Творческая эволюция - Бергсон Анри - Страница 71

Такова была направляющая идея реформы, обновившей и науку о природе, и математику, служившую ей орудием. Современная наука - это дочь астрономии. Она спустилась с неба на Землю по наклонной плоскости, представляемой Галилеем, ибо Ньютон и его последователи соединяются с Кеплером благодаря Галилею. Как же ставилась астрономическая проблема Кеплером? Речь шла о том, чтобы, зная взаимные положения планет в данный момент, вычислить их положения в какой угодно другой момент. Тот же самый вопрос был поставлен с того времени для всякой материальной системы. Каждая материальная точка сделалась элементарной планетой, и главным вопросом, существеннейшей проблемой, решение которой должно было дать ключ к решению всех других проблем, было определение взаимных положений этих элементов в любой момент, раз известны их положения в данный момент. Конечно, в таких точных выражениях проблема ставится только в очень простых случаях, для схематизированной реальности, ибо мы никогда не знаем взаимных положений истинных элементов материи, предполагая даже, что существуют реальные элементы;

и даже если бы мы их знали в данный момент, вычисление их положений для другого момента требовало бы чаще всего математического усилия, превосходящего человеческие силы. Но нам достаточно знать, что эти элементы могли бы быть известны, что их настоящие положения могли бы быть открыты и что сверхчеловеческий ум, подчиняя эти данные математическим действиям, мог бы определить положения элементов в какой угодно другой момент времени. Это убеждение находится в основании вопросов, которые мы себе ставим о сущности природы, и методов, которые мы употребляем для их решения. Вот почему всякий закон, выраженный в статической форме, нам кажется как бы временным решением или как бы частной точкой зрения на динамический закон, который один может дать нам цельное и окончательное знание.

Скажем в заключение, что наша наука отличается от античной науки не только тем, что она изыскивает законы, ни даже что ее законы выражают отношения между величинами. Нужно еще прибавить, что величина, к которой мы желали бы отнести все другие, есть время, и что современная наука должна главным образом определяться своим стремлением принимать время за независимую переменную. Но о каком времени идет речь?

Мы уже говорили, и никогда не будет лишним повторить, что наука о материи прибегает к тем же приемам, что и обычное познание. Она совершенствует это познание, она увеличивает его точность и значение, но она ра ботает в том же направлении и приводит в движение тот же механизм. Если поэтому обычное познание в силу присущего ему кинематографического механизма отказывается следовать за становлением в том, что есть в этом становлении движущегося, то наука о материи также от этого отказывается. Конечно, она различает какое угодно количество моментов в рассматриваемом ею промежутке времени. Как бы малы ни были промежутки, на которых она остановилась, она позволяет делить их еще, если мы имеем в этом нужду. В отличие от античной науки, которая останавливалась на известных, так называемых существенных моментах, она занимается любым, каким угодно моментом. Но всегда она рассматривает моменты, всегда возможные остановки, всегда, в сущности, неподвижности. Это значит, что реальное время, рассматриваемое как поток, или, другими словами, как сама подвижность бытия, ускользает от научного познания; мы пробовали уже установить это в предшествовавшем труде. Мы слегка касались этого в первой главе настоящей книги. Но нужно возвратиться к этому в последний раз, чтобы рассеять недоразумения.

Когда позитивная наука говорит о времени, то она имеет в виду движение известного подвижного тела Т по траектории. Это движение было выбрано ею в качестве представителя времени, и, согласно определению, оно однообразно. Назовем Ti, Тг, Тз... и т. д. точки, делящие траекторию подвижного тела на равные части от ее начала То. Говорят, что протекли 1,2, 3 единицы времени, когда подвижное тело находится в точках Ti, Тг, Тз... пробегаемой им линии. Тогда рассматривать состояние Вселенной к концу известного времени t значит исследовать, каково оно будет в то время, когда подвижное тело Т будет в точке Tt своей траектории. Но о самом течении времени, тем более о действии его на сознание, здесь не возникает вопроса, ибо принимаются в расчет точки Ti, Тг, Тз, взятые в потоке, и никогда сам поток. Можно как угодно укоротить рассматриваемое время, то есть произвольно разложить промежуток между двумя последовательными делениями Тп и Тп+1, - но всегда придется иметь дело с точками и только с точками. От движения подвижного тела Т удерживаются положения, взятые на его траектории. От движения всех других точек Вселенной удерживаются их положения на их траекториях. Каждой возможной остановке подвижного тела Т в точках деления Ti, Тг, Тз... ставят в соответствие возможную остановку всех других подвижных тел в тех точках, через которые они проходят. И когда говорят, что движение или любое другое изменение заняло время t, то под этим понимают, что t обозначает число соответствий этого рода. Таким образом, считают одновременности, не занимаясь течением, идущим от одних одновременностей к другим. Доказательством этого служит то, что я могу, по моему желанию, заставить изменяться скорость движения Вселенной по отношению к сознанию, остающемуся независимым от нее: сознание могло бы заметить перемену по чувству вполне качественного характера, которое у него от этого возникло; но раз движение тела Т приобщается к этой перемене, мне нечего менять ни в моих уравнениях, ни в числах, там фигурирующих.

