Жизнь собачья - Магуто Н. - Страница 4

• Предыдущая
• 4/44
• Следующая

– Ричард, Ричард, назад!

Конечно, сейчас все брошу и назад побегу. Как бы не так! И тут, откуда не возьмись, собака, огромная, страшная – У меня сердце в пятки сразу ушло. Остановился, глазами хлопаю, думаю, все, пропал. А она как рыкнет. Поджилки затряслись, словно я трус последний. Как полечу. Откуда только силы взялись? Долетел до мамки на одном дыхании и – прыгнул. Ее чуть не свалил, но ничего, устояла, правда, со мной на руках.

Потом-то я понял, что случилось. Оказывается, там пруд. По краю тоненький ледок, а чуть дальше вода. Бог уберег, а так точно, еще пару метров, и ушел бы под лед. Свело бы лапы, и стал бы я мороженым крабом на местном дне.

И сразу понял, мамку нужно слушаться, зря орать не будет. Тем более меня она любит, ну вроде, как любит. Мне так кажется. Я себе говорю, не спеши, сегодня любит, а завтра даром не нужен. Наслушался во дворе выше крыши, то того бросили, то этого подарили, а один, так вообще руки на себя наложил, под машину бросился. Вот так – Но если честно, живем мы хорошо, спокойно, все меня уважают. Только Татьянка ведет себя порой несерьезно. Один раз, как гаркнет, я с перепугу на подоконник заскочил. Мамка тут такое устроила. Как пошла девчонку воспитывать. А та стоит, глазами хлопает, ну ангел, а не ребенок. Несколько дней все было тихо, а через неделю я ее ботинок полизал, и полизал-то совсем чуть-чуть, так ерунда. Она, как увидела, шорты схватила и давай за мной по квартире гоняться. Бегает, орет, ну думаю, пришел мой последний час. Я с перепугу и сикнул. Тут опять мамка на помощь пришла. Правда, на этот раз и мне досталось, полчаса воспитывала.

Подумаешь, у ботинка пятка помята, и следы на мысу остались. Ничего, и в таких походит, не барыня. Я же не нарочно, просто зубки чесались, а косточку мою кто-то спрятал. Что мне оставалось? – Я посмотрел, понюхал и выбрал помягче. К тому же невкусными они оказались.

Но на безрыбье, и рак рыба.

Это все ничего, – тут у нас такое случилось, до сих пор, как вспомню, дрожь берет. Гуляем мы как-то по каналу. Собак там много, со многими я уже познакомился, с некоторыми подружился. Девочка там одна есть, светленькая такая. Я ее, как увидел, – аж дух перехватило.

Хороша неземно, глаза глубокие, прозрачные, словно небо, голосок нежный, а шерстка – загляденье, – мягкая, пушистая. Я к ней и так, и этак, а она – то посмотрит, то отвернется. У меня от волнения аж живот подвело.

Через пару минут познакомились, но поиграть так и не довелось.

Неожиданно откуда-то сверху послышался зверский рык. Мамка тут же подлетела, схватила и на поводок меня. Я любопытный, лезу, куда ни попадя. Правда, тут все по барабану, – рядом такая девочка. Но, увы, Лору сразу же увели. Мы даже попрощаться не успели – И тут началось – Сам я что-то видел, что-то нет, но слышать, все слышал. Оказывается, гуляла там собака, родня мне, правда, по дальней линии. Ну, вот идет она с хозяйкой, никому не мешает. Мы собаки мирные, нас не трогай, мы зря не полезем. Шагают себе, парой слов перекинутся и дальше идут. Вдруг, непонятно откуда огромная, черная шавка. Глаза горят, слюна с клыков капает, вид – просто бешенный. И как бросится на хозяйку родича.

А тот так себе, хиловат, подросток еще совсем, но видимо почуял, что сейчас будет, и насмерть встал. Этот, бешенный, то с одной стороны зайдет, то с другой, везде на зубы нарывается. Родственник мой, хиляк, ни хиляк, а характер железный, рычит, огрызается, к хозяйке бешеного не подпускает. Понял, что отступать некуда, сожрет тот ее, не подавится. А бешеный тем временем озверел совсем, словно с ума сошел, кидается на бедолагу, то лапу порвет, то бок располосует. Хозяйка орет, просит забрать сумасшедшего. А у того хозяином мужичок с ноготок, грудь колесом. Так он щеки надул и давай своего хищника на бедолагу натравливать:

– Ату его, Гога! Ату!

Тот, знай себе, старается, посерьезней врага зацепить, все за один укус решить. И вдруг, то ли звезды так встали, то ли судьба так распорядилась, а родич мой, как прыгнет, и в горло своему противнику мертвой хваткой, как вцепится всеми зубами. Тот отбивается, мордой трясет.

