По дикому Курдистану - Май Карл Фридрих - Страница 44

• Предыдущая
• 44/88
• Следующая

Спали мы крепко, без сновидений. Меня разбудил громкий, торопливый голос:

– Эфенди, эмир, просыпайся! Быстро!

Я открыл глаза. Передо мной стоял Селим-ага, без верхней одежды и тюрбана. Усы его топорщились от ужаса да еще от выпитого вчера вина, он безуспешно пытался вращать пьяными глазами.

– Что такое? – спросил я невозмутимо.

– Поднимайся! Случилось нечто ужасное!

Из обрывков его слов я узнал, что мутеселлим обнаружил побег и пребывает теперь в дьявольской ярости. Запуганный ага чуть ли не на коленях умолял меня пойти вместе с ним в тюрьму и ублажить мутеселлима.

Наскоро собравшись, я отправился в тюрьму, где прямо в дверях меня ожидал разгневанный комендант. Даже не поздоровавшись, он схватил Селима-агу за руку и потащил его в коридор, где уже дрожали от страха арнауты.

– Несчастный ты человек, что ты наделал! – заорал он на него.

– Господин, я ничего не сделал, ничего!

– Вот именно! В этом твое преступление, что ты ничего не сделал! Ты не следил за стражей.

– Где же мне надо было сторожить, эфенди?

– Естественно, здесь, в тюрьме!

– Я же не смог выйти.

Мутеселлим вылупился на него. Кажется, эта идея не приходила ему еще в голову.

– У меня же не было ключа! – добавил Селим-ага.

– Не было! Да, Селим-ага, это верно, и это также твое счастье, иначе с тобой случилось бы нечто ужасное. Иди сюда и посмотри вниз, в камеру.

Мы шли вдоль по коридору. Дверь камеры была открыта, и там ничего не было видно.

– Убежал! – сказал Селим-ага.

– Да, убежал! – яростно заорал мутеселлим.

– Кто ему открыл?

– Действительно, кто? Скажи, Селим-ага.

– Не я!

– И не я! Только надзиратели были здесь.

Селим-ага повернулся к ним.

– Ну-ка, подойдите вы сюда, псы!

Они, немного помедлив, приблизились.

– Это вы открыли дверь!

Сержант осмелился ответить:

– Селим-ага, ни один из нас не трогал засова. Нам велено открывать двери лишь после обеда, никто из нас ее не открывал.

– Значит, я первый открыл ее? – спросил комендант.

– Да, эфенди.

– Когда я открыл дверь, в камере уже не было никого. Он убежал. Как же он смог выбраться? Вчера вечером он еще был здесь, теперь же его нет. Между этим и тем временем только вы могли тут что-нибудь натворить. Его выпустил один из вас!

– Клянусь Аллахом, мы не открывали эту дверь!

– Мутеселлим, – вмешался в разборку я, – у них не было ключа от ворот. Если кто-то из них и выпустил заключенного, то он должен быть в этом доме.

– Ты прав, у меня же только два ключа! – сказал он. – Мы все здесь обыщем.

– Распорядись проверить посты, а также городские стены и скалы. Если заключенный покинул город, то, вполне естественно, он перелез через стену, а не прошел в ворота. Если это так, я знаю точно, что должны остаться какие-либо следы. Его одежда настолько заплесневела и обветшала в камере, что наверняка не выдержит трудного пути по горам.

– Беги к посту, – повелел комендант одному из арнаутов, – и передай мой приказ: прочесать весь город!

Тюрьму досконально проверили; это длилось, наверно, с час. Конечно, они не нашли ни малейших следов побега. Мы уже намеревались покинуть тюрьму, как появились два арнаута с лохмотьями в руках.

– Мы нашли эти лохмотья прямо над пропастью, – заявил один из них.

Селим-ага взял в руки остатки одежды и попытался их разорвать.

– Эфенди, это части верхней одежды пленного, – сообщил он мутеселлиму. – Я узнал их!

– Ты уверен?

– Да, уверен, как уверен в том, что ношу бороду.

– Тогда он, несомненно, убежал из города.

– Скорее всего, он свалился в пропасть, – высказал я предположение.

Мы вышли из тюрьмы и пошли к тому месту, где я разорвал одежду и разбросал по кустам. Я удивился, как мне удалось ночью не свалиться в пропасть. Мутеселлим внимательно осмотрел окрестности.

– Он свалился вниз и, естественно, погиб. Оттуда не воскреснуть вновь! Но когда он убежал?

