И скоро день - Майклз Барбара - Страница 40

• Предыдущая
• 40/77
• Следующая

— Не столько рассержена, сколько выведена из равновесия.

— Временами ее действительно трудно понять, — признал Себастьяно. — Такая современная и сложная натура, она временами становится просто невыносимой, обременяя себя и других сословными предрассудками. Надеюсь, вы не слишком обеспокоены ее реакцией?

— Это профессиональный интерес?

Он виновато рассмеялся.

— У меня сложная профессия, она накладывает особый отпечаток на личную жизнь. Когда я задаю знакомым обычные вопросы, некоторые воспринимают это как своего рода тестирование. Если же я молчу и не спрашиваю ни о чем, то кажусь холодным и нелюбезным.

— Да, выбор не велик, — заметила я.

Огромная машина — это был «кадиллак» — двигалась так плавно, что я почти не замечала неровностей дороги. Перед нами блеснул свет чужих фар, Себастьяно крутанул руль и выругался по-итальянски. Затем он обратился ко мне.

— Надеюсь, вы не поняли моих последних слов. Этот лихач ехал слишком быстро для такой узкой дороги, однако вам не следует волноваться, я неплохой водитель.

— У меня вообще страх перед большими скоростями.

— Я даже не буду спрашивать почему.

— Да, так будет лучше.

Он рассмеялся, спустя какое-то время уже смеялась и я. Я чувствовала себя с ним гораздо спокойней, чем ожидала. Спустя еще какое-то время он вновь заговорил.

— Если вам хочется помолчать, я ничего не имею против. Если же вы хотите поговорить со мной, прошу вас, не стесняйтесь. Я не пришлю вам счет за прием.

Когда мы проезжали деревушку, начался дождь, поднялся ветер. Он вел машину просто мастерски. Я забыла, о чем шел разговор, помню только, что мы много смеялись. Я прониклась к нему еще большей симпатией, когда мы приехали в ресторан и сняли плащи. Чтобы я не чувствовала себя неловко в своем скромном наряде, Себастьяно надел обычный костюм и расстегнул ворот рубашки.

Метрдотель встретил нас с таким энтузиазмом, что мне сразу стало ясно: Себастьяно частенько бывает в этом ресторане. Нас проводили к уединенному столику. Выбор блюд я предоставила ему. Все было просто великолепно: вино, еда, сервировка, предупредительность персонала. Мне невольно припомнился мой обед с Дэвидом: белые пластиковые столы с простыми тарелками не шли ни в какое сравнение с этим залом и посудой из настоящего фарфора. У этих таких разных мужчин была одна общая черта: в их присутствии я чувствовала себя свободно, мне хотелось смеяться вместе с ними. И даже если обаяние Себастьяно обуславливалось его профессией, меня это нисколько не раздражало.

Я отказалась от десерта, хотя он уговаривал меня попробовать.

— Вы слишком худенькая, — заметил он, поглаживая меня по внутренней стороне руки своим тонким пальцем. — Я говорю вам это как врач. Неужели Франческа плохо вас кормит?

— Слишком хорошо. Роза — великолепный повар. — Но когда я ела в доме Франчески, кусок застревал у меня в горле. Мне никогда еще не приходила в голову подобная мысль, однако это была чистая правда. Преломление хлеба с человеком говорит о взаимном доверии и уважении, это жест дружбы и симпатии.

— Мне кажется, вы сейчас думаете о чем-то неприятном, — мягко заметил Себастьяно. — Я не спрашиваю, что вас так сильно тревожит. Лучше подскажите мне, что я должен сделать, чтобы вы поскорее выбросили из головы все дурные мысли? Может быть, потанцуем?

— Боюсь, что нет, если вы не обидитесь.

— Я вообще редко обижаюсь. Между прочим, вы напрасно отказываетесь, я неплохо танцую. Хотя, вероятно, не так хорошо, как ваш супруг.

Я подняла на него глаза от тарелки. Он виновато хлопнул себя ладонью по губам и, немного помедлив, сказал:

— Простите мне мою бестактность.

— Вы прощены, — ответила я, непринужденно рассмеявшись. — Барт любил танцевать. Он был актером, вы, наверное, уже знаете. Он постоянно тренировался и старался всегда поддерживать себя в хорошей сценической форме, кроме того, он был от природы очень грациозен.

