Через пустыню - Май Карл Фридрих - Страница 89

• Предыдущая
• 89/90
• Следующая

— Что они там делают? — спросил я у Али-бея.

— Получают свою порцию мяса жертвенных быков.

— Кто-то следит за этим?

— Да. Подходят только бедные. Они собираются по племенам и местам проживания. Вожди племен их сопровождают или выдают метки.

— А ваши жрецы совсем не оставляют себе мяса?

— От этих быков — нет. Но в последний день праздника убивают несколько животных, которые должны быть белыми, совершенно белыми. Их мясо принадлежит жрецам… Ну, а теперь давай отправимся в путь!

— Как далеко до Калони?

— Верхом — четыре часа.

Внизу стояли наши кони. Мы сели в седла и без сопровождения покинули долину. Путь наш уходил круто вверх, и, когда мы достигли вершины, я увидел перед собой холмистую местность, густо поросшую лесом и прорезанную многочисленными долинами. Эту страну населяло крупное курдское племя мисури, к которому принадлежали и бадинаны. Наш путь шел то вверх, то вниз, то между голых скал, то в густом лесу. На склонах мы видели несколько деревушек, но дома были брошены. То и дело мы переправлялись через холодные воды какого-нибудь дикого горного ручья. Эти дома были окружены виноградниками, рядом с которыми росли кунжут, жито и хлопок. Особенно красиво выглядели эти дома в окружении цветов и тщательно ухоженных плодовых деревьев: фиговых, гранатовых, вишневых, тутовых, оливковых.

Ни один человек не встретился по дороге, поскольку езиды, населявшие эту местность до самого Чёлемерика, все уже прибыли в Шейх-Ади. Мы ехали уже два часа, когда услышали голос, окликнувший нас.

Из леса вышел человек. Это был курд. На нем были очень широкие, открытые книзу штаны, кожаные башмаки были обуты прямо на босу ногу. Тело было облачено только в рубашку с прямоугольным вырезом у шеи, доходившую до голени. Его густые волосы свисали волнистыми прядями на плечи, а голову прикрывала одна из тех диковинных и безобразных войлочных шапок, похожих на огромных пауков, круглое туловище которых покрывает макушку, а длинные ножки свисают назад и в сторону почти до плеч. На поясе он носил нож, баночку с порохом и патронташ. Однако ружья не было видно.

— Добрый день! — приветствовал он нас. — Куда направляется Али-бей, Отважный?

— Храни тебя Бог! — ответил бей. — Ты меня знаешь? Из какого ты племени?

— Я бадинан, господин.

— Из Калони?

— Да, из Калахони, как мы называем наше селение.

— Вы еще остались в своих домах?

— Нет. Мы уже заняли шалаши.

— Они расположены поблизости?

— Почему ты так думаешь?

— Если воин удаляется от своего жилья, он берет с собой ружье. У тебя же нет при себе ружья.

— Ты угадал. С кем ты хочешь говорить?

— С твоим вождем.

— Сойди с коня и следуй за мной!

Мы спешились и повели коней за собой. Курд вел нас в лес, в глубине которого мы наткнулись на прочное, построенное из поваленных деревьев заграждение, за которым увидели многочисленные шалаши, собранные из жердей и прикрытые листвой. В этой баррикаде было оставлено одно узкое отверстие, послужившее нам входом. За баррикадой мы увидели несколько сотен детей, толпившихся между шалашами и деревьями, тогда как взрослые, как мужчины, так и женщины, заняты были расширением и укреплением завала. На один из больших шалашей взгромоздился мужчина. Это и был вождь, занявший столь высокое место, чтобы хорошо все видеть вокруг и лучше руководить работой. Увидев моего спутника, он спрыгнул на землю и пошел нам навстречу.

— Добро пожаловать! Пусть Бог умножит твое богатство!

При этих словах он подал руку и кивнул одной из женщин, которая расстелила на земле одеяло. На него мы и уселись. Меня хозяин, казалось, не замечал. Любой езид был бы более любезным по отношению ко мне. Женщина — очевидно, его жена — принесла три трубки, грубо вырезанные из померанцевого дерева, а юная девушка подала миски с виноградом и сотовым медом. Вождь снял с пояса свой кисет, сшитый из кошачьей шкуры, открыл его и положил перед Али-беем.

— Не церемонься! — сказал он.

