Стратегическая семейная терапия - Маданес Клу - Страница 27

• Предыдущая
• 27/66
• Следующая

У семьи вышли накладки с игрой: матери не терпелось самой дать отпор «вору», не дожидаясь, пока сын придет на помощь. Терапевт вынужден был попросить участников игры повторить сцену с самого начала. «Неудача», которая постигла исполнителей, не сумевших точно выполнить замысел терапевта, содержала сообщение, что мама — сильный, самостоятельный человек, способный защитить себя самостоятельно, и она не нуждается в опеке сына. Данный эпизод служит примером того, насколько непредсказуемы события, которые может повлечь за собой игра, построенная на основе «как будто». В данном случае у матери была возможность прореагировать самыми разными способами, но она выбрала этот единственный. Если бы терапевту вздумалось использовать интервенцию, предписывающую матери любым способом доказать окружающим, что она сильна и не нуждается ни в чьей защите, вряд ли ей удалось бы придумать что-либо более удачное.

Когда задуманная сцена, наконец, была успешно осуществлена и сын справился со своей ролью, напав на вора, все расселись по своим местам, чтобы обсудить общую игру. Терапевт слегка пожурил мать за то, что она недостаточно выразительно изображала страх и не постаралась сдержать свой напор, чтобы дать возможность сыну отразить нападение вора. Мать возразила в ответ, что она взрослый человек, умеющий защитить себя, и поэтому заданная роль была для нее особенно трудной. Так произошло самопроизвольное послание от матери к сыну, в котором женщина прямо утверждала, что не нуждается в его опеке.

Терапевт попросил семью в течение следующей недели каждый вечер собираться вместе, чтобы повторить прежнюю сцену. В том случае, если мать услышит ночью, что сын вскрикивает во сне, ей следует подняться, разбудить его и сестер и всем вместе повторить указанную сцену. Они должны все это проделать, невзирая ни на позднее время, ни на степень своей усталости и желание спать. Цель подобного предписания — помочь матери и сыну изменить привычный и далеко не самый удачный способ, которым они до сего дня защищали друг друга.

Ночные кошмары оставили сына. Но семья еще несколько недель посещала терапевта, поскольку у них накопились другие проблемы различного характера. Терапевт помогал матери и мальчику наладить отношения со школой, улучшить поведение и успеваемость сына. Однажды на сессию пришел отец самого младшего ребенка, и терапевт, хотя и без особого успеха, уговаривал его уделять пасынку чуть больше внимания. Мать предприняла специальные шаги, чтобы сблизить сына со сверстниками, пристроив его в подростковый рок-ансамбль и футбольную команду. Терапевт поддержал мать в ее работе в качестве преподавателя танцев и помог уладить некоторые проблемы в отношениях с отцом ее младшего.

К контрольной встрече, состоявшейся через год, бывший пациент настолько хорошо успевал в школе, что мать решила купить ему в награду велосипед. Сама она стала социальным работником в центре психического здоровья.

В этом терапевтическом процессе можно выделить две стадии. На первой — посредством парадоксальной интервенции — были блокированы те неудачные формы, с помощью которых мать и сын помогали друг другу. На второй стадии действия терапевта были направлены на то, чтобы придать матери сил и уверенности в себе, побудив ее взять на себя ответственность за отношения сына со школой, его общение со сверстниками, собственную работу и устройство семейной жизни.

Супруги обратились в консультацию из-за того, что их семилетнего сына часто мучили головные боли. При этом родители настолько неопределенно говорили о проблеме мальчика, что нельзя было понять, с какой частотой возникают эти боли и менялось ли состояние ребенка за последнее время в ту или иную сторону. Упоминались и поведенческие проблемы в школе, хотя также оставалось неясным, что это за проблемы (по-видимому, они были решены посредством перехода из одной школы в другую). Мать предполагала, что сын ревновал родителей к своей пятилетней сестре, смышленой и способной девочке. Отец соглашался с этой версией. Мать и отец говорили о сыне таким образом, что терапевту было не просто понять, относится ли сказанное больше к сыну или к отцу.

