Предания нашей улицы - Махфуз Нагиб - Страница 36

• Предыдущая
• 36/101
• Следующая

— Таков удел тиранов!

Новость облетела улицу со скоростью света. Все в один голос заговорили о том, что Габаль расправился с футув-вами, как до того он расправился со змеями. Люди славили Габаля с жаром, который не могли остудить самые холодные порывы ветра, и называли его истинным футуввой улицы Габалауи. Требовали, чтобы трупы футувв были вытащены из ямы и выставлены на всеобщее обозрение в назидание тем, кто вознамерился бы последовать их примеру. Люди хлопали в ладоши, плясали. Но сам Габаль был озабочен тем, чтобы довести до конца задуманный им план. Надо было не упустить ни одной мелочи, и он крикнул хамданам:

— А теперь пошли в дом управляющего!

До того как Габаль и члены рода Хамдан вышли из своего дома, на улице творилось нечто неописуемое. Мужчины, а вслед за ними и женщины врывались в дома футувв, избивали всех, кто там находился, пуская при этом в ход и руки, и ноги. Родственники и близкие футувв разбегались, прикрывая от ударов лбы и затылки, охая и утирая слезы. Дома были разграблены полностью, были унесены мебель, и еда, и одежда, а все, что нельзя было унести, было сломано и разбито, так что жилища превратились в груды обломков и развалин. После этого негодующие толпы устремились к дому управляющего и сгрудились перед закрытой входной дверью. Слышались громкие возгласы: «Давайте сюда управляющего. Пусть выходит, а не то!..» Эти требования и угрозы сопровождались улюлюканьем и насмешками. Часть толпы направилась к Большому дому, призывая Габалауи выйти наконец из своего уединения, навести порядок и восстановить справедливость. Другие же стали колотить в дверь дома управляющего кулаками и наваливаться на нее плечами с намерением сломать ее. В этот критический момент показался Габаль во главе мужчин и женщин из своего рода. Они шли уверенно, воодушевленные одержанной победой. Толпа расступилась, пропуская их, раздались приветственные возгласы, крики радости и одобрения. Но Габаль поднял руку, прося тишины, и голоса постепенно смолкли. В наступившей тишине стало слышно, как шумит налетающий порывами ветер. Габаль вгляделся в обращенные к нему лица и сказал:

— Жители улицы! Я приветствую и благодарю вас!

В ответ снова раздались радостные возгласы, но Габаль опять попросил тишины.

— Если вы не разойдетесь спокойно по домам, — проговорил он, — мы не сможем завершить начатое.

— Мы хотим справедливости, господин наш! — послышалось в ответ.

Громко, чтобы его услышали все, Габаль повторил:

— Расходитесь спокойно, и да осуществится воля Габалауи!

Вновь поднялся шум и крики в честь Габалауи и его внука Габаля. Людям очень не хотелось расходиться, но они не могли противиться просьбе Габаля и его повелительному взгляду. Вскоре перед домом управляющего не осталось никого, кроме членов рода Хамдан. Тогда Габаль постучал в дверь и крикнул:

— Дядюшка Хасанейн, открой! Ему ответил дрожащий голос:

— А люди… люди…

— Здесь никого нет, кроме нас!

Дверь открылась, и Габаль вошел во двор, а за ним вошли члены его рода. Пройдя по мощеной дорожке к саламлику, они увидели ханум, покорно стоявшую у порога, а в дверях залы — эфенди со склоненной головой и с лицом белее савана. При виде эфенди у многих вырвались гневные восклицания. Ханум со вздохом промолвила:

— Мне очень плохо, Габаль!

Габаль, сделав презрительный жест в сторону управляющего, ответил:

— Если бы коварный замысел этого потерявшего честь человека удался, мы все были бы сейчас хладными трупами.

Ханум лишь тяжело вздохнула, а Габаль, не отводя сурового взгляда от эфенди, продолжал:

— Сколь жалок и беспомощен ты теперь, когда у тебя не осталось ни защитников — футувв, ни собственной смелости. Если бы я отдал тебя на суд жителям улицы, они растерзали бы тебя и растоптали ногами.