Как ни старался комендант быстро разгадать тайну этого исчезновения, он так и не находил ответа. Он был взбешен и гнал каждого, кто только к нему приближался. Неудивительно, что я также избегал общаться с ним. Но мне не было скучно, так как скопилось достаточно дел, которые нужно было выполнить. Прежде всего купить лошадь для Амада, затем сходить к своей пациентке, которую я крайне редко навещал.

Перед дверью дома моей больной стоял оседланный мул, предназначенный для женщины. В передней стоял отец девочки, обрадовавшийся моему приходу.

Больная сидела выпрямившись, ее щеки снова порозовели, а глаза были как у совершенно здорового человека. Около ее кровати стояли мать и прабабушка. Прабабка уже приготовилась уезжать: она повесила на свое белое одеяние черную, похожую на пальто накидку, на голову надела черную чадру, откидывающуюся на спину. Девочка сразу протянула мне руку:

– О, я благодарю тебя, эфенди, теперь уже ясно, что я не умру!

– Да, она будет жить, – сказала старуха. – Бог и Пресвятая Дева Мария благословили твою руку и направили ее по верному пути – и сохранили для меня жизнь той, кто дороже всех прочих богатств на свете. Я не буду предлагать тебе богатство, золото – ты богатый эмир, у которого есть все, что ему понадобится; но все же скажи мне, как могу я отблагодарить тебя, эфенди?

– Хвали не меня, а Господа, это будет вернее, только Божья воля и чудо спасли твою девочку.

– Я буду молиться и за тебя, эфенди. Молитве женщины, которой недолго осталось жить на этом свете, Бог непременно внемлет. Сколько еще ты будешь в Амадии?

– Уже недолго.

– А куда ты отправляешься?

– Этого никто не должен знать, есть для этого причина. Тебе же я скажу одно: мы будем скакать на восток.

– Так ты едешь в том же направлении, что и я. Мой мул уже ждет меня перед домом. Может быть, мы больше никогда не увидимся, потому благословляю тебя я, старая женщина, которая не может дать тебе ничего больше и лучше. Но могу раскрыть тебе один секрет, который тебе, возможно, пригодится. Скоро настанут худые времена для Востока, и вполне возможно, что это коснется и тебя. Если же ты в своей беде окажешься между Ашиетой и Гундиком, последней деревней перед Тхомой, и никто не сможет тебе помочь, то скажи первому встречному, что тебя охраняет Рух-и-кульян – пещерный дух. Если же первый встречный не поймет, обратись ко второму, третьему, пока ты не найдешь человека, который тебя поймет.

– Рух-и-кульян? Пещерный дух? Что это за странное имя? – спросил я столетнюю женщину.

– Этого тебе никто не сможет сказать.

– Ты же говоришь о нем и не можешь меня просветить!

– Рух-и-кульян – существо, которое никто не знает. Оно то там, то здесь – повсюду, где только есть нуждающиеся в помощи, которую они заслуживают. Во многих деревнях есть место, где с ним можно говорить в определенное время. Туда в полночь идут нуждающиеся в помощи и поверяют ему все свои сокровенные желания. После этого оно дает совет и утешение, хотя иногда может грозить и наказывать. Иной человек, облеченный властью, покорно делает то, чего желает от него пещерный дух. При чужом человеке никогда не говорят об этом существе, только праведные и друзья могут знать, где оно находится.

– Тогда твой секрет мне не пригодится.

– Почему?

– Мне не откроют секрет, где его найти, хотя и поймут, что я знаю его имя.

– Тогда скажи, что это я рассказала тебе о нем, и тебе назовут место, где оно бывает. Мое имя знакомо по всем окрестностям Тиджари, а правоверные знают, что они могут доверять моим друзьям.

– Как звучит твое имя?

– Меня зовут Мара Дуриме.

За этим, несомненно, скрывалось нечто таинственное, но это было так по-литературному расхоже, что я не придал ни малейшего значения ее словам. Простившись со всеми, я отправился домой. Там творилось нечто невообразимое; на кухне громко кричали. Старой Мерсине, должно быть, что-то явно не пришлось по вкусу, что она с удовольствием выражала всеми доступными ей средствами. При таких обстоятельствах мне могла пригодиться или навредить любая мелочь. Я вошел и сразу увидел, как Мерсина читает поучительную проповедь смельчаку Селиму-аге. Она угрожающе размахивала перед ним руками; он стоял, опустив глаза, как ученик, получающий нагоняй от наставника. Увидев меня, Мерсина сразу бросилась ко мне:

• Предыдущая
• 44/88
• Следующая