Страстная неделя - Арагон Луи - Страница 10
- Предыдущая
- 10/160
- Следующая
— Папа, — пробормотал Теодор с набитым ртом, — по-моему, ты хочешь сообщить мне о покупке всего Монмартрского холма.
— Положи яблоко, хватит тебе жевать: в это время года фрукты никуда не годятся. Только аппетит себе отобьёшь. Что ты сказал? Ах да. На сей раз дело действительно идёт о моих капиталах. В конце концов, у меня есть сын…
— Как будто есть.
— Так вот. есть сын… Ты носить форму, которая может тебе напортить…
Теодор вздрогнул. Он уже не слушал отца. Он ощутил н своих объятиях её. светлокудрую незнакомку, и только она одна занимала его помыслы. И в её глазах его форма тоже…
— Заметь, мальчик, я в твои дела не вмешиваюсь. Когда речь шла о… о… Разве я хоть когда-нибудь допытывался у тебя, как зовут твоих любезных? А? Пока речь идёт только о неосторожных увлечениях…
— Не бойся, я не собираюсь жениться..
— Да нет, я о верховой езде говорю. И коль скоро я уговаривал тебя вступить в королевскую гвардию…
— Знаешь что. не будем об этом, — внезапно помрачнев, прервал отца Тео.
— Ты тут вовсе ни при чем, я сам…
— Но ведь я тебя и не отговаривал. Заметь, всем этим слухам я особого значения не придаю. Но если мне в один прекрасный день говорят: а знаете, кто в Гренобле? А завтра называют другой город, послезавтра-третий… Вот когда я узнал об измене Нея, не скрою, тут я призадумался. Как, по-твоему, станет такой человек изменять, не имея на то веских оснований?
Лишь только разговор уходил от живописи, Теодор… Он расхохотался, обнажив в смехе все тридцать два великолепных зуба.
— Значит, папа, если Людоед завтра будет в Тюильри…
— Тут придётся хорошенько поразмыслить. Но хоть ты-то этому, надеюсь, не веришь?
— Кто знает! Если нам не удастся удержать Мелэн. то все возможно…
— Вот что, уважаемый сынок, такие шутки неуместны для офицера королевской гвардии. Если Буонапарте… стало быть, его величество может улизнуть потихоньку? Да ведь это просто немыслимо, ты же сам понимаешь! Ещё в прошлый четверг в Палате король… Ах, до чего же он трогательно говорил!
«Я, — говорит, — трудился для блага моего народа. И может ли ждать меня, шестидесятилетнего старца, более славный конец, чем гибель при его защите…» Незабываемые слова! Его величество ни за что не оставит столицы. Скорее уж даст себя убить.
— Поживём-увидим, папа.
— Ты читал сегодня «Деба»?
— Признаться…
— А там очень, очень важные вещи. Если хочешь знать, на меня это произвело не меньшее впечатление, чем измена маршала Нея. Только, к счастью, в ином смысле, в ином смысле. Да о чем они думают, ваши начальники, почему не показывают таких статей вам, мушкетёрам? Значит, ты не читал статьи Бенжамена Констана? Куда же я девал газету? Вот она. Почитай-ка, почитай…
Номер «Журналь де Деба» был основательно скомкан, очевидно, его измяла нервическая рука Жерико-старшего. Теодор принялся читать. И впрямь статья господина Бенжамена Констана не походила на статьи тех, кто ждёт прихода Узурпатора в столицу.
— Ну как, подбавило духу? — осведомился отец, самодовольно потирая руки. — И все-таки принять меры предосторожности никогда не мешает…
Мадемуазель Мелани оправила скатерть и стала расставлять тарелки. Она неодобрительно взглянула на вазу с фруктами, где явно недоставало двух, а то и трех яблок. Господин Жерико в свою очередь посмотрел на неё. Только люди, долгое время прожившие под одной кровлей, давно привыкшие друг к другу, умеют вести столь выразительный в своём молчании диалог.
Мадемуазель Мелани пожала плечами: господин Жерико все спускает господину Теодору с рук.
— Но если Людоед все-таки вернётся, то как ни храни верность королевскому дому…
Тео пропустил эту фразу мимо ушей. Мыслью он был не здесь, а в том садике, где среди шарообразно подстриженных тисов стоит домик, похожий на маленький греческий храм. Эта женщина действительно слишком худа. Как девочка… Вдруг его внимание привлекла отцовская фраза… О чем это он бишь говорил? Когда упустишь нить разговора, потом…
— Перебежчик перебежчику рознь. Я же тебе говорю, что измена маршала Нея… тут есть о чем призадуматься. Ведь он не такой ветрогон, как супруг этой дамочки, что скрывается в доме напротив, у майора Брака…
Как, неужели Теодор не знает, что маленький домик-ну, тот греческий храм-сняла одна особа, прибывшая инкогнито…
недурненькая… очень недурненькая, только, пожалуй, чересчур худощава… даже ключицы торчат… Кто она? Имя её в последнее время наделало немало шуму…
— Нет, она не приятельница Браков, а, понимаешь ли, креолка: барон Лаллеман вывез свою Каролину из Сан-Доминго…
было это в самом начале века.
