Золотой мираж - Майкл Джудит - Страница 64
- Предыдущая
- 64/122
- Следующая
Клер подумала, что бы она стала делать, случись с ней такое. И поежилась:
— Это немного похоже на смерть. Он бросил взгляд на нее:
— Да. Немногие люди это понимают.
— Но они и вправду все исчезли?
— Вероятно, нет. Хотя так случается — писатели никогда не знают, когда они внезапно опустошатся и иссякнут. — Он сделал паузу, все еще находясь под впечатлением слов Ханны и Клер, и почувствовал, что теперь говорит с большей легкостью, чем когда-либо раньше.
— Со мной слишком много чего случилось сразу, несколько лет назад. Я говорил вам, что моя жена умерла — это было так внезапно, совершенно неожиданно. Она была здорова и деловита — она работала дизайнером на фаБрикс и как раз получила крупный заказ — и вдруг однажды утром она почувствовала усталость, прилегла немного вздремнуть… и не проснулась.
Клер сдержала дыхание:
— Что это было?
— Инфаркт. Никаких предупреждений, ничего в историях болезни ее родственников, никаких ключей. Она просто исчезла. И если было что-то, что осушило меня для писательства, то именно это. Я отослал своего сына к сестре и ее мужу, продал дом, уехал от всего, что давало мне смысл в жизни… все это было очень плохо. Но что было хуже всего, так это внезапное ощущение, что мне не на что больше рассчитывать. Я не мог представить себе, что снова начну писать создавать истории, которые разворачиваются в упорядоченном мире, когда я сам не верил в упорядоченный мир. Я не мог с этим примириться.
— Вы хотите сказать, что невозможно предугадать, что случится?
— Даже больше. Было время, когда я верил, что знаю, какой будет моя жизнь, как она сложится, и много лет все шло точно так, как я и думал. Мои рассказы публиковали в литературных журналах еще когда я учился в школе; я выиграл стипендию в школе и в колледже; я получил премию Пен-клуба за свой первый роман в двадцать восемь лет. Я женился на женщине, которую любил; у нас был сын, были хорошие друзья, мы купили дом и собаку и подобрали пару бродячих кошек, которые стали прекрасными домашними зверьками. И моя жена делала карьеру дизайнера. Все было точно по моему плану, происходило по некому расписанию, как будто кто-то где-то выполнял всю пьесу по моим ремаркам, и спектакль все длился и длился, — Не находя себе места, он вскочил и прошелся по мастерской, потом застыл у чертежного стола Клер, рассеянно уставившись на ее рисунки. — А затем кто-то опустил занавес. Вся прекрасно спланированная жизнь погибла и вместе с ней моя вера в свои силы. Греки называли это «губрис», вы знаете — гордыня. Отрицание богов: вы воображаете, что сами выбираете жизнь себе и тем, кого вы любите. Я был виновен в этом, я думал, что могу контролировать судьбу.
Он вернулся и сел снова в кресло, склонившись вперед, уперевшись в колени локтями.
— Я чувствовал, что меня колотят со всех сторон невидимые силы, злые и мстительные, и мне ничего не оставалось делать, как сдаться. Это было тогда, когда я отослал Дэвида и продал дом.
— И никаких книг уже не было? Он кивнул:
— Писание книги — это движение веры и возвещение любви. Вы верите, что можете изложить на бумаге все те идеи, которые так ясно и живо представляются в голове, вы даете себе право творить с такой любовью, которая неповторима ни в каком другом деле, вы верите, что кто-то опубликует вашу работу, а кто-то прочтет, а библиотеки закупят ваши книги, так, что и будущие поколения смогут их открыть. Вы верите, что способны написать такую историю, которая найдет отклик в умах современных и будущих ваших читателей, что вы сможете отыскать универсальную тему и представить ее так, что дадите людям надежду и большее понимание или редкое удовольствие ускользнуть из мрака окружающего их мира. Или даже подняться над ним. Другими словами, вы верите в будущее и в вашу способность найти себе в нем место, на своих собственных условиях. Так вот, я прекратил в это верить.. . Диктофон щелкнул. Алекс уставился на него:
— Черт, снова то же самое. — Он покачал головой. — Такого не должно быть, вы понимаете: у меня есть сроки, а на этой кассете гораздо больше меня, чем вас.
