Верная Рука - Май Карл Фридрих - Страница 41
- Предыдущая
- 41/307
- Следующая
— Пусть команч спрашивает.
— Ваши воины выступили в поход против нашего племени? — прозвучал первый вопрос.
— Нет.
— Это правда?
— Да.
— Я не верю тебе.
— Можешь проверить. Горному ягуару не придет на ум готовиться к бою с больной крысой.
— Уфф! Не жди снисхождения, если будешь по-прежнему оскорблять нас. Где сейчас апачи-мескалерос?
— Дома, в своих вигвамах.
— А их вождь Виннету?
— Далеко на севере, с людьми племени снейк.
Апач явно водил их за нос.
— И снова ложь! Виннету здесь, — команча оказалось не так легко провести.
— Нет, — упорствовал апач, — Виннету на севере.
— Мы видели Олд Шеттерхэнда, а Виннету всегда держится где-нибудь поблизости от него.
Тут я заметил, что Длинный Нож с заметным усилием подавил радостный возглас. К счастью, Off вовремя овладел собой и произнес непререкаемым тоном:
— Команч лжет, он хочет обмануть меня. Олд Шеттерхэнда нет ни в долинах, ни в прерии, ни в горах. Он уехал к себе на родину, за Великую воду, и вернется не раньше, чем через две или три зимы. Таковы были его собственные слова.
Команч обиделся.
— Я не лгу, — заявил он.
— Нет, лжешь! Я тебе не верю.
— И все-таки, я говорю правду! — вышел из себя команч. — Мы сами видели его, своими глазами!
— Где!
— В нашем лагере. Он явился туда, чтобы выслеживать нас, но был схвачен и скоро умрет у столба пыток.
— Шеттерхэнд умрет у столба? — насмешливо переспросил Длинный Нож. — Да все ваши воины, вместе взятые, не смогут отнять жизнь у этого бледнолицего охотника. Даже если команчам и удалось бы схватить его, он вырвется на свободу. Или ты думаешь, что десяти тысячам воробьев будет под силу удержать в плену одного-единственного орла?
Расчет его был ясен — он хотел разозлить своих палачей и тем самым заставить их проговориться. И Длинный Нож достиг поставленной цели, потому что команч гневно возразил:
— Он у нас в руках! Воины команчей — не воробьи, а орлы, разрывающие и пожирающие воробьев вроде тебя или Шеттерхэнда! Я говорю чистую правду, а ты лжешь. Кого ты хочешь провести, когда говоришь, будто ваши люди спокойно сидят в своих вигвамах! Они уже в пути, иначе не стали бы высылать разведчиков.
— А разве они это сделали? — невозмутимо осведомился апач.
— Да, сделали.
— Но когда же?
— Недавно!
— Ха! Да известно ли вам хоть об одном лазутчике нашего племени?
— Известно. Ты — один из них.
— Я? Но кто сказал вам, что Длинный Нож приехал в Альчезе-чи на разведку?
— Никто не говорил, но тем не менее это так.
— Или вы ослепли? Разве на моем лице боевая раскраска?
— У тебя хватило хитрости не наносить ее! — рявкнул команч.
— Тогда вспомни, — продолжал пленник, — где живет твое племя и где мое. Команчи — на севере, апачи — на юге. А я приехал на восток. Зачем мне было забираться так далеко в сторону, если я послан выслеживать врагов, живущих к северу от нас?
— Ваши вожди хотели узнать, куда мы направились!
— Уфф! Ты даже не замечаешь, как выдаешь себя? Выходит, команчи выползли из своих нор не ради войны с апачами; нет, они спешат на восток! А куда и зачем, об этом я сам могу догадаться.
Команч понял, что пленник перехитрил его, и пришел в ярость.
— Молчи, собака! — завопил он, сверкая глазами. — Я могу повторить то, что сказал. Могу, ибо знаю — тебе уже не удастся разболтать ни слова из услышанного. Мы прихватим тебя с собой, и ты сдохнешь у столба пыток рядом с Шеттерхэндом.
— В таком случае, — заметил Длинный Нож, — я проживу еще очень долго, ведь все твои россказни, будто Шеттерхэнд в плену, — явная ложь.
— Он у нас, и это правда.
— Хау!
— И не только он, но и другие бледнолицые, которых ждет такая же смерть.
— Назови их! — потребовал апач.
— Во-первых, Олд Уоббл, свирепый убийца наших братьев, враг всех племен в прериях!
— Уфф!
