Собачий бог - Арбенин Сергей Борисович - Страница 54

• Предыдущая
• 54/85
• Следующая

– Почему? – удивилась Аленка.

– А хватит дома сидеть. И так почти три недели просидела.

– Я же болела.

– Что болела – это ладно. А теперь не болеешь. С ребятишками там хоть поиграешь, а то все с бабой да с Андреем, женихом своим. Да ещё с собакой вот…

Аленка чуть не расплакалась. Нахмурясь, сидела за столом. Неохотно грызла карамельку.

По радио начали передавать новые распоряжения председателя комиссии по ЧС Густых. Баба сделала погромче.

– В целях безопасности, – говорил диктор, – распоряжением комиссии по ЧС на весь период чрезвычайного положения в лечебных учреждениях всех видов собственности, детских дошкольных учреждениях, учреждениях образования вводится карантин. На время карантина детям до 14 лет запрещено появляться на улице после пяти часов вечера без сопровождения взрослых. Взрослым – после одиннадцати часов. В городе организовано круглосуточное патрулирование, особенно в отдаленных районах. Патрули будут усилены за счет спецподразделений УФСБ, УВД, УИНа, Службы судебных приставов, налоговой полиции, воинских частей Томского гарнизона. Все здания государственной власти, промышленные объекты, вокзалы и другие общественно значимые, или представляющие потенциальную угрозу объекты, а также муниципальный и частный общественный транспорт берутся под круглосуточную охрану. На особый режим переведены все частные охранные структуры…

– Ур-ра, я в садик не пойду!! – закричала Аленка и бросилась обнимать бабу.

Ночью, когда Аленка уже спала, баба тихонько вошла к ней в комнатку. Постояла, подперев щеку рукой и глядя на спящую. Поправила одеяло. Еще постояла. Потом вытерла слезу и тихо вернулась на кухню.

В четыре часа утра в окно стукнули. Аленка уже не спала – ждала.

Был самый темный, мертвый час суток. Аленка тихо оделась, вышла на кухню, ощупью пробралась к двери. Открывала ее долго-долго, сантиметр за сантиметром, боясь, что дверь скрипнет.

Не скрипнула. Так же осторожно Аленка прикрыла её, прислушиваясь к мерному похрапыванию бабы. В сенях накинула куртку, влезла в валенки и вышла во двор. В переулке, за палисадником, маячила высокая тощая фигура. Это был цыганенок Алешка, паренек лет тринадцати. На нем была модная легкая куртка, распахнутая на груди, джинсы заправлены в красные полусапожки на каблуке. Непокрытая курчавая голова серебрилась в свете дальнего фонаря.

Аленка, боясь скрипнуть, медленно приоткрыла железные ворота.

– Где собака? – без предисловий спросил Алешка.

– Сейчас приведу, подожди!

Аленка побежала в стайку. Тарзан сразу же проснулся, хотел тявкнуть, но Аленка сжала ему челюсти, зашипела в ухо:

– Тихо! Ни звука, понял? Сейчас пойдешь с Алешкой и спрячешься, где он велит. И молчи, молчи! А то я тебе пасть тряпкой замотаю.

Тарзан глядел умными глазами, слушал, приподняв одно ухо.

– Я тебя потом заберу. Понял? Жди, я заберу!

Она надела ошейник, взялась за него, и повела Тарзана к воротам. Тарзан заупрямился было, но Аленка шикнула на него, и он смирился.

Алешку Тарзан сразу признал, и даже позволил ему почесать себя за ухом.

Втроем они двинулись по переулку, держась обочины, к цыганскому дому.

В доме в одном из окон горел свет. Алешка сказал:

– Ну, давайте, попрощайтесь. Я его так укрою – никто не узнает, даже отец.

– Иди с Алешкой, Тарзан! – сказала Аленка, чмокнула собаку в лоб. – Слушайся его. Он теперь твой хозяин. Иди! А я тебя скоро заберу. Жди.

Эти слова подействовали магически. Тарзан позволил Алешке взять себя за ошейник и увести. В воротах пес обернулся, бросил прощальный взгляд на Аленку, издал непонятный короткий звук.

Ворота закрылись; было слышно, как Алешка запирает многочисленные замки и задвигает засов.

И стало тихо. Мертво и тихо.

Спало все вокруг – дома, деревья, и даже звезды.

