Дорога к Храму. Дилогия - Нергина Светлана - Страница 59

– К-к-конечно, госпожа ведьма, – пролепетал мужик и унесся на кухню.

Менестрель за соседним столиком только усмехнулся, встретившись со мной понимающим взглядом. Ему его первоклассный глинтвейн тоже явно не просто так достался.

Буквально через пять минут на столе появилось блюдо с запеченной в майонезе картошкой и отбивная. Я проводила мужика довольным взглядом:

– А чай?

– Простите, забыл, – поклонился тот, уносясь на кухню. Чашка со свежезаваренным чаем дополнила сервировку стола через пару минут.

«Хорошо быть ведьмой!» – в который раз решила я, впиваясь в мясо зубами. Кислым оно не было. Оно было нежирным, нежным и приправленным хмели-сунели. Чудо, а не мясо!

Вспомнив криво отрезанный кусок черствого хлеба, поджидавший меня в комнате для замаливания грехов, я содрогнулась и с удвоенным энтузиазмом накинулась на картошку.

Хорошо быть ведьмой!

Проще всего выследить оборотня, подсыпав ему в еду немного специального зелья: оранеала. Безвкусный, бесцветный, без запаха. Это, разумеется, не яд, а своеобразный индикатор, никак не влияющий на людей, но вызывающий резкую аллергическую реакцию у оборотней.

Пакетик-то у меня с собой был, но вот незадача – подсыпать надо было именно во время готовки, потом – без толку. Да и как будет смотреться монашка, неспешно идущая по трапезной и опыляющая еду какой-то дрянью? Порошочек был редкостно подозрительного едко-зеленого оттенка (он терялся, как только попадал в пищу), так что выдать его за соль никак не получится. Значит, надо идти на кухню и набиваться в помощницы – авось возьмут.

И я, засунув пакетик в карман рясы (там вообще-то положено лежать молитвеннику, потерянному мной в первый же день), пошла на кухню. В огромной комнате было дымно, шумно, жарко, и вообще на пороге возникло острое желание развернуться и сбежать оттуда куда подальше. Но – дело есть дело.

Я с самым что ни на есть невинным видом подошла к главной поварихе и поинтересовалась, не нужна ли ей моя помощь. Оказалось, что нужна, да еще как! Варево (назвать это супом у меня просто язык не повернется) уже давно кипело, капусту порезали, лук пережарили, а вот картошку, олухи, даже почистить забыли!

И я послушно присела над ведром, неспешно срезая грязную кожуру и выколупывая ростки. Возле котла с варевом постоянно кто-нибудь крутился, так что подобраться к нему мне, похоже, удастся только «легально»: если попросят что-нибудь туда кинуть.

– Ты что делаешь?! – изумленно спросила повариха, случайно увидев плоды моей деятельности: с десяток вычищенных картошек, горкой сложенных возле разделочной доски.

– Картошку чищу, – так же удивленно ответила я. – Вы же сами попросили.

Женщина вгляделась в меня и понимающе протянула:

– А-а-а-а… Так ты новенькая?

Я неуверенно кинула. Женщина сразу подобрела и с улыбкой пристроилась рядышком, взяв в руку нож:

– Ну кто ж так чистит? Ты так ее и за три года не почистишь! Вот как надо, – с этими словами она двумя движениями лезвия небрежно срезала кожуру, мало заботясь о том, что кое-где она срезалась не полностью, и, наплевав на море оставшихся в картошке ростков, бросила клубень в кастрюлю.

Я внутренне содрогнулась, похвалив себя за то, что пообедала в харчевне. Похоже, пост – это не самое страшное в монастыре. Куда страшнее его отсутствие… Хорошо, что я не буду это есть.

«Это ты так думаешь потому, что пообедала в харчевне. А согласись, там-то ты на кухню не заглядывала. Мало ли как они там готовят?»

Молчи! – в ужасе попросила я. А то мне сейчас этот обед боком выйдет.

«Вряд ли боком. Скорее – другим местом!» – язвительно просветил глас разума, но замолчал.

Картошку мы дочистили в рекордные сроки, порезали – еще скорее («А чего с ней возиться – все равно в котле разварится!» – рассудила повариха, разрезая картошину на четыре части и тут же хватаясь за следующую), и повариха только собралась было ее нести к котлу, как за ее спиной начал дымить, шкворчать и катастрофически пригорать лук (не без моей помощи, конечно). Женщина затравленно огляделась, от всей души желая разорваться на Две части, и умоляюще глянула на меня, стоящую рядом.