— Потом — Олд Шурхэнд, бледнолицый огромного роста…
— Уфф, уфф! Дальше!
— Дальше? Тебе этого мало?
— О нет, вполне достаточно. Если вы действительно поймали этих великих охотников и я присоединюсь к ним в вашем лагере, то никто из нас не умрет. Мы сумеем найти дорогу к свободе. Мы пройдем сквозь толпы команчей, подобно тому как могучие бизоны прорываются сквозь стаю волков. Еще никто не побеждал Шеттерхэнда; но…
— Мы ловили его уже много раз! — перебил пленника команч.
— Ловили, но потом он почему-то всегда оказывался на свободе. А Шурхэнд может разом придушить шестерых команчей, по трое на каждую руку. Для него…
— Помолчи об этой собаке! — сердито крикнул один из сидящих. — Еще не было случая, чтобы он победил воина из нашего племени!
— Не было, потому что вы ему пока не попадались. Ну, а Олд Уоббл, самый хитрый и ловкий из бледнолицых, неуловимый и не знающий жалости к врагу, — он…
— Он умрет! А если и не умрет, то лишь потому, что это дряхлый бледнолицый — не более чем злобная дворняжка, которую прогоняют пинками, чтобы не тратить на него пули. Этот трус…
Тут говоривший внезапно умолк, но помешал ему не апач, а новое действующее лицо. В продолжение всей сцены мы с Шурхэндом смотрели на команча и теперь, когда он прервал свою речь и с ужасом воззрился куда-то в сторону, пытались понять, что его так напугало. Но наше замешательство было недолгим, ибо мы услышали хорошо знакомый голос:
— Так кто я? Трус, дворняжка? Ах ты краснокожая тварь! Вот сейчас мы узнаем, трус я или нет. Руки вверх! А кто попробует схватить оружие или хотя бы пошевелиться, тут же получит пулю в лоб.
Это был, конечно же, Олд Уоббл. Он не стал продираться сквозь сплошной кустарник, как мы, а пошел в обход и без всяких затруднений вышел к пруду с запада, редколесьем. До него этим же путем воспользовались и команчи. Держа ружье навскидку, с пальцем на спусковом крючке, старик неторопливыми шагами приблизился к индейцам.
— Руки вверх! — повторил он, видя, что ошеломленные команчи замешкались с выполнением его приказа. Те беспрекословно повиновались, и морщинистое лицо Уоббла расплылось в довольной улыбке.
— Вот вы и попались, негодяи, — продолжал он. — Стойте смирно, а кто попробует опустить руки, мигом получит пулю, я не шучу. Стало быть, говорите, я трус! Так, так. И вы уже изловили меня, а заодно и Олд Шеттерхэнда с Олд Шурхэндом. Это ведь твои слова, бездельник?
Но команч не удостоил его ответом.
— Ага! У тебя, кажется, даже дух перехватило! Погоди, сейчас мы приведем тебя в чувство. Хочу показать вам моих друзей — оба они знаменитые вестмены, и вы будете рады-радешеньки увидеть их целыми и невредимыми. Только вот куда же они запропастились?
Последняя реплика Уоббла относилась, вне всякого сомнения, к нам. Произнося эти слова, старик пристально вглядывался в заросли и в то же время держал на прицеле индейцев. Впрочем, они были так поражены его внезапным появлением, что и не думали обороняться. Один только вид Уоббла мог внушить страх кому угодно: он ощетинился винтовками, словно дикобраз иглами. Одну, как уже сказано, он держал в руках, а за плечами у него торчали еще три — весь наш арсенал.
Надо было признать, что со своей задачей Олд Уоббл справился вполне успешно, и все-таки меня немало раздосадовала его выходка. Я решил при первом же удобном случае поговорить с самолюбивым стариком, чтобы исключить подобные сюрпризы в будущем. Ну а сейчас оставалось только поддержать его игру. Я кивнул Шурхэнду, мы поднялись с земли и вышли на поляну.
Увидев нас, Олд Уоббл обратился к индейцам:
— Вот те люди, которых я хотел вам показать. Вы их как будто знаете?
— Олд Шеттерхэнд! — ликующе воскликнул Длинный Нож.
— Олд Шурхэнд! — охнул команч.
Я повернулся к нему.
— Да, это мы, ваши пленники, ожидающие казни… Мистер Каттер, возьмите-ка их оружие!
Достав револьвер, я направил его на команчей и приглядывал за ними, пока Уоббл собирал ружья и томагавки и складывал их под кустом.
- Предыдущая
- 41/307
- Следующая