Леннар. Тетралогия - Краснов Антон - Страница 161

• Предыдущая
• 161/292
• Следующая

— Во всем виноваты проклятые коммуняки, все бабы дуры, а Жирик оппортунист, — декларативно ляпнул сидящий рядом с Казаковым Шурик Артеменко. Что характерно, говорил он голосом товарища Ленина, картавя, со специфическими визгливыми интонациями. Хорошо, расслышали только сидящие поблизости.

— Архиверно, батенька! — отозвался Антоха Казаков, пытаясь не выпустить микрофон, который тянул у него из рук бедняга ассистент ведущего. — Да погоди ты!..

— Я еще хотел прямо в эфире сказать о Косте Гамове, — выговорил Шурик своим обычным голосом, поворачиваясь к утратившему микрофон Казакову, — не знаю пока, как это привязать к теме передачи, но сейчас что-нибудь придумаю. Все-таки рейтинговое шоу — может, и поможет Косте…

— Дельная мысль! Сейчас слепим идейку… Только мне микрофон больше вряд ли дадут, так что сам будешь озвучивать.

Нет ни малейшей надобности говорить, что перед шоу друзья выпили… гм… по пивку, что ли…

Но никакие спецслужбы, никакие СМИ и тем паче глупые рейтинговые ток-шоу и словом не упомянули о том — и никак не могли, благо не было и не могло быть никакой информации, — что примерно в это время уже составлялся, проясняясь в деталях, некий заговор. Хотя имя Абу-Керим в нем еще не фигурировало и даже не намечалось…

Подмосковье, частный НИИ Крейцера и окрестности

Подмосковный НИИ, в котором искал корень всех тайн и всех следственно-причинных событийных цепочек мудрый следователь Грубин, оказался приземистым и, что характерно для архитектурного стиля последних лет СССР, серым зданием в сотне километров от МКАД. К нему лепились еще несколько менее внушительных пристроек. Вокруг главного корпуса были разбросаны несколько ажурных вышек.

Ехали недолго. Конечно же Костя Гамов многократно видел эту дорогу за те полгода, что ему привелось работать в загадочном заведении его милого дядюшки Крейцера. Но в целом основной фон пейзажей Подмосковья, неприметных, ласкающих, притягивающих, оказался тем фактором, благодаря которому большинство подмосковных маршрутов неотличимы друг от друга, если нет каких-либо запоминающихся ориентиров.

Единственный ориентир, который следует признать, бесспорно, приметным даже для такого беспамятного товарища, как Гамов, представлял собой высокую обшарпанную стелу серого камня, у основания поросшую разлапистым кустарником. Из нескольких темных выбоин в нижней трети стелы торчали горлышки пустых пивных бутылок, оставленных аккуратными туристами. У стелы храпел толстый лысый гражданин колхозного вида. Над его беззаботной головушкой красовалась ущербная надпись, оставшаяся еще от времен развитого социализма: «…имени Кали…» Конечно, индийская богиня Кали имела к стеле и к НИИ весьма слабое отношение: речь, разумеется, шла о промышленном предприятии имени тов. Калинина, размещавшемся тут при коммунистах. В ста метрах от стелы и начинался бетонный забор, которым была обнесена территория НИИ.

Следователь Грубин протянул с явным разочарованием:

— Это и есть ваш хваленый НИИ?

— А кто его больно хвалил-то?.. — пробормотал Гамов.

Перед железными воротами, преграждающими въезд на территорию, принялись сигналить. Появившийся охранник не проявил восторга при виде прокурорского удостоверения Грубина и ордера на обыск, но открыл ворота, не произнеся ни единого слова.

— Нам надо к Ревину, наверное, — сказал Костя Гамов. — Он в отсутствие дяди всегда тут заправлял, так что точно к нему. Я же про него уже упоминал, кажется…

Доктор Ревин был невысокий смуглый человек с орлиным носом, пушкинскими баками и явной примесью еврейской крови. Последний факт, конечно, был вовсе не актуален для вступивших на территорию НИИ, но Олег Орестович, небрежно порывшись в своей памяти, все-таки ляпнул:

— Михаил Абрамович, если не ошибаюсь?

— Почему Абрамович? — отозвался тот с полуулыбкой. — Очень даже себе Иванович.

— Михаил Иванович… Я из прокуратуры, моя фамилия Грубин. Вот, ознакомьтесь с постановлением.

