Дорога в Рим - Кейн Бен - Страница 80

• Предыдущая
• 80/98
• Следующая

А до тех пор надо держать язык за зубами.

Ромул уже второй раз прошел мимо поворота к Лупанарию. Маттий, нетерпеливо метнувшийся взад-вперед, не осмелился заговорить: не ему спрашивать у Ромула отчета. Парнишка знал лишь то, что здесь замешана сестра благодетеля, и остальное его не интересовало. Ему хватало и того, что теперь есть на кого походить и у кого учиться. После того как Ромул пригрозил его отчиму, Маттий волен был не появляться дома целыми днями. Сестра больше не торговала своим полудетским телом — Ромул устроил ее продавать хлеб в лавочке местного булочника, знакомого юноше ветерана. Их мать, тощая, изголодавшаяся женщина, вместе с Маттием и его сестрой жила теперь в двух комнатах ближайшей инсулы, и ее лицо, бледное и осунувшееся от вечного недоедания, начинало понемногу принимать более здоровый вид. Ромул никогда не думал помогать беднякам — он и сам перестал быть рабом лишь недавно, — однако, начав заботиться о Маттии, взял на попечение и его близких. Они не так уж отличались положением от него самого в те времена, когда он сбежал из лудуса, и теперь Ромул с удовольствием помогал им деньгами. Кроме того, забота о них отвлекала его от тяжких мыслей о Фабиоле.

К этому перекрестку Ромула регулярно влекло с тех самых пор, как они с Фабиолой повздорили, однако он не позволял себе приближаться к Лупанарию. Вот и сегодня, замерев у поворота к нужной улочке, юноша пробормотал проклятие: неужели сестра не может сама сделать первый шаг к примирению? Тарквиний рассказал ему, что Фабиола с жадностью выслушивала рассказы о жизни Ромула после бегства из Рима, то проливая слезы над его горестями, то радуясь его удачам. Она явно любит брата, и он ее тоже, однако он не находил в себе сил согласиться на убийство человека, которому обязан освобождением от рабства.

Несмотря на всю сомнительность ее доводов, Ромул временами задумывался: а вдруг Фабиола права? Вдруг Цезарь и впрямь надругался над их матерью? И каждый раз от таких мыслей юношу передергивало. Они категорически не вязались с его уважением к диктатору и чуть ли не заставляли жалеть о свободе, что было уже совсем невыносимо. Ромул точно знал одно: убийством — какова бы ни была вина Цезаря — он сравняется с Гемеллом. Нет, никогда он не падет так низко! Фабиола пусть решает за себя. Брат не станет присоединяться к ее заговору.

Умалять достоинства и заслуги Цезаря Ромул тоже не собирался. После десяти лет беспорядков и кровопролития диктатор добился мира в Республике. Без него гражданская война вновь наберет силу, погибнут тысячи невинных людей. И заслуги главнокомандующего отнюдь не ограничиваются военными успехами: вместо того чтобы почивать на лаврах после триумфов, Цезарь с головой ушел в государственные дела. Введены новые законы, по большей части горячо принятые публикой, количество бедняков в Риме уменьшилось на десятки тысяч: их наделили землями в Галлии, Африке и Испании, теперь они смогут сами прокормить семьи, не ожидая подачек от государства. В столице началось строительство, в первую очередь на Марсовом поле и на Форуме, а значит, у многих горожан появилась работа и количество тех, кто получает от государства бесплатное зерно, сократилось на сотню тысяч.

Солдаты и сторонники Цезаря тоже не забыты: ветераны наконец получили давно обещанные земельные наделы, трибуны и центурионы окружены всяческими благами — оба жеста, как и задумывал Цезарь, принесли ему невиданное признание. Он знал, что былая слава Помпея не в последнюю очередь опиралась на признательность легионеров, которым выдавали щедрую награду при увольнении из армии. Даже Ромул и его товарищи из почетной стражи, не выслужившие достаточного срока, получили наделы — и не в провинциях, а в самой Италии.