Управляющий задрожал всем телом и съежился так, что стал даже меньше ростом, а ханум приблизилась к Габалю и умоляюще проговорила:

— Прошу тебя, не говори таких ужасных вещей, ведь я привыкла слышать от тебя только добрые слова. Мы в таком состоянии, что заслуживаем снисхождения…

— Если бы не мое уважение к тебе, то дело приняло бы совсем другой оборот, — проговорил Габаль, отворачиваясь от ханум, чтобы скрыть волнение, охватившее его при звуках ее голоса.

— Я не сомневаюсь в этом, Габаль, я знаю, ты не можешь отказать в просьбе.

— Как было бы хорошо, если бы мы могли добиться справедливости, не пролив ни капли крови, — грустно произнес Габаль.

Эфенди пошатнулся, как будто теряя последние силы, а Хода быстро проговорила:

— Что случилось, то случилось, а сейчас мы полностью покоряемся твоей воле.

Было видно, что управляющий силится что-то сказать. Наконец, слабым голосом он произнес:

— Ведь есть возможность исправить совершенные ошибки.

Все с любопытством уставились на человека, который еще недавно был столь могущественным, а сейчас выглядел слабым и униженным. Управляющий, приободренный тем, что он вновь обрел дар речи, сказал:

— Теперь ты, Габаль, можешь занять место Заклата. Ты его заслужил.

Габаль нахмурился.

— Я не желаю быть футуввой, — презрительно сказал он. — Поищи себе кого— нибудь другого, кто стал бы охранять тебя. Я же хочу лишь вернуть права роду Хамдан!

— Они и так принадлежат вам, а ты, если хочешь, можешь управлять имением.

— Как это было раньше, Габаль, — вмешалась ханум.

— А почему бы нам не завладеть всем имением? — воскликнул Даабас.

Хамданы одобрительно зашумели, а лица ханум и эфенди покрылись мертвенной бледностью. Габаль метнул на своих сородичей гневный взгляд.

— Владелец имения приказал мне вернуть вам ваши права, а не лишать прав других.

— А откуда тебе известно, что и другие вернут себе свои права? — спросил Даабас.

— Это их дело, — сказал Габаль. — А ты, Даабас, ненавидишь несправедливость, только когда сам становишься ее жертвой.

— Ты честный человек, Габаль, — проговорила в сильном волнении ханум, — как бы я хотела, чтобы ты вернулся в мой дом!

— Я останусь жить с хамданами, — решительно ответил Габаль.

— Но это не приличествует твоему положению!

— Когда мы получим свою долю доходов от имения, мы отстроим дом не хуже Большого дома! Такова воля нашего деда Габалауи.

Эфенди недоверчиво покосился на Габаля и сказал:

— После того что произошло сегодня, мы не можем быть спокойны за свою безопасность.

— Вы сами должны налаживать ваши отношения с жителями улицы, — с презрением проговорил Габаль. — Меня это не касается.

— Если ты будешь уважать наш уговор, — неожиданно вмешался Даабас, — никто не посмеет тебе угрожать.

— Я заявляю публично о законности ваших прав, — решительно заявил эфенди, а ханум умоляюще посмотрела на Габаля.

— Поужинай сегодня со мной, Габаль, прошу тебя как мать.

Габаль пытался догадаться, чего она добивается, так настойчиво подчеркивая свою любовь к нему, но был не в силах отказать ей и сказал, склонив голову:

— Как пожелаешь, госпожа моя!

И вот настали светлые дни для рода Хамдан или рода Габаль, как он стал теперь называться. Широко распахнулись двери кофейни, и поэт Ридван занял свое место на скамье. Вновь зазвучали струны ребаба, рекой полилось пиво, клубы голубоватого дыма от кальяна заволокли потолок. Тамархенна танцевала так, что у нее чуть не переломилась поясница. И никого больше не волновало, будет ли найден убийца Кадру. А история встречи Габаля с Габалауи обрастала все новыми легендарными подробностями. Эти дни были лучшими в жизни Габаля и Шафики. И Габаль предложил жене:

— Давай позовем Балкыти жить с нами!

— Да! Пусть он благословит появление внука! — ответила Шафика, которая уже чувствовала признаки приближающихся родов.

— Ты мое счастье, Шафика! — благодарно проговорил Габаль. — И Саида найдет себе достойного мужа из рода Хамдан.

— Вернее, из рода Габаль, ведь теперь нас так называют, потому что ты лучший из всех когда-либо родившихся в этом квартале!

• Предыдущая
• 36/101
• Следующая