Толстый такой, мощный, кажется еще мгновение и все, стряхнет с себя бедолагу. Но не тут-то было.

Хрипят оба, один от боли, а другой – вздохнуть не может. Тут до малявки-хозяина наконец-то доходить начало, что собака его богу душу отдает. Он скорее к нему на помощь, а тот уже и не дышит совсем.

Малявка давай орать:

– Уберите собаку! Схватил металлический обломок и давай на родича кидаться. Но зрители тут уже не стерпели, скрутили его, трубу из рук вырвали, чуть-чуть бы и накостыляли. Зря передумали. А родич тем временем глаза закатил, и скулит тихонечко, – помирает. Хозяйка, мамка, да и остальные к нему бросились, стали от врага оттаскивать, а он так зубы сжал, что и сделать ничего нельзя, не разжимает и все. То ли жив, то ли нет, непонятно. Рванный весь, в крови. У бешенного, что когти, что зубы – жуть, – вот и досталось бедолаге. Но кое-как расцепили. Откуда-то машина появилась, старенькая такая, копейка, погрузили и повезли.

Тут меня мамка схватила и потащила домой – Всю ночь не спал, все думал, думал – Как же так? Жил себе пес никому не мешал, слова злого не сказал, и вот тебе – на, чем все закончилось.

Лежу, на Луну смотрю, морда родича перед глазами, окровавленная вся, мертвая – Слезы из глаз катятся, хорошо поблизости никого нет.

Так, да не так – Голову повернул и вижу: мамка рядом. Стоит, смотрит и сама чуть не плачет.

Обнялись мы с ней, поцеловались, села она ко мне на пол, так пол ночи и провели. О чем только не говорили. Испугалась она сильно. Думала, что бешенный, как с родичем покончит, так на нас бросится. Бежать собралась, да не успела. Быстро все случилось.

А родича Цезарем звали, и было ему меньше года, вот так. Герой, а не пес.

Зря я так расстраивался. Пошли вечером гулять и узнали, жив Цезарь! Жив! Успели его до больницы довезти, а там врачи хорошие. Они, как услышали, что пес жизнь человеку спас, все дела побросали, и давай его лечить. Потом хозяин прибежал, крутой такой, нервный.

Раскричался: «Спасите собаку! Спасите!» Тут такое началось – Вытащили, – вернули с того света. Вот так, – он пока в больнице. Хозяйка его целые дни там проводит, хозяин самые хорошие лекарства покупает. Поправляется Цезарь.

Это здорово. Мы ведь одной породы. Если он так смог, то и я смогу. Правда пока драться не хочется. К чему мне это?

Посмотрел я как-то на себя в зеркало и порадовался. Расту потихоньку, ей богу расту. Скоро совсем взрослым буду. Морда у меня ничего, симпатичная. Глаза крупные, умные, нос выразительный. Брови нависают чуть-чуть, серьезность всему облику придают. Выгляжу неплохо, но слишком молодо. И худоват я слегка. Мамка старается, кормит, но все без толку.

Правда, кое-кто поговаривает, что стройный я, видный, и окрас у меня «что надо». Лапы, морда рыжие, а туловище черное, только грудь лохматая, тоже рыжая. В целом ничего, даже себе нравлюсь. И шерсть у меня классная, жесткая, словно лощеная, волосок к волоску. Вот только девочки внимания не обращают, мал я еще для них. Я к ним и так, и этак, а они – ну никак. Правда, было тут как-то раз – Отправились мы вечером на площадку. Смотрю, Лора бегает, веселится, мячик таскает. Я к ней сунулся поздороваться, а она как рыкнет, чуть не укусила. Вот глупая, думала я мячик стащить хочу. Мячик, ха, – зачем мне мячик? Мне с ней поиграть хотелось. Обиделся я, прочь пошел. А мамка сразу же все поняла, пожалела меня, погладила, палку нашла и давай кидать.

Я за палкой бегаю, гавкаю, шум на все лужайку устроил, весело, хорошо. Лора смотрела, смотрела и погналась за мной, я от нее, палку схватил и к мамке. Потом опять за палкой, так и бегали весь вечер. Еще несколько девчонок подошли, тоже давай гоняться, то за мной, то друг за дружкой. Лора устала, про мячик забыла, даже жаловаться начала. Обидно ей, что догнать не может. А я вид делаю, что мне все равно, что она, что другая. Я порой, то к одной сунусь, то к другой. А они, как меня увидят, визжать начинают, радуются. Лору это в конец заело.

• Предыдущая
• 4/44
• Следующая