Пойдем далее. Предположим, что эта скорость движения становится бесконечной. Представим себе, как мы говорили на первых страницах этой книги, что траектория подвижного тела Т дана разом, что вся история материальной Вселенной, прошедшая, настоящая и будущая, мгновенно явилась в пространстве. Те же математические соответствия будут существовать между моментами мировой истории, развернутой, так сказать, в виде веера, как будут существовать и деления Ti, Тг, Ts... на линии, которая получит название, согласно определению, "течения времени". Для науки не произойдет никаких изменений. Но если науке нечего изменять в том, что она нам говорила, хотя бы время развернулось в пространстве и последовательность обратилась в рядоположенность, то это значит, что в том, что она нам говорила, она не считалась ни со специфическим характером последовательности, ни с тем, что есть текущего во времени. Она не имеет никакого знака для обозначения того, что поражает наше сознание в последовательности и в длительности. Она не прилагается к тому, что есть в становлении подвижного: так мосты, переброшенные через реку, не следуют за водой, текущей под их арками.

Однако последовательность существует, я сознаю ее, это факт. Когда физический процесс протекает перед моими глазами, он не зависит ни от моего восприятия, ни от моей склонности ускорить или замедлить его. Для физика важно число единиц длительности, которые занимает про цесс: физик не заботится о самих единицах, поэтому последовательные состояния мира и могли быть разом развернуты в пространстве, не изменяя его науки и позволяя ему продолжать говорить о времени. Но для нас, сознательных существ, важны сами единицы, ибо мы не считаем концов интервалов, мы чувствуем и переживаем сами интервалы. И у нас существует сознание об этих интервалах как интервалах определенных. Я снова возвращаюсь к моему стакану подслащенной воды1 : почему я должен ожидать, чтобы сахар растаял? Если для физика длительность явления относительна и сводится к известному числу единиц времени, причем сами единицы могут быть чем угодно, то для моего сознания эта длительность есть абсолютное, ибо она совпадает с известной степенью моего нетерпения, нетерпения строго определенного. Откуда является эта определенность? Что обязывает меня ожидать, и ожидать в течение известного промежутка психологической длительности, которая предписана мне и по отношению к которой я бессилен? Если последовательность, поскольку она отличается от простой рядоположенности, не имеет реальной действенности, если время не представляет собой известного рода силы, то почему Вселенная развертывает свои последовательные состояния с такой скоростью, которая для моего сознания есть, в подлинном смысле слова, абсолют? Почему именно с этой, определенной скоростью, а не с какой-нибудь другой? Почему не с бесконечной скоростью? Другими словами, почему не дано все разом, как на ленте кинематографа? Чем более я углубляюсь в этот вопрос, тем более мне кажется, что если будущее осуждено следовать за настоящим, а не может быть дано вместе с ним, то это потому, что в настоящий момент оно не вполне определено, и что если время, наполненное этой последовательностью, есть нечто иное, чем число, если оно имеет для сознания, которое в него помещается, абсолютную ценность и абсолютную реальность, то это значит, что оно создается постоянно - конечно, не в той или иной искусственно изолированной системе, как стакан сладкой воды, но в конкретном целом, с которым эта система составляет единое, в целом непредвидимого и нового. Эта длительность может не быть делом самой материи, но длительностью Жизни, которая идет против течения материи: от этого оба движения не будут менее солидарны между собой. Длительность Вселенной должна поэтому составлять единое целое со свободой творчества, которое может иметь в ней место.