— Как так креолка? — воскликнул Теодор. — Да ведь она блондинка, совсем светлая.
— Уж не путаешь ли ты креолок с негритянками? Да ты разве встретил её?
И этот вопрос мушкетёр пропустил мимо ушей.
— А сколько лет Каролине?
— Да уж тридцать наверняка есть. К нам её привела, само собой разумеется, супруга генерала Лефевр-Денуэтта. У себя на улице Виктуар она побоялась держать её дольше из-за полиции, сам понимаешь… Все они друг у друга прячутся: возьми, к примеру, герцогиню Сен-Лэ, так она исчезла уже больше недели из своей квартиры на улице Артуа… Заметь, отваги барона никто не отрицает-он доказал её на поле битвы… Но зачем понадобилось ему вмешиваться в эту авантюру вместе с ЛефеврДенуэттом? А с другой стороны, зачем было его величеству назначать барона префектом в Эн? Это же значит искушать дьявола. Среди командиров оказалось, будто бы случайно, слишком много приверженцев Буонапарте. Говорят, что Фуше, опять этот Фуше, сбил барона с толку… Ты знаешь, что, когда на этих днях пришли арестовывать Фуше, он перелез через стенку, явился к своей соседке герцогине, а она уже упорхнула… теперь ищи ветра в поле… Во всяком случае, Лаллеман мог бы спокойно подождать неделю, прежде чем выказывать своё молодечество.
Ведь тогда их Маленький Капрал ещё не был в Гренобле, а генерал Лаллеман и Друэ д'Эрлон уже поспешили… Говорят, маршал Сульт тоже принимал участие в заговоре… Так или иначе, король лишил его поста военного министра… Ты ведь, должно быть, знаешь всю эту историю: заговорщики решили идти на Париж, а добрались только до Компьена. Вот уже неделя, как генерал Лаллеман содержится в Лаонской тюрьме, и его ждёт военный суд, расстрел…
— Но эта дама, папа…
— Какая ещё дама? Ах да, баронесса Каролина! Её, бедняжку, можно понять. Она ведь ни в чем не виновата, но неужели ты воображаешь, что она могла оставаться в Лаонской префектуре?
Вот она и скрылась от излишней опеки тамошней полиции. В Париже человека отыщешь не сразу. Как же она, по-твоему, может вернуться к родным, когда родные её живут в СанДоминго? Она хотела припасть к стопам его величества. Только не так-то просто припасть к его стопам, ведь теперь ни госпожа Лефевр-Денуэтт, ни герцогиня Сен-Лэ представить её ко двору не могут. И, скажи на милость, какой это француз согласится представить жену осуждённого его величеству королю Людовику…
— Я! — воскликнул Теодор.
Отец удивлённо взглянул на сына и пожал плечами. О чем это он бишь говорил? Ах да…
— Так вот, нашёлся один англичанин, который взял эту миссию на себя… Он свой человек у герцогов Орлеанских и на улице Шантрен… зовут его Киннард.
— Лорд Чарльз? — осведомился Теодор. — Любитель искусств?
— Как, и ты его знаешь? Ты им интересуешься? Возможно, именно он подал ей эту мысль… Тут ведь столько мастерских.
Она и укрылась здесь. В Новых Афинах человек может затеряться как иголка в стоге сена… А так как Фортюне Брак служил когда-то офицером под началом Лефевр-Денуэтта, выходит-все они одним миром мазаны… Вот они и помогают друг другу…
Лефевр-Денуэтт, Фортюне Брак! И при чем тут Фуше? Все эти имена смешались в голове Теодора. Странный это был квартал: здесь в течение последнего года все события, сама жизнь пошли для него дорогой горечи и разочарования. На углу улицы Сен-Лазар, где он только что пронёсся галопом, находился особняк маркиза Лагранжа, командира чёрных мушкетёров; Теодор не раз видел там гвардейских офицеров, являвшихся по начальству, а вечерами-вереницу колясок, откуда выходили разряженные гости и следовали к дому, сопровождаемые лакеями, освещённые светом хрустальных люстр, падавшим из открытых окон. Маркиз Лагранж, так же как и Ло де Лористон, был героем наполеоновских войн. Их кумир ныне повержен, но они сохранили свои особняки, свои эполеты, свои капиталы в этом хороводе битв и празднеств, в котором закружило Империю.
- Предыдущая
- 10/160
- Следующая
