Ни пенсом больше, ни пенсом меньше - Арчер Джеффри - Страница 4

• Предыдущая
• 4/56
• Следующая

Свой тридцать пятый день рождения Харви отметил покупкой за 4 000 000 долларов маленького, чахлого бостонского банка под названием «Линкольн траст». В то время он мог похвастаться прибылью около 500 000 долларов в год, престижным особняком в центре Бостона и безупречной, хотя и несколько скучной, репутацией. Харви собирался изменить как репутацию, так и баланс банка. Ему нравилась идея стать президентом банка, но это никак не влияло на его честность. Казалось, все сомнительные сделки в Бостоне исходили из «Линкольн траст». И хотя за последующие пять лет Харви увеличил доход банка до 2 000 000 долларов в год, его личная репутация в цене не повысилась.

Зимой 1949 года Харви познакомился с Арлин Хантер — единственной дочерью президента Первого городского банка в Бостоне. До сих пор Харви как-то не проявлял особого интереса к женщинам. Движущей силой для него всегда были деньги, и, хотя он считал противоположный пол полезной разрядкой в свободное время, в целом он относился к женщинам, как к некоему неудобству. Дожив до «зрелого возраста», как его называют глянцевые журналы, Харви так и не обзавёлся наследником, кому можно было бы оставить нажитое. Поэтому он пришёл к выводу, что настало время подыскать себе жену, которая подарит ему сына. Как и во всём, что он хотел получить от жизни, Харви весьма тщательно рассмотрел пути решения этого вопроса.

С Арлин, которой в то время было чуть больше тридцати, Харви впервые столкнулся в буквальном смысле этого слова, когда она въехала в его новенький «линкольн». Трудно представить, насколько она, высокая, стройная и довольно привлекательная, была не похожа на приземистого, необразованного, грузного поляка. Но по характеру Арлин была настолько пассивна, что уже начала подумывать, что так и останется старой девой. Большинство её школьных подруг были на грани второго развода и очень переживали за неё. Экстравагантное поведение Харви приятно отличалось от ханжеской дисциплины её родителей, которая, по мнению Арлин, и послужила причиной её скованности в общении с мужчинами-сверстниками. За всю жизнь у неё был один-единственный роман, да и тот благодаря её полной наивности с треском провалился. И похоже, пока не появился Харви, никто больше не собирался дать ей второй шанс. Отец Арлин не одобрял Харви и не упускал возможности выказать своё отношение, что делало Меткафа ещё более привлекательным в её глазах. Вообще-то отец не одобрял ни одного мужчины, с кем она общалась, но на этот раз он был прав. Со своей стороны, Харви, понимая, что брак с Первым городским банком в соединении с «Линкольн траст» сулит ему неплохую выгоду, начал осаду. Большого сопротивления мисс Хантер ему не оказала.

Арлин и Харви поженились в 1951 году, и их свадьба больше запомнилась теми, кто на ней не присутствовал, чем приглашёнными. Они поселились в доме Харви в пригороде Бостона, и очень скоро Арлин объявила, что беременна. Почти ровно через год после свадьбы она подарила Харви дочь.

Девочку назвали Розали, и Харви сосредоточил на ней все своё внимание. Вскоре после рождения дочери у Арлин случился выкидыш, и после удаления матки она больше не могла вынашивать детей. Когда Розали подросла, её определили в Беннетс — самую дорогую школу для девочек в Вашингтоне, по окончании которой она поступила в Вассар на филологический факультет. Таким ходом событий остался доволен даже старый Хантер: с годами он стал терпимее относиться к Харви, а от внучки был попросту без ума. Получив диплом, Розали продолжила образование в Сорбонне. В это время у неё произошла большая размолвка с отцом по поводу её друзей, особенно тех, кто носил длинные волосы и не хотел воевать во Вьетнаме. Правда, и сам Харви во Вторую мировую войну не делал ничего, кроме как наживался на любом дефиците. Окончательный разрыв между отцом и дочерью произошёл, когда Розали осмелилась предположить, что порядочность определяется не только длиной волос или политическими взглядами. Харви очень страдал из-за ссоры с дочерью, но отказывался признать это даже наедине с Арлин.

