Аальхарнская трилогия. Трилогия (СИ) - Петровичева Лариса - Страница 47

— Спасибо! Ах, какое чудо! Спасибо!

— Ваша радость — лучшая награда, — заметил Шани и, осторожно вынув колье из шкатулки, застегнул его на шее государыни. Та восхищенно ахала, рассматривала изумруд, поворачивая его так и этак, и казалось, что никакая сила не сможет ее оторвать от столь чудесного подношения. Впрочем, Гвель довольно быстро успокоилась, спрятала колье под воротник платья и задумчиво заметила:

— Жаль, что мой муж не сделал мне подобных подарков за семь лет брака… Знаете, это очень грустно. Я прекрасно вижу, что ему нет до меня никакого дела, но все же…

— Понимаю, — сочувствующе произнес Шани и обнял Гвель за плечи. Та всхлипнула и прильнула к нему. — Но теперь у вас есть я, и есть этот скромный изумруд, а дальше будут сюрпризы еще лучше. Такая женщина, как вы, достойна самых роскошных даров.

С этими словами он толкнул извозчика, и коляска послушно покатилась по дороге в самую глухую часть парка, куда не заглядывали ни охотники, ни романтические парочки. Поговаривали, что там водятся привидения; впрочем, Шани прекрасно знал, что на самом деле за высокими соснами находится изящный старинный комплекс из лесенок и беседок. Разумеется, без должного ухода там все давным-давно пришло в негодность: сквозь ступени проросла упрямая жесткая трава, в крышах беседок были дыры, а по стволам тонких колонн нахально вился темно-красный плющ. Впрочем, здесь можно было не беспокоиться о том, что чей-то несвоевременный визит нарушит романтическое свидание, и именно туда, в это прелестное место, несколько минут назад должны были прийти Луш и Софья на небольшой пикник, который, по плану государя, должен был закончиться в горизонтальном положении.

У Шани, впрочем, были несколько иные соображения по этому вопросу.

— А куда мы сейчас едем? — поинтересовалась Гвель, машинально поглаживая выпуклость изумруда под платьем.

— Я знаю здесь одно исключительно возвышенное место, — ответил Шани и переместил руку с плеча государыни на бедро. Гвель довольно улыбнулась и томно прикрыла глаза.

Когда коляска свернула с дороги и двинулась сквозь сосновый лес, выбирая направление по приметам, известным одному только кучеру, в одной из заранее облюбованных Шани беседок уже устроились Софья и Луш. Девушка раскладывала аппетитно выглядящие закуски на красной клетчатой скатерти, а Луш открывал бутыль с вином, предвкушая приятный отдых — сегодня он рассчитывал сорвать свою розу. Жаль, что тогда в оранжерее ничего не вышло: в цветочных зарослях увлеченно возилась какая-то парочка, занятая любовной игрой, и Софья расплакалась, испугавшись, что слухи дойдут до ее господина. Похоже, она боялась Торна пуще смерти — и Луш решил не настаивать. Она все равно будет ему принадлежать, днем раньше или днем позже — какая разница?

— Это очень хорошее вино, — сказал Луш, протягивая Софье бокал южного шипучего. В напитке были заранее растворены две крупицы розовой соли, которые, по уверению придворных лекарников, делали девушек исключительно податливыми к любовным уговорам. Софья приняла бокал и смущенно улыбнулась.

— Благодарю вас, ваше величество.

— Скажете тост? — предложил Луш, наливая вина и себе. Он заранее выпил смесь, нейтрализующую розовую соль, и поэтому не волновался за возможные побочные эффекты от приема горячительного средства. Софья пожала плечами и опустила глаза.

— Лучше вы, сир, — ответила она. — Я никогда не произносила тостов.

— Ну тогда, — Луш поднес свой бокал к бокалу Софьи, и хрусталь звякнул с холодной мелодичностью, — за мою звезду, которую я никогда не потеряю.

На щеках Софьи появился нежный румянец, и Луш в очередной раз с умилением подумал, до чего же она хороша, эта чудесная девочка. Милая, славная девочка. Моя.

Ему казалось, что он слышит трепещущее биение ее сердца.

— До дна, — негромко сказал Луш и одним глотком осушил свой бокал. Южное вино ему было чем-то вроде ключевой водицы, а вот Софья, похоже, не имела никакой привычки к спиртному. В чудесных медовых глазах вспыхнул и задрожал горячий желтый огонек, а легкое дыхание стало глубоким и взволнованным. Девушка даже расстегнула верхнюю пуговку на платье — до того ей стало жарко. Отличное средство южная соль, никого и никогда еще не подводило.

