Эликсир вечной молодости - Арбенина Ирина - Страница 35

• Предыдущая
• 35/64
• Следующая

— Откуда такое предположение?

— Извините, Светлова, за несколько черный юмор. Но как видите, — Богул снова кивнул на ряд черных мешков, — они все здесь! У него дома. Стало быть, были приглашения — и приглашения этими девушками бывали приняты.

— Да… Возможно. А те, кто мудро отказывался, наверное, до сих пор живы-здоровы и, возможно, понятия не имеют, что им угрожало.

— Итак, он вел девушку к себе домой. В этом районе в полночь, когда приходит последний автобус, уже полная тишина. Все спят. На улицах темно. Ни фонарей, ни освещенных окон в домах. Дочь и жена Скворцова тоже спят.

— И?..

— Он убивал этих женщин и закапывал у себя в саду. Да! Поэтому так они и исчезали.., бесследно.

— А потом?

— А потом жена Скворцова однажды узнала, что здесь происходит…

— Проснулась посреди ночи?

— Почему бы и нет? Рано или поздно это должно было случиться.

— И что?

— Ну, сами подумайте, что ей было делать?

— Возможно, она попыталась его остановить?

— Возможно. Но безумие остановить словами и уговорами невозможно.

— Сообщила в милицию?

— Донесла то есть? На мужа, на отца своего ребенка? Ну, не говоря уж о том, что это непросто… Но даже если бы она это сделала… Каково это — продолжать жить в небольшом городе женой маньяка?! А ребенок? Да им бы тут жизни не стало! Родственники погибших девушек их бы растерзали…

— Да-да, вы правы! Конечно! И она, эта несчастная жена, решилась на…

— Да, и она решила все устроить сама. Нашла единственный, казавшийся ей возможным способ сохранить тайну и остановить безумца.

— Она сама убила своего мужа?

— Да. Я думаю, да. И, убив, сделала с ним то же, что он делал со своими жертвами: закопала рядом с ними.

— А девочка?

— От дочери Скворцовых все, что произошло, не осталось, очевидно, в тайне. Она стала свидетелем — маленьким свидетелем этой трагедии.

— Да, и девочка пережила, по-видимому, такое потрясение, которое не прошло бесследно для ее психики, — вздохнула Аня.

— Вы имеете в виду ее немоту?

— Ну да! Теперь-то все становится понятным… Все эти ее слова “мамочка, не бей.., я никому не скажу”… Мать все время, очевидно, запугивала ее, требовала молчать, никому ничего не рассказывать, хранить семейную тайну — “смотри, не проговорись!”.

— И она замолчала?

— Да. Думаю, с ней случилось не только это… Как вы представляете себе, Богул, их жизнь после убийства отца?

— Ну-у, полагаю.., что та странная чудовищная жизнь, которую вела эта семья до того, как Скворцова убила своего супруга, и после его смерти, не стала легче. Обе, я думаю, окончательно одичали. Страх перед соседями… Вообще вся эта жизнь на могилах — постоянный страх разоблачения, сознание вины за совершенное убийство… Они, очевидно, почти совсем перестали общаться с окружающим миром. Женщина, как мы знаем, нигде постоянно не работала, жила случайными заработками, кормились в основном они с огорода, девочка, когда подросла, в школу не пошла. Девочка вообще не выходила из дома, не общалась ни с кем, кроме матери. Думаю, поначалу это было связано со “сдвигом” старшей Скворцовой — она боялась, что ребенок проговорится… Ну, а потом такая жизнь стала для них привычной.

— Но как же соседи? Неужели ничего не замечали? Исчезновения мужа, например? И как это никто не поинтересовался, почему девочка не ходит в школу?

— Видите ли… Скворцова-старшая была, мягко говоря, не слишком приветлива с соседями. Говорят, даже не здоровалась. Тем более уж в гости не ходила и к себе не звала, у забора не болтала.

Когда муж исчез, обмолвилась, что он уехал на заработки, куда-то на юг, вроде в Дагестан или даже Чечню. Никто не удивился. Здесь в городе ведь работы нет, зарплаты мизерные, и мужчины часто уезжают калымить в южные хлебные края. Нанимаются в хозяйство к богатым кавказцам. А что не все возвращаются или возвращаются не скоро, этим уже никого не удивишь. Если по каждому такому уехавшему на заработки и не вернувшемуся уголовное дело заводить, скоросшивателей у милиционеров не хватит.

