Предания нашей улицы - Махфуз Нагиб - Страница 61

• Предыдущая
• 61/101
• Следующая

— Аминаханум, жена управляющего, просила сказать тебе, чтобы ты опомнилась, пока не поздно. Она не хочет, чтобы ты совершила поступок, который сделает тебя притчей во языцех всей улицы.

— Меня не касаются приказы ханум, — с горячностью воскликнула Камар, — она, наверное, не знает, кого на нашей улице поступки их уже сделали притчей во языцех!

— О дочь моего брата! Она желает сохранить твою честь!

— Дядя! Не верь, что она заботится или хотя бы помнит о нас. Прошло уже десять лет после смерти мужа, а она ни разу не спросила обо мне!

Явно смущенный этими словами, Увейс запнулся, но все же продолжал:

— Она говорит еще, что неразумно женщине выходить замуж за мужчину, который неровня ей, да к тому же посещает ее дом, хотя бы и по делу. Лицо Камар побелело от гнева.

— Пусть у нее отсохнет язык! Я родилась, выросла, вышла замуж и овдовела на этой улице. Меня тут все знают, и репутация моя безупречна!

— Конечно, доченька, конечно! Аминаханум лишь предостерегала, что так могут сказать.

— Оставим ханум в покое, дядя! К чему портить из-за нее нервы? Я сообщила тебе, поскольку ты мой дядя, что я решила стать женой Касема. И хочу, чтобы этот брак совершился с твоего одобрения и в твоем присутствии.

Увейс помолчал, размышляя. Ему нечего было возразить, а сердить ее ему не хотелось из боязни, что Камар изымет свой капитал из его торговли. Поэтому он глядел себе под ноги в смущении и печали. Открыл было рот, собираясь что— то сказать, но так и не произнес ничего внятного. А Камар продолжала смотреть на него с непоколебимой решимостью.

Дядюшка Закария одолжил своему племяннику несколько фунтов, чтобы тот смог купить необходимое к свадьбе. При этом он сказал:

— Я бы дал тебе больше, если бы мог, ведь твой отец, мой родной брат, очень помог мне в день свадьбы.

На полученные деньги Касем купил себе новую галабею и белье, ярко расшитую головную повязку, желтые сапоги, бамбуковую трость и хорошего нюхательного табаку. Рано утром, в день свадьбы, Касем отправился в баню, где он сначала парился и нырял в бассейн, потом отдал себя в руки массажиста, снова парился и мылся, после чего отдыхал в комнате для раздевания, пил чай и мечтал о близком счастье.

Камар взяла на себя подготовку к свадьбе: на крыше своего дома с помощью приглашенной ею женщины, имевшей большой опыт в устройстве свадеб, она приготовила все для приема гостей и пригласила также искусного повара. Во дворе был раскинут шатер, где перед приглашенными должен был выступать певец.

На свадьбу пришли родные и друзья Касема и жители его квартала во главе с муаллимом Саварисом. И началось веселье. Из рук в руки передавались стаканы с пивом и кальяны, число которых достигало двадцати, так что через некоторое время густое облако ароматного дыма окутало всех присутствующих. Слышались здравицы в честь новобрачных, раздавался смех, звучали веселые голоса.

Дядюшка Закария, которому вино ударило в голову, расхвастался:

— Наша семья благородная, она принадлежит к древнему роду!

Увейс, сидевший между Закарией и Саварисом, подавил гнев и хмуро сказал:

— Хватит с вас родства с муаллимом Саварисом! В ответ Закария громко крикнул:

— Да здравствует муаллим Саварис!

Оркестр, состоявший из скрипки, цитры, свирели и лютни, тотчас сыграл величальную Саварису, который расплылся в улыбке и помахал рукой. Раньше футувва досадовал на то, что Закария хвастается далеким родством с ним, но, когда узнал о женитьбе Касема на Камар, изменил свое отношение, хотя в глубине души решил, что все равно не освободит Касема от подати.

А Закария тем временем продолжал:

— Касема все любят. Ну скажите, кто его не любит? Но, заметив недовольный взгляд Савариса, поспешил добавить:

— Если бы не его мудрость в день кражи, неизвестно, сколько бы голов сложили жители кварталов Габаль и Рифаа под дубинкой нашего футуввы Савариса!