Теперь Ромулу принадлежало небольшое поместье на южном склоне холма в пятнадцати милях от Капуи, и он нередко туда наведывался, каждый раз не забывая заглянуть к Сабину. Маттий, конечно же, ездил вместе с ним, временами присоединялся и Тарквиний. Бывший соратник по африканской войне был для Ромула кладезем сведений о том, как вести хозяйство, и вскоре они взяли в привычку подолгу полеживать за неспешными разговорами под чашу вина, пока Октавия, жена Сабина, хлопотала по дому, а Маттий носился по двору с их детьми. Потом мужчины верхом на мулах уезжали в поместье Ромула, а Маттий, выпросив позволение, оставался с Октавией: беззаботная жизнь, игры со сверстниками, обилие еды — что еще надо для счастья?

С помощью Сабина Ромул нанял шестерых местных крестьян и управляющего. Плата за их труд неимоверно увеличила его расходы, однако ему категорически претило использовать рабский труд. Он купил мулов, плуг, серпы, топоры, лопаты и грабли, крестьяне принялись подновлять полуразрушенный дом и сараи и выпалывать сорняки на заброшенных полях. Урожай пока рисовался только в мечтах, однако семена были посеяны, пшеница и ячмень должны были взойти позже. Зато за виноградными лозами придется походить не один месяц, пока получишь первое вино. Сабин, уперев руки в боки, то и дело разглагольствовал о тонкостях ухода за землей, и Ромул, слушая вполуха, задавался вопросом, так ли уж интересно ему занятие хозяйством.

В детстве он мечтал стать вторым Спартаком, поднять восстание против Республики и освободить бесчисленные толпы рабов, на чьем бесплатном труде зиждилось все государство. Возвращение в Италию уничтожило эту мысль в зародыше: Ромул прекрасно видел, что мечте не дано сбыться. Рабство составляло саму основу Римской республики, а против восставших выдвинутся не рекрутированные войска, с которыми воевал Спартак, а боевые легионы Цезаря, которые растопчут пеструю толпу необученных рабов в мгновение ока.

Отказ от давней мечты Ромул воспринимал почти как измену и, чтобы унять беспокойные мысли, постоянно напоминал себе о том, что не ему брать на себя заботу о всех римских рабах. Во-первых, уже действует государственное нововведение, за которое Ромул особенно был признателен Цезарю: теперь не меньше трети рабочих на любой южноиталийской латифундии должны составлять римские граждане. Это не только позволит свободным римлянам прокормиться, но и сократит нужду в рабском труде. А во-вторых — не Ромул виновен в тяжкой доле рабов. Он им ничего не должен. За исключением тех, кого знал по прежним временам: ради них юноша был готов перевернуть мир.

Неудивительно, что при мысли о тех, кому нужно помочь, первым всплывало имя Бренна. О нем Ромулу регулярно напоминали то слоны помпеянцев в битве при Тапсе, то его собственный бой с одним из них, то строй слонов на последнем триумфе Цезаря, то изображение на мозаике в доме Брута. Ромул постоянно задавался вопросом: не выжил ли галл в том сражении? Слухи о том, что Цезарь собирается в парфянский поход, необычайно взбудоражили юношу: он день и ночь мечтал вновь попасть в те земли, где сражался и был пленен. Италия не оправдала его надежд. И это тоже осложняло нынешнюю жизнь Ромула. Вновь идти на арену он не собирался, а поместье с его полями и виноградниками быстро ему прискучило: в Ромуле не было того пристрастия к сельской жизни, которое делало Сабина таким прилежным хозяином. Разговоры с Тарквинием не спасали: во взгляде гаруспика Ромул неизменно читал такую же мечту о восточных землях. В Риме юношу держала лишь Фабиола.

Тарквиний, сам не зная почему, опасался резких перемен и пока осторожно выжидал.

К отчаянию Ромула, слухи о парфянском походе на время затихли — в Риме говорили лишь о войне в Испании, куда Цезарь отправился подавлять восстание против тамошнего правителя Кассия Лонгина: два сына Помпея внезапно подняли на римлян местных жителей, когда-то помогавших их отцу, и собрали немалую армию, которая теперь и противостояла Цезарю.

Однако Ромул чутко следил за новостями и общался со всеми ветеранами, каких знал. Дерзкий план Цезаря отомстить парфянам за поражение Красса стал для него еще одной причиной не участвовать в заговоре Фабиолы. Если Цезаря убьют, парфянский поход не состоится, а значит, узнать о судьбе Бренна будет неоткуда. Мучимый совестью, Ромул то и дело возвращался мыслями к Фабиоле. Может, ее планы изменились?

• Предыдущая
• 80/98
• Следующая