— АО чем вы бы хотели поговорить еще? — спросила Клер мягко. Она переживала за него, она мучилась за его печаль, и пустоту и за всю его утраченную любовь и потерянные привязанности к его жене, сыну, книгам. — Как вы думаете, мы управимся за час? У меня после и вправду будет много работы.
Алекс вставил еще одну кассету в диктофон и положил в карман записанную.
— Часа вполне хватит. Давайте начнем с этого дома и различных стилей вашей жизни. И мне хотелось бы услышать еще немного о вашей работе. А потом, если Эмма уже проснулась, я хотел бы поговорить с ней.
Клер, налила в обе чашки кофе и откинулась в кресле. В комнате было тихо, приглушенно. Взглянув за окно, она увидела, как крупные хлопья снега несутся сквозь побелевшие веткХ трущиеся о стекло. Мастерская стала казаться еще более светлой уютной гаванью, и Клер слушала шум голосов ее и Алекса, как будто была сторонним наблюдателем, стоявшим где-то у двери: звук их смеха, тихое позвякиванье чашек. В этом теплом месте она чувствовала себя необычайно комфортно, не надо было ничего подтверждать и проходить какие-то испытания. С ним было легко разговаривать, он мягок, но не лукав в своих вопросах, и быстро все понимает, когда она подыскивает нужное слово. Она осознала, что ей хорошо и приятно вот так сидеть, а когда, ей пришла мысль о работе, то она позволила эту мысль смыть потоком их беседы.
Телефонный звонок все испортил. Они оба слегка вздрогнули. Когда Клер подняла трубку, Алекс остановил запись.
— Да, — сказала она, и Алекс расслышал неожиданное напряжение в ее голосе. — Я думала, что нужно к восьми, — сказала она, помолчав. — Хорошо, ладно, я буду готова к семи. — Красной ручкой она выписывала кружки на клочке бумаги под рукой, круг за кругом. — Мы пойдем к Роз и Хейлу?… Нет, я не знала, но это отлично, мне у них нравится. Ты прав: туда ехать по крайней мере час. — Она соединила круги еще меньшими, образовывая цепочку, которая извивалась по всей странице. Она слушала, и на ее губах появилась улыбка:
— Да, конечно. Я буду. До семи! Она повесила трубку:
— Извините. На чем мы остановились?
Алекс ощутил странное чувство потери. Ни в одной из их бесед в ее голосе не появлялась такая чувственная нотка, и не бывало такой внутренней улыбки, все это — лишь для ее телефонного собеседника. Они ее изменяли, она становилась для него менее исключительной, и даже — менее интересной. Он меланхолически ощутил, что что-то уходит.
— Мы говорили об этом доме, — сказала Клер. — Но, вы понимаете, мне, собственно, кажется, что мы все уже обговорили. — Она поглядела на часы. — Пойду посмотрю, не проснулась ли Эмма.
Она вышла из комнаты, и Алекс не попытался ее остановить. Она была права: они все уже обговорили.
— Ты была занята — сказал Квентин. Его фары высветили низкую изгородь, которую он и искал, и автомобиль повернул на неразмеченную, грязную дорогу, которая вела к ферме Роз и Хейла Йегеров. Перед ними на свежем снегу виднелись следы шин.
— Да, — ответила Клер, потому что она отказывала ему во встрече дважды за последние четыре дня. Она думала о нем и скучала, но была так занята все время, что ей хватало и одной мысли, что она увидит его в пятницу. — А у тебя хорошо прошла неделя? — поинтересовалась она.
— Ничего особенного. Одна забавная история: мы получили почту для Эммы.
— Почту? Не поняла. От кого?
— От женщин, которые видели ее в рекламе.
— Какой рекламе?
— Первого выпуска. Ты же знаешь, что мы уже начали их публиковать.
— Нет. Нет, понятия не имела. А Эмма знает?
— Я полагал, что Билл или Хейл ей скажут. Это была предреклама, там говорилось, что «Эйгер Лэбс» в марте выпустит нечто особенное, некий ПК-20, революция, останавливающая время… и тому подобное. Ты понимаешь, как все это делается. Мы и раньше делали нечто подобное, но только с картинкой банки и написанным от руки именем или формулой и кучей пустого места. А на этот раз мы решили использовать Эмму с прототипом одного из твоих дизайнов. Я думал, что ты знала:
- Предыдущая
- 64/122
- Следующая
