Беллона - Майлз Розалин - Страница 5
- Предыдущая
- 5/26
- Следующая
Мне за сорок? Как это может быть, Господи помилуй?
— Мне он не нравится! — бушевал Хаттон, наливаясь краской, так что лицо у него становилось одного цвета с алым атласным камзолом. — Коли у меня будет соперник, так пусть это будет англичанин, в чьих жилах течет красная кровь, а не наш извечный враг, француз-лягушатник!
Англичанин, в чьих жилах течет красная кровь? Для меня это означало только одного человека. Но я могла лишь гадать, что думает сам Робин. Теперь он часто покидал двор, а когда возвращался, казался безразличным, и не только ко мне. Я позлорадствовала, видя, как он холоден с глупой вдовицей Дуглас, а та, едва он оставлял двор, тут же уезжала в страшной спешке. Однако все тщетно — он не обращал на нее никакого внимания. И нет чтоб зачахнуть, как героиня какой-нибудь баллады, она вдруг разжирела, пропала ее осиная талия.
— Что же, Дуглас едой утешается? — выпытывала я у Кэт Кэри.
— Вероятно так, мадам, — отвечала Кэт. Она не смотрела мне в глаза. Я понимала. Она, как и все, стеснялась теперь говорить о нем, но я знала, что он по-прежнему меня любит, и понимала, каково ему приходится.
Впрочем, его поведение говорило само за себя.
Как только Дуглас отпросилась от двора поправить здоровье и фигуру, а значит, перестала его преследовать, он сразу нашел время поиграть в кошки-мышки со мной!
Он и поиграл. Французская делегация прибыла, время идет, а Симье не показывается. Наконец я за ним послала. Он объяснил коротко и ясно: «Мадам, лорд Лестер сказал, что вы нездоровы и вас не следует беспокоить».
Мелкая хитрость — у моего лорда их были припасены тысячи.
— Мадам, вам известно, — говорил Берли, тяжело опираясь на палку, чтобы поберечь больную ногу, — как я хочу, чтобы вы вышли замуж и порадовали нас ребенком («Покуда не поздно», — пронеслось между нами невысказанное) ради спокойствия нашего королевства. Но милорд Лестер предвидит жестокие возмущения и мятежи, вроде тех, что вызвал брак вашей сестры с королем Испанским, — он напугал весь совет и клянется, что английский народ никогда не примет короля-француза.
Я бесстрастно кивнула:
— Вот как?
Берли вымучил улыбку:
— Разумеется, милорд мыслит только как добрый протестант, который боится возвращения антихриста Папы в страну истинной веры.
— Разумеется.
Больше ничего сказано не было.
Пришел Новый год, а с ним недобрый, изменчивый, зябкий, промозглый январь; Робин снова танцевал, и снова со вдовой — граф Эссекс скончался в Ирландии от дизентерии, как и муж Дуглас.
Ирландия! Проклятое место…
«Вручаю своих детей заботам вашей милости и присмотру милорда Берли, — читали мы его дрожащий почерк, — свое бренное тело — земле, а свои упования — Господу».
Похороны прошли со всей торжественностью, об этом я позаботилась. Потом отправилась в карете к Берли, в его дом близ Ковент-Гардена, где мы провели время в невеселых беседах. Удобные покои, ревущий в камине огонь, чудесная обстановка и великолепные шпалеры, подогретое душистое вино, сахарные леденцы и прочие сладости — ничто меня не радовало.
— Еще один славный человек погиб! И на вас — воспитание его мальчика! — Я вздохнула. — Тяжелый долг!
Берли переставил негнущуюся ногу и покачал головой:
— Мальчик будет приятелем моему Роберту, который, случись мне погибнуть на службе Вашему Величеству, уповаю, найдет в вашем сердце родительскую любовь.
Я кивнула. Я совсем забыла про его Роберта, бедного уродца, который все-таки выжил и даже, по словам отца, при своем карликовом росте обнаруживал чудесный нрав и острый, не по годам, наследственный ум.
— Ваше Величество благословит нового графа?
— Бедняжка! Да, охотно.
Берли хлопнул в ладоши. Я поневоле широко улыбнулась, когда трое подростков в черном опустились передо мной на колени. Можно не любить Леттис, но дети у нее получаются что надо!
