По дикому Курдистану - Май Карл Фридрих - Страница 25
- Предыдущая
- 25/88
- Следующая
– Я тоже об этом слышал.
И, чтобы опередить вопрос с его стороны, прибавил:
– Он, должно быть, их наказал, а теперь, пожалуй, на очереди и строптивые арабы.
Он встрепенулся и пытливо взглянул на меня.
– Почему ты так предполагаешь, эмир?
– Потому что он сам со мной об этом говорил.
– Он сам? Мутасаррыф?
– Да.
– Когда?
– Естественно, когда я был у него.
– Почему он это сделал? – осведомился он, не скрывая своей недоверчивости.
– Да потому, что он мне доверял и собирался дать задание, связанное с этим военным походом.
– Какое задание?
– Ты когда-нибудь слышал о политике и дипломатии, мутеселлим?
Он высокомерно улыбнулся.
– Был бы я комендантом Амадии, не будь дипломатом?
– Ты прав! Но почему ты не показываешь себя как дипломат?
– Что, я был недипломатичен?
– Да. И очень.
– Как это так?
– Ты спрашиваешь меня так прямо о моем задании! Я не должен о нем говорить. Ты мог бы узнать о задании лишь через умные вопросы. Ты должен был у меня спросить, чтобы узнать что-либо об этом деле: это ведь вернейшее доказательство, что мутасаррыф говорил со мною откровеннее и чистосердечнее, чем с тобою. А что, если я приехал по делу, касающемуся его вторжения в арабскую область Амадия?
– Этого не может быть.
– Почему? Вполне возможно.
– Я хочу тебе только доверительно сообщить о том, что губернатор пошлет меня после возвращения из Амадии на пастбища арабов. Я должен изучить там местность, чтобы потом высказать ему некоторые соображения.
– Это правда?
– Я говорю тебе это по секрету. Значит, это правда.
– Тогда ты близкое доверенное лицо мутасаррыфа.
– Может быть.
– И имеешь на него влияние!
– Даже если бы это было так, то я не обязан подавать вид. Иначе я мог бы это влияние очень легко потерять.
– Эмир, ты опечалил меня!
– Отчего?
– Я подозреваю, что милость мутасаррыфа не распространяется на меня. Скажи мне, ты действительно его друг и доверенное лицо?
– Он мне сообщал то, что, наверное, другим не говорил, даже о своем походе против езидов, но друг ли я ему – это вопрос, от ответа на который ты меня должен освободить.
– Я подвергну тебя испытанию, чтобы узнать, действительно ли ты больше знаешь его, чем остальные!
– Давай, – сказал я беззаботно, хотя внутренне почувствовал некоторую тревогу.
– Какое арабское племя его особенно интересует?
– Шамары.
– Какие из них?
– Хаддедины.
Теперь его подозрительный вид сменился на хитрое выражение.
– Как зовут их шейха?
– Мохаммед Эмин. Ты его знаешь?
– Не знаю, но я о нем слышал. Мутасаррыф взял его в плен. Он же наверняка поговорил с тобой об этом, благо он отнесся к тебе с доверием и собирается послать тебя к арабам.
Этот милый человек на самом деле прилагал все усилия, чтобы быть дипломатичным. Я же, напротив, рассмеялся ему в лицо:
– О мутеселлим, ты подвергаешь меня жестокому испытанию! Разве Амад эль-Гандур столь стар, что его можно спутать с Мохаммедом Эмином, его отцом?
– Как я могу их путать, раз я никогда не видел их?
Я поднялся:
– Давай закончим разговор, я не мальчишка, которого можно дурачить. Но если ты хочешь увидеть пленника, иди в тюрьму, сержант покажет тебе его. Я же скажу тебе лишь одно: держи в тайне, кто он такой, и не дай ему ускользнуть. Пока будущий шейх хаддединов находится под властью мутасаррыфа, последний может ставить арабам условия. Теперь позволь мне уйти.
– Эмир, я не хотел тебя оскорбить, останься!
– У меня сегодня есть еще другие дела.
– Ты должен остаться, потому что я велел приготовить тебе обед!
– Я могу пообедать в своем доме, благодарю. Кстати, в приемной стоит курд, он тоже хочет с тобой поговорить, он был здесь раньше меня, и поэтому я хотел ему уступить, он же, напротив, был настолько вежлив, что отклонил мое предложение.