Аленка постояла еще, пока холод не пробрал ее до самых костей, повернулась. И быстро пошла домой.

Вошла без скрипа, разделась в темноте, юркнула в остывшую постель.

И сама себе удивилась: надо же! А еще совсем недавно панически, до слез боялась одиночества и темноты!

И почти тут же уснула.

Баба приподнялась за перегородкой. Послушала ровное дыхание Аленки. Перекрестилась, вздохнула, и снова легла.

Ка тоже не спал в эту ночь. Он вообще никогда не спал, только впадал в темное, бессознательное состояние, похожее на обморок. Но и в этом состоянии он многое чувствовал.

В четыре часа его холодное сердце встрепенулось, почувствовав укол непонятного беспокойства. Ка поднялся с вороха одежды и звериных шкур, медленно, словно сомнамбула, пересек комнату, открыл входную дверь.

Постоял на пороге, подняв голову к небу. Ни луны, ни звезд в небе не было видно.

Ка открыл ворота и вышел в переулок. Довольно далеко, на другом конце переулка, маячили три тени. Ка медленно двинулся вперед, не издавая при этом ни звука.

Он уже разглядел, что двое детей – подросток и девочка – ведут куда-то большую собаку. Ка чувствовал её запах. Этот запах был ему ненавистен. Теперь он был уверен, что напал на верный след. Запаха девочки он не знал, но понял, что это – та самая, с белыми косичками, которая сидела на кухне, болтая ногами.

Он дошел до перекрестка – двигаться дальше было опасно. Дождался, когда подросток и собака скрылись в воротах незнакомого большого дома. И мгновенно шагнул за ствол тополя: девочка бежала в его сторону и могла его заметить. Впрочем, нет: в такой темноте, на краю которой лишь слабо мерцал одинокий фонарь, заметить Ка было невозможно. Он сам был похож на дерево или на фонарный столб.

Девочка добежала до железных ворот. Ворота скрипнули.

Ка стоял, ожидая чего-то еще. Но все было тихо вокруг. Даже машин на Ижевской не было.

Мертвое холодное лицо Ка стало преображаться. Неприятная, жутковатая гримаса исказила его.

Это была улыбка.

На другом конце переулка послышался шум подъехавшей машины. Яркий свет фар высветил весь переулок.

Ка стоял, замерев.

Хлопнули дверцы машины. Послышались голоса.

Через минуту дальний свет переключили на ближний, в переулке сразу потемнело. Какие-то фигуры с автоматами на плечах вошли в переулок, постояли, переговариваясь. Потом вернулись в машину. Снова захлопали дверцы. Машина отъехала куда-то вбок и затихла.

Ка почувствовал исходящую оттуда угрозу. Значит, не сегодня. Нет, не сегодня.

Он повернулся, и так же медленно вернулся домой, прошел в маленькую комнату и лег на шкуры. Он закрыл глаза и снова впал в оцепенение. Но жуткая ухмылка так и не сходила с его лица.

А на автобусной площадке с погашенными огнями стоял обычный тентовый «уазик», которых в эти дни было множество реквизировано в районных и сельских администрациях и в муниципальных службах.

В машине сидели пятеро мужчин. За задним сиденьем, в ящике, был целый оружейный склад: импортное помповое ружье фирмы «Хеклер и Кох» «Король Лев», обычная нарезная «тозовка», один «макаров», простенький прибор ночного видения «Байгыш». А самое главное – гладкоствольный карабин «Сайга» с укороченным стволом и магазином на 8 патронов.

Это были водители маршруток. Они всю ночь колесили по местным переулочкам и тупичкам, выслеживая того громилу, что перевернул автобус и убил их товарища, Славку.

Помповое ружье дал им хозяин маршрута, владелец нескольких автобусов. «Сайгу» тоже раздобыл он. Остальное шоферы собрали сами.

– Почти новый автобус загубил, сука! – говорил хозяин маршрута. – Вы что, такие здоровые, с одним сумасшедшим справиться не могли?

– Он бешеный. А у бешеных сила, как у слона, – оправдываясь, сказал один из водителей.

– Ну, ладно. И за автобус, и за Славку он ответит. У Славки двое детей осталось.

– Да мы уже скинулись…

Хозяин махнул рукой.

– Я тоже… скинулся. На новый автобус держал…

• Предыдущая
• 54/85
• Следующая