При этом он полез грязными руками в мед, отковырнул пальцем кусок и положил его в рот. Бей набил трубку и зажег ее.

— Скажи мне, существует ли еще дружба между тобой и мной? — начал беседу бей.

— Да, дружба между нами сохраняется, — гласил ответ.

— А между твоими людьми и моими?

— Также и между ними.

— Попросил бы ты у меня помощи, если бы пришел враг, чтобы напасть на тебя?

— Если бы я был слишком слабым, чтобы победить его, я бы попросил тебя о помощи.

— А помог бы ты мне, если бы я тебя об этом попросил?

— Если твой враг не мой друг, я бы это сделал.

— Губернатора Мосула ты причисляешь к своим друзьям?

— Он — мой враг; он — враг всех свободных курдов. Он — разбойник, который ворует у нас животных и продает наших дочерей.

— Ты слышал, что он намерен напасть на нас в Шейх-Ади?

— Я слышал об этом от своих людей, которые служат у тебя разведчиками.

— Они пойдут по твоей земле. Что ты будешь делать?

— Ты видишь это! — и движением руки он указал на окружавшие нас шалаши. — Мы оставили Калахони и построили себе в лесу шалаши. Теперь мы строим стену, за которой сможем защищаться, если на нас нападут турки.

— Они на вас не нападут.

— Откуда ты это знаешь?

— Если они хотят застать нас врасплох, то должны перед этим избегать всякого шума, тем более боя. Следовательно, они пройдут по твоей земле очень спокойно. Возможно, они даже постараются избежать открытой дороги и пойдут лесами, чтобы незаметно подобраться к Шейх-Ади.

— Твои мысли нашли истину.

— Но если они нас победят, тогда они нападут и на вас.

— Ты не позволишь себя победить.

— Ты хочешь мне помочь?

— Хочу. Что я должен делать? Надо ли послать тебе, в Шейх-Ади, моих воинов?

— Нет, со мной достаточно воинов, чтобы безо всякой помощи справиться с турками. Ты должен только спрятать своих воинов и дать туркам спокойно пройти, чтобы они считали себя в безопасности.

— А преследовать их не надо?

— Нет. Однако ты можешь перекрыть дорогу, чтобы они не смогли вернуться. На второй высоте отсюда, в направлении Шейх-Ади, проход такой узкий, что могут пройти рядом только два человека. Если ты построишь там земляное укрепление, то сможешь с двадцатью воинами убить тысячу турок.

— Я сделаю это. А что ты мне дашь за труды?

— Если тебе не надо будет сражаться, стало быть, если я один одержу победу над врагами, ты получишь пятьдесят ружей. Однако, если ты вынужден будешь вступить в бой и храбро сражаться, я дам тебе сто турецких ружей.

— Сто турецких ружей! — восторженно вскрикнул вождь.

Он крайне поспешно полез в миску с сотами и при этом засунул в рот такой кусок, что я думал, он непременно должен подавиться.

— Сто турецких ружей! — повторил он, разжевывая соты. — Ты сдержишь слово?

— Разве я обманул тебя хоть раз?

— Нет. Ты мой брат, мой товарищ, мой друг, мой боевой соратник, и я тебе верю. Я заслужу ружья!

— Однако ты сможешь их заслужить только в том случае, если позволишь туркам пройти невредимыми.

— Они не должны увидеть ни одного из моих людей!

— И только тогда помешаешь им вернуться, если мне не удастся окружить и удержать их.

— Я займу не только проход, но и боковые долины, чтобы они не смогли двинуться ни направо, ни налево, ни вперед, ни назад!

— Это ты хорошо сделаешь. Однако я не хочу, чтобы пролилось много крови. Солдаты тут ни при чем, они должны повиноваться губернатору, и если мы будем жестокими, то это станет известно падишаху в Стамбуле, а он достаточно силен, чтобы послать большое войско и уничтожить всех нас.

— Я тебя понимаю. Хороший полководец должен уметь применять силу и хитрость. Тогда он с маленькой дружиной сможет победить большое войско. Когда придут турки?

— Они попытаются напасть на Шейх-Ади завтра рано утром.

— Их самих застигнут врасплох. Я знаю, что ты — храбрый воин. Ты поступишь с турками так же, как это сделали там, внизу, на равнине, со своими врагами хаддедины.

• Предыдущая
• 89/90
• Следующая