– Он посланник бея из Гумри, пусть подождет!
– Мутеселлим, позволь мне предостеречь тебя от одной ошибки.
– От какой ошибки?
– Ты обращаешься с этим человеком словно с врагом или как с тем, кого не нужно уважать или бояться.
Я увидел, что он старается укротить свой гнев.
– Ты что, собираешься меня поучать? Ты, которого я даже не знаю?
– Нет. Как я смею тебя поучать, когда ты старше меня? Но иногда и младший может дать советы старшему.
– Я сам знаю, как надо обращаться с этим курдом. Его отец был Абдуссами-бей, который так много доставлял неудобств моим предшественникам, в особенности бедному Селиму Зиллахи.
– Значит ли это, что его сын должен доставлять вам такие же неудобства? Мутасаррыфу нужны войска для борьбы с арабами. Одну часть войска он постоянно держит в полной готовности против езидов, которым он не доверяет. Что же он ответит, если я поведаю ему, как ты обращаешься с курдами из Бервари? Да здесь может вспыхнуть восстание, если курды заметят, что у губернатора нет в этот момент сил для его подавления! Впрочем, делай что хочешь, мутеселлим. Я не буду тебя учить и давать советы!
По всему было видно, что этот аргумент ошеломил его.
– Ты считаешь, я должен принять курда?
– Делай что хочешь. Повторяю тебе!
– Если ты обещаешь отобедать у меня, я впущу его прямо при тебе.
– При таком условии я остаюсь, а то я хотел уже идти, чтобы ему не пришлось меня долго ждать.
Мутеселлим хлопнул в ладоши. Из боковой двери возник слуга и получил указание позвать курда. Тот гордо вошел в комнату и сказал короткое «салам!», не поклонившись.
– Ты посланник бея из Гумри? – спросил комендант.
– Да.
– Что передал мне твой господин?
– Мой господин? У свободного курда никогда нет господина. Он мой бей, мой вождь в бою, но не мой повелитель. Это слово есть только у турок и персов.
– Я тебя не для того вызвал, чтоб с тобой спорить. Что должен ты мне передать?
Курд явно догадался, что причиной его поспешного вызова из приемной был я. Он бросил на меня понимающий взгляд и ответил очень серьезно и с расстановкой:
– Мутеселлим, у меня было кое-что тебе передать, но поскольку я вынужден был ждать, то уже все позабыл. Бей, значит, пошлет тебе другого гонца, который, пожалуй, не забудет, что сообщить, если ему не придется опять долго ожидать в приемной.
Последнее слово он произнес уже у двери и затем исчез. У коменданта отвисла челюсть. Такого поворота дела он явно не ожидал. Я же про себя отметил, что ни один европейский посол не смог бы поступить корректнее этого юного простого курда. Первым порывом моим было бежать за ним и высказать ему свои почтение и признательность. Мутеселлим тоже хотел кинуться за ним, правда с другим намерением.
– Негодяй! – крикнул он, подпрыгнув. – Я…
Мутеселлим опомнился и остановился. Я с безразличным видом набил чубук и зажег его.
– Эмир, что ты скажешь на это? – спросил он.
– Я знал, что так будет. Курд – не лицемерный грек. Вот как только поступит бей из Гумри после случившегося? А что скажет мутасаррыф?
– Ты что, расскажешь мутасаррыфу?
– Я-то промолчу, но он сам поймет, увидев последствия.
– Я позову сейчас этого курда обратно, эмир!
– Он не вернется.
– Но я не хочу его гневить!
– Курд не поверит вашим добродетелям, только один человек может склонить его к тому, чтобы вернуться.
– Кто же это?
– Я.
– Ты?
– Да. Я его друг, наверное, он меня послушает.
– Ты его друг? Ты его знаешь?
– В первый раз я увидел его в твоей приемной. Но я заговорил с ним как с человеком, который является посланником бея, и это сделало его моим другом.
– Ты не знаешь, где он остановился?
– Знаю.
– Где? Он, видимо, уехал из Амадии. Его лошадь стояла внизу.
– Он в моей квартире, куда я его пригласил.
– Ты его пригласил? Он будет у тебя обедать?
– Я приму его как гостя, но главное – я должен доверить ему одно послание бею.
- Предыдущая
- 25/88
- Следующая