– Давайте, я отнесу! – услужливо подхватила я миску с «порезанной» картошкой.

– Спасибо, – улыбнулась повариха, кидаясь к сковороде.

Я неспешно протопала к котлу, нащупала заветный порошочек и, высыпав в кипящее нечто картошку, с самым наглым (то бишь невинным и отсутствующим) видом отправила туда же содержимое пакетика. Варево недовольно взбурлило, но тут же успокоилось.

– Что это ты тут делаешь? – подозрительно спросила подошедшая монахиня.

– Картошку высыпала, – невинно ответила я, в доказательство предъявляя опустевшую миску и между делом пряча пакетик обратно в карман.

– А-а-а, – успокоенно протянула монахиня и отошла.

Спецзадание было выполнено.

С Раоной и Меллой я встретилась только после ужина. Пребывание в холоднющем каземате без воды и еды никоим образом не испортило им настроения, обе охотно щебетали, рассуждая, как бы надуть настоятельницу, пропустив еженощные моления. Я же, напротив, была задумчива и даже растеряна, пожалуй.

Оранеал не сработал. Точнее, не оранеал не сработал, а оборотня в трапезной за обедом не оказалось. Учитывая, что там было девятнадцать двадцатых всего монастыря, выходило, что либо оборотень был пришлым, либо в этот раз решил не портить себе желудок монастырским обедом. В общем, блин комом.

– Эй, ты нас вообще слышишь?! – Мелла, устав от моего отсутствующего вида, нетерпеливо помахала рукой у меня перед носом.

Я вздрогнула, тряся головой:

– Что? Извини, я не слышала.

Послушница вздохнула, но набралась терпения и повторила:

– Мы с Раоной хотим сбежать с этих молений, как только настоятельница пройдет мимо – она проходит только один раз. А потом пойдем в харчевню. – Девушка смущенно хихикнула: – Как вчера.

Да, вчера она изрядно гульнула под хмельком. Послушница, танцующая на столе… Узнай об этом Даонна – была бы в ужасе. Впрочем, зайти слишком далеко я Мелле не дала.

Я вздохнула:

– Да, вам-то хорошо, а вот меня всегда в самый конец ставят. Пока Даонна до меня доберется – уже часа три ночи будет!

На эту ночь у меня были планы гораздо интереснее, чем стояние перед иконой с двумя осточертевшими лицами и вымаливание у них прощения за какие-то там проступки. Но вот девчонкам об этом лучше не знать. Не потому, что я им не верю. Просто они не знают, что я ведьма, – и пусть дальше не знают. Так общаться проще.

Послушницы заметно приуныли:

– Ну… Тогда и мы не пойдем.

Но портить другим удовольствие я не собиралась.

– Вот что. Давайте так: вы идете в харчевню, как только Даонна проходит мимо вас, а я присоединяюсь, когда смогу. Постараюсь побыстрее, конечно, но это уже не от меня зависит.

«А от кое-кого хвостатого, странно себя ведущего!» – мысленно закончила я.

– Ладно, – хором согласились послушницы, разбегаясь по кельям.

Я тоже пошла в свою – переодеться. Гоняться по всему монастырю за оборотнем в этом жутком балахоне? Как бы не так!

В келье было темно: свечки, которым положено непрестанно гореть перед образами, я извела еще позавчера, да и сами образа перевесила на стенку за спиной. Ну не спится мне под укоризненным взглядом этих двоих! Тем паче я-то знаю, что после таких взглядов они обычно далеко не отворачиваются со всепрощающей улыбкой, а начинают бесстыдно швыряться шэритами, а то и «звездами».

Подойдя к открытому окну, я полной грудью вдохнула уличный воздух. Без особого удовольствия: воздух оказался невкусным – душным, тяжелым и пахнущим прогорклым жиром. Моя келья находилась как раз над кухней.

С собой я ничего брать не стала. Надела амулет на шею, переоделась в привычное платье и бесшумно вышла в коридор.

В коридорах было темно и безлюдно: монахини, отслужив вечерню, разошлись по кельям спать – подъем на рассвете; послушницы, вымыв посуду на кухне, либо втихаря сбежали в харчевню, либо уныло отправились отбывать наказание – еженощные моления. Тихие сумрачные лабиринты иногда выводили к широченным залам, оглашенным тихим гулом голосов молящихся. Весь монастырь пропах ладаном, а возле кухни – горелым маслом. Ни то ни другое мне по вкусу, то есть по нюху, не пришлось.