— Я ничего не знал об этом. Франческа рассказывала мне кое-что, но это были в основном воспоминания о его детстве. Простите, но я не могу припомнить, чтобы в титрах мне попадалась фамилия Морандини или знакомые черты промелькнули на экране телевизора.

— У него были эпизодические роли в телевизионных шоу, в основном он работал в театре.

— А-а. Вы имеете в виду Нью-Йорк?

— Да... Главным образом в небольших летних театрах и на временных площадках. Хорошо, что у него были и другие статьи дохода, иначе нам пришлось бы туго. Ведь актеру требуется не только талант, нужны связи и удача.

— Да, конечно, вы правы. — Себастьяно помолчал, потом предложил посмотреть какой-нибудь фильм.

— Нет, спасибо, боюсь, это не для меня. Ведь я почти не знаю итальянского.

— Здесь неподалеку есть кинотеатр, в котором показывают старые американские и английские фильмы. Правда, я не знаю, что там сегодня идет, но мы можем съездить и выяснить.

В кинотеатре шел старый фильм киностудии «Макс Бразерз» «Ночь в опере». Себастьяно не стесняло мое присутствие: он хохотал так громко и заразительно, что мне казалось, еще чуть-чуть, и он просто лопнет от смеха. Когда мы с ним вышли из кинотеатра, дождь разошелся не на шутку. Он предложил мне зайти куда-нибудь погреться, пропустить по стаканчику или выпить кофе.

— Думаю, мне придется отказаться от вашего предложения, — с неохотой проговорила я. — Эмилия не ляжет спать до тех пор, пока я не вернусь. Не могу сказать, что мне нравится эта женщина, но жестоко заставлять ее ждать полночи.

Улицы к этому моменту уже опустели, город казался вымершим. Он осторожно взял меня под руку: на сей раз пожатие было более ощутимым.

— Вы добрая девушка, Кэти.

Я засмеялась, не испытывая ни малейшей неловкости.

Когда мы подъехали к вилле, ворота оказались заперты, но не успел еще Себастьяно нажать на клаксон, как из привратницкой показался Альберто. Дождь становился все тише, но Альберто выглядел насквозь промокшим.

— Ваше доброе сердечко сейчас, наверное, думает только о несчастном Альберто? — пошутил Себастьяно.

— Мне бы очень хотелось, чтобы вместо дождя на него пролилось кипящее масло, — ответила я серьезно.

— Боже мой, вы, оказывается, кровожадны, моя дорогая! Чем же он умудрился так не угодить вам?

— О, у меня к нему уйма претензий. Честно говоря, для меня остается загадкой, почему Франческа так держится за этого человека.

— Его личные качества ее не интересуют, пока он исправно выполняет свои обязанности. Он давно работает на нее: насколько мне известно, они с женой служат у графини уже очень много лет. Сейчас трудно найти слуг и удержать их, особенно если вы не в состоянии хорошо им платить.

Он подвел машину прямо к ступенькам парадной лестницы.

— Не провожайте меня, — быстро проговорила я. — Я должна извиниться перед вами, Себастьяно, это звучит грубо, я не хотела обидеть вас...

— Вовсе нет, я прекрасно понимаю, что вы имеете в виду. Но мне хочется проводить вас хотя бы до дверей.

— Дождь почти уже перестал, уверяю вас, в этом нет никакой необходимости.

— Неужели все настолько плохо? — Он откинулся на сиденье, продолжая держать руки на руле. — Вы не возражаете, если я закурю? Не желаете составить мне компанию?

— А ведь вы — доктор, — с усмешкой заметила я ему. — Уж вы-то должны знать, что это вредно.

— Не могу не согласиться с вами, действительно отвратительная привычка. Я пытаюсь бросить, если вы заметили, это моя первая сигарета за сегодняшний вечер.

Я потянулась за сигаретой. Мне совсем не хотелось курить, однако я и так чувствовала себя не в своей тарелке, а просто поблагодарить его и скрыться за дверью было бы совершенным хамством после этого поистине превосходного вечера.

— Я еще ни разу не курила с тех пор, как приехала сюда, — с гордостью сказала я. — Мне бы не хотелось снова втягиваться: я слишком много курила раньше.

— И как давно это продолжается?

— Вы имеете в виду, как долго я уже не курю? На самом деле всего лишь несколько дней.

• Предыдущая
• 40/77
• Следующая