадобился, меня ждут покупатели.

Грон точно знал, что это неправда. Судья, который помог выкрутиться Паштору, предложил свои услуги и Увару, но тот выставил его за порог. Тогда Паштор выдвинул долг Увару. Увар с возмущением отверг дутый вексель, и Паштор подал в суд. Сейчас все шло к тому, что Увару придется платить не только по выданным им векселям, но и по дутому долгу Паштора. Судьба отвернулась от Увара, а люди не любят неудачников. Поэтому вот уже целую луну ни один покупатель не переступал порог лавки Увара.

— Ты — честный человек, Увар. — Грон кивнул на горку монет. — Возьми, мой стражник погиб, у него осталась жена и пятеро детей. Я хочу, чтобы ты помог им устроиться в жизни, научил ремеслу. Деньги в женских руках что вода. Утекут — не заметишь.

Увар некоторое время недоверчиво поглядывал то на Грона, то на неожиданно свалившееся на него богатство, но потом упрямо помотал головой:

— Это плохое вложение денег, почтеннейший Грон. Я с трудом отдаю существующие долги. А завтра все мое добро может оказаться в загребущих лапах Паштора.

Грон усмехнулся:

— Ну, я думаю, семье Дамира не нужно столько денег сразу. Они предпочтут проценты позже. А что касается Паштора… — Грон сделал паузу. — Боги даруют удачу тем, кто ее достоин. Подумай, купец, разве ты не достоин удачи? — И Грон закончил, громко и четко выговаривая слова: — И я очень не завидую тем, кто становится на пути богов.

И эта фраза также была передаваема множеством уст.

Увар, не отрывая от Грона напряженного взгляда, наклонился к куче монет. Грон сделал знак Хирху и Йогеру, и те быстро растянули мешок и начали горстями кидать туда монеты.

— Но я же не пересчитал, — взвился Увар.

— Эти двое пойдут с тобой, дома и пересчитаешь.

Когда все монеты оказались в мешке, Грон принял из рук Хирха рубиновый обруч и повернулся к высокому крепкому нищему с повязкой на одном глазу.

— Я благодарю Убогно-одноглазого за заботу о семье погибшего. — С этими словами он небрежным жестом протянул нищему обруч.

Убогно так же небрежно подхватил его, мгновение рассматривал, будто, покупая дешевый мешок, искал на нем дыры. Затем оба одновременно повернулись и подчеркнуто независимо, как случайно столкнувшиеся зеваки, разошлись в разные стороны. Но эта нарочитая небрежность никого не обманула. Сегодня у всех на глазах был коронован новый хозяин «ночного двора», и сделал это Грон, десятник базарной стражи. Чудны дела твои, Господи!

— У тебя в руках был рубиновый обруч базиллиуса, и ты отдал его этому нищему?! — Ютецион, систрарх базара, с трудом сдерживаясь, выпустил воздух сквозь стиснутые зубы. Проклятье, патрицианство практически уже было у него в руках. — Ты немедленно вернешься в «ночной двор» и заберешь обруч обратно.

— Я не стану этого делать, господин.

— Что-о-о?

Грон вежливо разъяснил:

— Убогно отнесся ко мне с уважением и помог семье убитого стражника, я не хочу его обижать.

— Мне начхать на твой страх, ты… э-э…

Тут до систрарха внезапно дошло, что Грон отказался это делать не потому, что испытывал страх или считал, что это невозможно, а просто потому, что не хотел. Он очень удивился.

— Ты хочешь сказать, что если бы не эти причины, то сумел бы забрать обруч?

— Конечно, господин.

Систрарх внимательно разглядывал Грона. Его гнев испарился, уступив место ощущению тревоги. Судя по всему, он слишком долго не обращал внимания на ситуацию в сотне базарной стражи. Там действительно происходило что-то необычное. Явным симптомом было то, что его доходы резко возросли, но это был приятный симптом, поэтому систрарх не слишком разбирался в причинах. Сейчас он припомнил, что луны три назад купцы перестали донимать его жалобами. А старший десятник вот уже четыре луны не докладывал о потерях. За исключением последнего дня прошлой четверти. Систрарх почувствовал озноб. Похоже, этот десятник оказался чем-то необычным, и, прежде чем продолжать разговор, следовало получше узнать — чем. Систрарх махнул рукой:

• Предыдущая
• 54/253
• Следующая