— Вы правы, сир, — выдохнула Софья и быстро провела пальцами по раскрасневшемуся лицу. — Вино превосходное.

Луш подумал, что скоро можно будет брать дело в свои руки, и обновил пустой бокал своей спутницы. Софья попробовала было протестовать, но затем выпила предложенное вино.

— Что-то жарко здесь, — сказал Луш и принялся неспешно расстегивать камзол. — Не находите? Необычная погода для этого времени года, обычно в эти дни уже прохладно. А тут жара…

— Да, вы правы, — повторила девушка. Луш протянул руку и расстегнул одну из пуговиц на ее платье. Софья попыталась было смущенно отстранить его ладонь, но довольно быстро оставила свою попытку. И правда, подумал Луш, беспрепятственно расстегивая пуговицы и чувствуя жар бархатной кожи сквозь ткань платья и нижней рубашки, чего ломаться-то? Чай, не девочка уже…

Он почти успел разобраться с пуговицами и приступить к расшнуровке тугого корсета, когда на поляне появился третий лишний. Вернее, сперва Луш услышал треск в кустах и отборную нецензурщину, которая сделала бы честь матерому пиратскому боцману, а затем уже увидел декана инквизиции, который быстрым шагом направлялся к ним, и его разгневанное лицо говорило о том, что шутить он не намерен. Софья жалобно вскрикнула и попыталась спрятаться за государя, который поднялся и опустил руку на эфес шпаги.

— Что вам угодно, сударь? — холодно поинтересовался он. Софья разрыдалась, одной рукой вытирая слезы, а другой пытаясь стянуть края расстегнутого платья.

— Да так…, - мрачно ответил Шани. — Угодно мне шалаву одну уму-разуму поучить. Софья, дрянь, ну-ка живо сюда!

Луш хотел было остановить девушку, но она с молчаливой покорностью вышла из-за его спины и подошла к Шани, низко опустив голову. По ее щекам струились слезы, и в этот момент она была настолько прекрасна, что Луш готов был за нее убить.

— А я ж тебя, сучку похотливую, из грязи вытащил, — раздумчиво произнес Шани и наотмашь хлестнул ее по щеке. Девушка жалобно вскрикнула и, отшатнувшись, упала на траву. Этого Луш уже не стерпел и быстрым движением вынул шпагу из ножен.

— Знаешь, братец, — сказал он, вставая в боевую позицию, — шел бы ты отсюда, и не мешал людям. А?

Шани словно не заметил ни шпаги, ни готовности Луша к драке. Он нагнулся и, намотав пышные волосы Софьи на кулак, вздернул девушку на колени. Софья вскрикнула, и слезы потекли еще сильнее. Луш почувствовал, как сердце у него разрывается на части.

— А ты, братец, не лезь, — посоветовал Шани и отступил, волоча за собой рыдающую Софью. — А то я быстро достану подлинный папочкин указ из сейфа. Посмотрим, кто тогда отсюда пойдет.

Луш медленно опустил шпагу. Указ о престолонаследии, переписанный в пользу Торна, он нашел среди бумаг государя и сжег в день смерти отца, однако покойный Миклуш был слишком умен, чтобы складывать все яйца в одну корзину — указ наверняка имел несколько нотариально заверенных копий… Теперь понятно, где они лежат — у декана инквизиции, и никаким образом их оттуда не достать. Каков подонок, а? Ловкая бестия! Сохраняй теперь существующий порядок вещей, а Софья плачет навзрыд, и из ее носа течет струйка крови. Ну ничего, еще посмотрим, кто будет рыбу есть.

— Если ты ее хоть пальцем тронешь, — начал было Луш, но Шани посмотрел на него с холодной лютой злобой старого хищника, заматеревшего в своей ярости, и ответил:

— Пальцем — не трону. У меня в допросной много интересных предметов. Как раз для таких случаев.

Софья испуганно вскрикнула, а Шани рывком поставил ее на ноги и, крепко ухватив за предплечье, потащил в сторону дорожки. Луш растерянно смотрел ему вслед, испытывая невероятную гамму чувств, от разочарованной обиды до искреннего желания накромсать мерзавца на ломти. Ну уж нет, этого он так не оставит! Луш устало опустился на плед для пикника и основательно приложился к бутылке вина.