Про дочку Скворцовых соседи слышали, что больная она, потому и из дома никогда не выходит и с детьми на улице не гуляет. А что касается школы… То это ведь раньше по домам учителя ходили и дошкольников переписывали в канун сентября, а теперь не до того. Теперь все зависит от семьи, позаботится — пойдет ребенок в школу. Запьют — забудут, что ж, такова, значит, судьба, планида. Такие “домашние” дети сейчас не редкость.

А в общем, можно сказать, что Скворцовых постигла обычная участь семьи маргиналов. Таких стараются не замечать — дикие, опустившиеся, кому они интересны? Да и вообще, ну кто сейчас интересуется чужой жизнью? Особенно тех, кто сошел с дистанции? Не до того людям, самим бы выжить.

Говорят, что, когда старшая Скворцова умерла, только спустя неделю наконец заметили, что она вовсе не выходит со двора. Вызвали наконец милицию… И то, что здесь, в этом доме увидели, более походило на жизнь в пещере. Дикая, не умеющая говорить девочка, мертвая, пролежавшая несколько дней женщина, грязь, запустение… Девочку отдали в приют. Там Валентина Осич немного привела ее в порядок.

Но этот порядок, возможно, был только внешним… Мы же не знаем, насколько то, что с ней случилось, изуродовало ее изнутри. Немота только внешний признак пережитого ею потрясения — убийства отца, о котором запрещала ей говорить мать. Но на что способна такая девочка?

— А вы, Гор, как думаете? — Аня переадресовала вопрос подошедшему доктору.

Горенштейн уже отправил свою “разгипноти-зированную” пациентку домой и теперь был свободен.

— Как вам сказать… — Доктор задумался. — Видите ли, друзья мои, Марина очень любила отца. Это безусловно. И, возможно, в той трагической ситуации встала на его сторону. Ведь Скворцов, если не считать некоторого “отклонения”, был нормальным, заботливым, любящим отцом. К тому же дети всегда оправдывают родителей, что бы те ни делали.

— То есть вы хотите сказать, что ее не смущало то, что он делал?

— Может быть, и не смущало. Она, напомню, была совсем маленькой девочкой, которая еще не знала, что такое хорошо и что такое плохо. А папа, возможно, объяснил ей, что то, что он делает, совсем не страшно.

— И в какой-то момент, скажем, года три назад, Марина Скворцова, возможно, после какого-то происшествия, ставшего дополнительным катализатором, решила продолжить папино “дело”? Яблоко от яблоньки.., да? Возможно, она не сама решила, не сама додумалась… Возможно, ей сделали предложение, от которого она не смогла отказаться, правда? Какой-то человек, которому она не могла отказать, авторитету которого доверяла безусловно? Это мог быть возлюбленный… Или какая-нибудь “вторая мама”?

— Ну, милая, дорогая Аня, таких допущений делать я не имею никакого права! — довольно резко отрезал Гор.

— Соломон Григорьевич, — осторожно спросила Аня, — а Немая рассказывает вам обо всем — до донышка?

— Не думаю… По-моему, есть что-то, на что у Немой существует еще более сильный запрет, чем на детские впечатления. И она начинает биться буквально в истерике, едва только об этом заходит речь.

— Это когда вы спрашиваете о ее сегодняшней жизни?

— Да.

— А говорить она по-прежнему может только с вами — и в состоянии гипноза?

— Увы…

— И.., как же все будет дальше?

— Надо продолжать работать. Она перспективная.

Милиционеры наспех присыпали разрытые под яблонями ямы.

Трагически вздыхая, хозяйка дома проводила “гостей” до калитки и заперла ее вслед за ними на крепкую щеколду.

Эта бедная женщина — впрочем, надо признать, недурно поправившая свои финансовые дела, — конечно, даже и не подозревала, насколько она окажется правой. Ну, насчет того, что после раскопок ей тут, может статься, житья не будет.

Так оно и вышло. Такой домик, подумала Светлова, теперь вполне может стать музеем криминалистики — музеем под открытым небом.

• Предыдущая
• 35/64
• Следующая