Лицо футуввы расплылось в улыбке, а Увейс подтвердил:

— Верно, верно. Клянусь владыкой небес и земли, это так!

Тут певец начал свою песню: «Близится, близится сладостный миг…»

Касем смутился, а Садек, как всегда угадавший его состояние, подал ему стакан вина и заставил выпить до дна. Сам он не переставая курил кальян. А Хасан напился так, что цветные узоры на стенках шатра плясали у него перед глазами. Увейс, заметив это, сказал Закарии:

— Хасан пьет больше, чем подобает в его возрасте. Закария со стаканом в руке посоветовал сыну:

— Хасан, не пей так!

И одним духом осушил содержимое своего стакана, показав, как не надо пить. Это вызвало общий смех гостей, а Увейс еще больше разозлился и подумал: «Если бы не глупость моей племянницы, тебе пришлось бы продать все состояние, чтобы расплатиться за выпитое сегодня вино».

Около полуночи Касем и мужчины из числа гостей, предводительствуемые их защитником Саварисом, отправились в кофейню Дунгуля. На улице, привлеченные запахом еды, толпились мальчишки, нищие и кошки. Дунгуль приветствовал Касема, который уселся между Хасаном и Саде-ком, и приказал служке:

— В эту праздничную ночь всем кальян за мой счет!

И каждый из гостей тоже угостил всех кальяном. Вскоре пришли музыканты во главе с флейтистами и барабанщиками. Саварис поднялся с места и повелительным тоном сказал:

— Ну, можно начинать!

Каабура, в галабее, надетой прямо на голое тело, босой, пошел впереди, танцуя и держа палку на макушке. Все гости двинулись за ним: сначала певцы, потом Саварис и Касем, окруженный друзьями. По обеим сторонам процессии шли факельщики. Один из певцов запел приятным голосом:

Прокуренные и пропитые голоса подхватили мотив. Процессия двигалась по направлению к Гамалийе, минуя Бейт аль-Кади, Хусейнию и Даррасу. Всю ночь люди веселились, забыв обо всем, и свадьба, как началась, так и закончилась в радости и всеобщем веселье. Это была первая свадьба на улице, которая обошлась без драк и кровопролития. Закария так развеселился, что сам пустился в пляс. Он играл дубинкой, изгибался, тряс бедрами и грудью, подражая танцовщицам, и его движения напоминали то драку, то любовные объятия. Потом он принялся кружиться и тем закончил танец под крики одобрения и горячие аплодисменты.

Тем временем Касем прошел на женскую половину, где в два ряда сидели женщины, а посреди них — невеста. Под несмолкающие звуки загруд.[24]

Касем подошел к Камар и взял ее за руку. Она поднялась с места, и он повел ее за собой. Впереди них шла танцовщица, которая своими движениями словно бы преподавала им последний урок. Дойдя до комнаты новобрачных и закрыв за собой дверь, они сразу отгородились от внешнего мира. Все звуки стихли, сквозь стенку доносился лишь слабый шум голосов и шагов. Касем оглядел комнату: розовую постель, мягкий диван, ковер — вещи, которых он отроду не видел даже в своем воображении. Взгляд его остановился на жене, которая сидя снимала украшения с головы. Она показалась Касему неотразимо привлекательной: полнотелая, грациозная и с благородной осанкой. Стены комнаты казались жемчужными от обилия света. Он видел все это как сквозь сон. От волнения и переполнявшего его счастья нервы его были крайне напряжены, и, несмотря на легкую шелковую галабею, тело горело от выпитого вина и выкуренного кальяна. Подойдя к Камар, Касем посмотрел на нее сверху, а она опустила глаза. Он взял в ладони ее лицо, хотел что-то сказать, но лишь молча склонился к ней, ощутив запах ее волос, и поцеловал ее лоб и щеки. Из-за двери в комнату проникал аромат благовоний и был слышен голос Сакины, которая бормотала непонятные заклинания.

• Предыдущая
• 61/101
• Следующая