Неопределенность и растерянность, сопровождавшие рассказ родителей о проблеме мальчика, выбор слов, отвечавший скорее описанию взрослого, нежели ребенка, смазывание различий, из-за которого невозможно было понять, говорят они о сыне или об отце, — все это вместе склоняло терапевта к гипотезе, что именно отец переживал какие-то настолько болезненные для супругов проблемы, что представлялось совершенно невозможным касаться их. И тогда родители установили этот паттерн — говорить о трудностях сына в такой метафорической форме, которая позволяла бы затронуть неблагополучие отца. Позже подтвердилось: да, у отца действительно возникли серьезные проблемы. Он лечился от алкоголизма, существовала реальная опасность, что его уволят с работы и, кроме того, он написал роман, который нигде не мог опубликовать. Цель терапии в данном случае можно было определить следующим образом: освободить ребенка от необходимости служить метафорой, которую родители использовали, чтобы обсуждать проблемы отца.

Обычно сын заговаривал о головной боли, когда после школы приходил домой и заставал отца, который также, только что вернувшись с работы, пребывал в ужасно подавленном настроении. На первой сессии терапевт попросил семью разыграть сцену, в которой отец должен был представить, что он вернулся вечером домой, испытывая страшную головную боль. Сыну следовало утешить его, втягивая в игру и отвлекая тем самым от боли. Перед ним также ставилась задача: определить, действительно ли у отца болит голова и не симулирует ли он. Для этого мальчик должен был задавать отцу вопросы о том, как тот себя чувствует и как у него прошел день. От отца требовалось, чтобы он рассказывал о воображаемых проблемах на службе и избегал признаний о подлинных неприятностях. В то время как отец и сын вели этот разговор, мать и дочь должны были изображать, будто готовят обед (когда в ходе терапии дается установка на игру, в ней должны участвовать все члены семьи без исключения).

Терапевт попросил родителей исполнять эту сцену дома каждый вечер в течение недели. Отцу предписывалось, едва он войдет после работы в дом, сразу же приступать к инсценировке головной боли. Сын должен был утешать его и ободрять, а отец всячески «темнить», ничем не выдавая, действительно ли он чувствует головную боль или только симулирует ее. Между тем матери и дочери нужно было заниматься приготовлением обеда.

Семья добросовестно следовала указаниям терапевта и по прошествии недели сообщила, что мальчику стало гораздо лучше. Они проигрывали этот спектакль еще в течение трех недель, пока головные боли у ребенка полностью не исчезли.

Гипотеза, побудившая терапевта избрать такого рода интервенцию, строилась на предположении, что мальчик защищает отца, вызывая в себе симптом, требующий проявлений родительской заботы и, таким образом, заставляет отца взять себя в руки, собраться ради помощи сыну, вместо того чтобы печалиться о собственных проблемах. Кроме того, ребенок обеспечивает метафору, которая дает родителям возможность обсуждать проблемы отца, не затрагивая их напрямую, и таким образом спасает их от болезненных стычек.

Побудив отца к ежедневному притворству, будто тот страдает от головной боли, и оправданию ее ссылками на воображаемые служебные проблемы, терапевт создал ситуацию, когда сын утратил возможность понимать, на самом ли деле отец расстроен или нет, а вместе с этим и возможность помогать ему привычным для себя образом. Одновременно терапевт подсказал и новый способ помощи отцу: сын должен был играть с ним и вести разговоры. Таким образом, сын перестал нуждаться в головной боли как средстве помощи отцу. Метафорой отцовских проблем (и предметом шутливого обсуждения в процессе игры) стала его же собственная воображаемая головная боль. И мальчика с его симптомом уже никто больше не использовал как метафору чужих проблем.

• Предыдущая
• 27/66
• Следующая