По жизни у Харви было только три страсти: первой все равно оставалась Розали, вторая — картины, а третья — орхидеи. Первая страсть появилась с рождением дочери. Вторая развивалась на протяжении многих лет, возникнув при несколько необычных обстоятельствах. Один клиент «Шарпли и сын», задолжавший компании крупную сумму денег, оказался на грани банкротства. Когда слухи о разорении дошли до Харви, он отправился к этому человеку домой. Час был поздний, и Харви не мог получить долг наличными. Не желая уходить с пустыми руками, он взял в счёт долга единственную ценную вещь — картину Ренуара стоимостью 10 000 долларов.

Поначалу Харви собирался сразу же продать картину, пока не доказали, что он не тот кредитор, претензии которого надо удовлетворить в первую очередь. Но его так очаровала изящная манера письма и нежные, пастельные тона, что в нём возгорелось желание приобрести и другие полотна. Когда Харви понял, что картины не только хорошее размещение капитала, но ещё и очень нравятся ему, его коллекция и страсть к живописным шедеврам стали быстро расти. К началу 70-х годов в собрании Меткафа значились по одной картине Мане, Ренуара, Писарро, Утрилло и Сезанна и по две картины Моне и Пикассо, а также полотна многих признанных, но менее известных художников-импрессионистов. Теперь у него оставалось одно заветное желание — заполучить в свою собственность картину Ван Гога. И совсем недавно он чуть было не купил в галерее «Сотби-Парк Бернет» в Нью-Йорке L’Hopital deSt Paula St Remy,[6] но д-р Арманд Хаммер из «Оксидентал петролеум» перебил цену, — сумма в 1 200 000 долларов была несколько больше, чем Харви мог себе позволить.

Ещё раньше, в 1966 году, ему не удалось приобрести на аукционе Кристи лот № 49 Mademoiselle Revoux: преподобный Теодор Питкэрн, представлявший Новую церковь в Брин-Атин, штат Пенсильвания, заставил его перешагнуть намеченную цену, что только раздразнило аппетит Харви. Господь даёт, а в этом случае Господь забрал себе. Хотя в Бостоне и не уделяли Харви должного внимания, но в мире искусства его уже признавали как владельца одного из лучших в мире собраний импрессионистов. Его коллекцией восхищались, как, впрочем, и коллекцией Уолтера Анненберга, посла президента Никсона в Лондоне. Он, как и Харви, был одним из немногих счастливчиков, кому удалось после Второй мировой войны составить тематическую подборку картин.

Третьей страстью Харви была его призовая коллекция орхидей. Он трижды становился победителем Весеннего цветочного шоу Новой Англии в Бостоне и дважды обошёл старого Хантера, занявшего лишь второе место.

Теперь Харви раз в год ездил в Европу. В Кентукки он создал прибыльный конезавод и любил посмотреть на своих лошадей на скачках в Лонгшампе и Аскоте. Также ему нравился Уимблдонский теннисный турнир — самый значительный, по его мнению, в мире. Харви всегда был не прочь совместить приятное с полезным: находясь в Европе, он заключал небольшие сделки, что позволяло ему добавлять суммы на счёт в одном из банков в Цюрихе. Откровенно говоря, нужды в швейцарском счёте не было, но Харви не мог отказать себе в удовольствии ещё разок лягнуть дядюшку Сэма.

Со временем Харви стал более разборчивым и уже не брался за сомнительные сделки, хотя если ожидалась высокая прибыль, то не отказывался рискнуть. Один из таких золотых шансов представился ему в 1964 году, когда правительство её величества предложило подавать заявки на разведку и добычу нефти в Северном море. В то время ни британское правительство, ни имеющие отношение к этой сфере госструктуры не имели ни малейшего представления о важности нефти Северного моря и о той роли, которую ей предстояло сыграть в английской экономике. Если бы англичане предвидели, что в 1978 году арабы будут одной рукой поставлять нефть всему миру, а в другой держать револьвер, наведённый на этот мир, а одиннадцать членов палаты общин будут проводить в английском парламенте прошотландскую националистическую политику, то они повели бы себя совсем по-другому.

• Предыдущая
• 4/56
• Следующая