Ревин выключил улыбку, взял бумагу, достал из кармана очки, водрузил их на нос, не торопясь, основательно изучил ее, а затем убрал очки в карман, протянул постановление обратно и вновь включил улыбку. Вот так — аккуратно и последовательно.

— Боюсь огорчить вас, господин Грубин, но к ряду помещений нашего учреждения у меня нет доступа.

— Вот как… Гм… Разберемся. Вы, Михаил Иванович, верно, уже поняли, что я расследую дело об убийстве вашего непосредственного начальника Крейцера Марка Ивановича.

— Убийства? — Ревин выключил улыбку. — Мне до сих пор казалось, что для такого смелого заявления нет Доказательной базы. И лично я полагал, что речь пока что должна вестись лишь об исчезновении Марка Ивановича, — сухо произнес он. — Хотя, конечно, вы можете располагать свежими фактами, о которых я пока что не подозреваю… Ну а судя по несчастному лицу Константина, его вы и впредь намерены рассматривать в качестве главного подозреваемого… Ну ладно. Покончим с формальностями. Вы можете приступить к обыску. Пожалуйста, господин следователь! — И доктор Ревин широким жестом обвел просторное помещение, в которое они входили.

— Прежде чем дать отмашку своим людям, я хотел бы задать вам несколько вопросов, — сказал Грубин. — Сколько в здании сотрудников?

— Не считая меня и Константина, восемь.

— Только-то?

— У нас в институте нет ни одной лишней единицы, — сказал доктор Ревин и устремил на следователя Грубина выразительный взгляд из-под полуприкрытых ресниц, взгляд, вероятно, означающий: ну а уж у вас, товарищ следователь, в конторе лишних людей более чем хватает, и эти «лишние люди» отнюдь не Онегины и Печорины. — Даже вот Константин, несмотря на свое родство с Марком Ивановичем, выполняет тут вполне определенные обязанности.

— Кто отвечает за безопасность зданий и персонала?

— А, это пожалуйста. — Доктор Ревин едва прикоснулся рукой к телефонному аппарату: — Вениамин Ильич, зайдите.

Несложно догадаться, что упомянутый Вениамин Ильич ждал где-то непосредственно за дверями, потому что не успел Ревин договорить, как вызванное лицо было уже тут как тут. Вениамин Ильич Донников по кличке Бен Ганн (кличку придумал язвительный Гамов, он же сложил прозвище и фамилию в близкое к оскорбительному звукосочетанию Ганн-Донников) был довольно невзрачным человеком, но неброская внешность и скромные габариты нисколько не мешали ему справляться со своими обязанностями, а порой даже помогали. В прошлом полковник КГБ, Донников уж конечно знал постулат о том, что «сотрудник не должен выделяться»-Этому постулату Вениамин Ильич старался следовать неукоснительно, даже выйдя в отставку и заняв должность в частном предприятии.

— Я исполняю обязанности начальника охраны данного объекта, — четко произнес он, усаживаясь перед Грубиным. — Моя фамилия Донников. Слушаю вас, товарищ следователь.

С одного взгляда Олег Орестович понял, что нарисовавшийся перед ним невзрачный тип куда более крепкий орешек, чем этот слюнявый интеллигент Гамов. Грубин задал Донникову несколько необязательных вопросов по организации охраны объекта, дежурно справился о том, не отмечал ли Вениамин Ильич тревожных сигналов касательно безопасности Марка Ивановича Крейцера, и, получив череду непроницаемых ответов, уставился на доктора Ревина. Наверное, этот еврей более перспективен в плане разработки, чем явный гэбист Донников.

— Насколько я знаю, вы медик, — сказал Олег Орестович. — Не так ли, Михаил Иванович? А вот я как-то не очень понимаю, ведь этот НИИ, по полученным данным, — иного профиля. Да и вышки на территории объекта не очень вяжутся…

— Сразу расставлю все точки над «i». Я — личный друг и лечащий врач Марка Ивановича. Да и здесь у меня имеются вполне конкретные обязанности, иначе я не исполнял бы в отсутствие Крейцера его обязанности. Что же касается несоответствия медицины и, скажем, физики, то, уверяю вас, вы ошибаетесь. Научные мужи вообще склонны разбрасываться. Взять Ньютона или, скажем, Бородина — профессора химии и великого композитора…

• Предыдущая
• 161/292
• Следующая