— Ваше Величество…
— Величество…
— Величество…
— Встаньте!
Из трех осиротевших птенцов две девочки, Пенелопа и Доротея, оказались белокурыми зрелыми красавицами. За ними стоял высокий мальчик лет двенадцати, новый граф.
— Подойдите, мой мальчик!
Он вступил ко мне на возвышение. Глаза яркие, бездонные. В зимнем полумраке каштановые волосы под черной шляпой с траурным пером отливали бронзой.
Совсем как Робин в его годы.
— Скажите, сударь, как вас зовут?
Ястребиный взгляд, гордый, воинственный.
— Робин, Ваше Величество.
Робин.
Я выпрямилась и рассмеялась прямо в его серьезное лицо.
— Милорд граф, приветствуя королеву, принято снимать головной убор.
Он напрягся, вспыхнул, яростно сорвал с головы шляпу и швырнул на пол. Я почувствовала странную жалость — из-за смерти его отца? Да я его не знала и знать не хотела — и, подавшись вперед, прижала мальчонку к груди. Он вздрогнул, весь сжался и отвернулся.
— Робин! Как не стыдно!
Пенелопа, старшая сестра, обмерла от грубости невоспитанного братца.
— Пустяки, дорогая.
Смеясь, я раскрыла объятия и отпустила его — из комнаты, из своих мыслей.
Могла ли я знать?
Молодого графа рано было отдавать в университет, поэтому Берли отослал его обратно в поместье. Юных красавиц опекал теперь лорд Хантингдон, а вдовая Леттис вновь оказалась при дворе и вознамерилась покорить всех моих лордов.
Особенно одного.
— Вы танцуете, милорд?
Всю весну и все лето, каждый вечер звучал ее храбрый вызов. Когда леди приглашает, джентльмен не может отказать. Я ехидно посмеивалась, глядя, как она из кожи вон лезет, чтобы заполучить Робина!
Я в него верила. Разумеется, я видела, что ему нравятся ее ухаживания, он охотно тает под взглядом этих миндально-коричных глаз, под этими жаркими манящими взорами — что он, не мужчина? Но она могла вывести из себя!
— Господи, сударь, что это за лепет? Вы ни о чем, кроме поэзии, говорить не способны?
Теперь Леттис, обмахиваясь черепаховым веером, приставала к племяннику Робина, милому, умному мальчику Филиппу. Я издали косилась на ее медно-рыжие, поблескивающие при свечах волосы, на непристойное обилие рубинов, на огромную жемчужину, висящую прямо посреди низкого лба, и старалась не слышать ее громкого деланного смеха, когда она вновь обернулась к Робину:
— Вы танцуете, милорд?
Что ему оставалось? Конечно, после меня он не мог плениться грубыми чарами этой грудастой голубки. Едва отделавшись от нее, он вернется к серьезному разговору со мной.
— Как я уже говорил, мадам, мой совет — отложить пока визит французского принца. Народ беспокоится, лето, жара…
И я надеялась, что остальные тоже видят, как Робин противится моему браку с герцогом Анжуйским, как вставляет палки в колеса Симье, и понимают — все это ради меня.
Я и сейчас готова присягнуть, что это было своеобразным проявлением любви. Но его своеобразие дорого нам обошлось… Боже, если бы не вспоминать… Боже, Боже милостивый.
Однако он недооценил противника. Даже тогда я понимала, что в мести Симье нет ничего личного. В таких делах французы руководствуются исключительно соображениями пользы.
Время бежало, сватовство не продвигалось, и виной тому был Робин. Симье понял, что надо делать, и сделал.
Он осуществил это июньским вечером в Гринвичском цветнике, когда солнце золотило воду, а речная прохлада дарила отдохновение после жаркого дня, и только-только отзвучали последние звуки напева.
Они пели «О, неверное сердце», маленький хор мальчиков и регент из дворцовой церкви.
Симье приподнялся на подушках, такой изящный в серо-зеленом камзоле с изумрудами, потянулся маленькой рукой к бокалу.
— Скажите, Ваше Величество, — произнес он просто, — что вы думаете… о браке милорда Лестера?
Глава 3
Вы, разумеется, догадались, что он женился?
Все вокруг знали.
Все, кроме меня. Бедная брошенная дура всегда узнает последней.
- Предыдущая
- 5/26
- Следующая
