Тигр в стоге сена - Майнаев Борис Михайлович - Страница 42
- Предыдущая
- 42/70
- Следующая
Алишер перевел дыхание и, держась темной стороны стены, бесшумно прошел к своему подъезду. Его дверь была открыта и, как всегда, приперта булыжником. Лампочка первого этажа перегорела пару недель назад, но свет, падавший с верхней площадки, освещал пустынную лестницу. Рахимов одним прыжком пролетел первые четыре ступни и, скорее почувствовал, чем увидел, кинувшегося на него сверху человека. Полковник выстрелил в нападавшего, нырнул под ногу другого и отбил локтем удар третьего мужчины. Больше он не сумел воспользоваться ни пистолетом, ни приемами ведения рукопашного боя. Что-то с силой ударило его в основание черепа и, проваливаясь в темноту, он понял, что слышал звон спускаемой тетивы.
Он пришел в себя от льющейся на голову холодной воды. И, судорожно всхлипывая, принялся глотать ледяную воду.
– Бас, – голос таджика показался знакомым.
– Хватит, так хватит, – ответили ему по-русски.
Алишер с трудом открыл глаза и увидел себя в прекрасно обставленной комнате. В огромные окна заглядывала полная луна и через полуоткрытые створки тянуло ночной свежестью и прохладой, проходящего неподалеку ручья.
«Дача, – решил он про себя, – богатая дача, скорее всего, принадлежащая русскому. Эти торшеры, гравюры и белые кожаные кресла… »
– Ну, – кто-то нагнулся над ним, – осмотрелись?
Он увидел незнакомого широкоплечего парня. Серые глаза, под коротко стриженной русой головой, смотрели спокойно и безучастливо.
– Наручники мы с вас пока снимать не будем, чтобы вы сами себе не навредили. Хотя мне очень хочется сразиться с вами. За двадцать секунд боя в подъезде вы убили одного человека и серьезно ранили другого. На татами нам было бы о чем «поговорить», ну, да ладно – какие наши годы, может, еще встретимся.
Рахимов повел головой и чуть не вскрикнул от резкой боли, рванувшейся из шеи.
– Там все цело, – теперь в глазах появилась насмешка, – это очень сильный ушиб. Но обо всем потом – мне нужна информация. Я хочу знать совсем немного – что здесь делал этот, так называемый физик и о чем шла речь на таком представительном совещании.
Я понимаю, что все стоит денег, – он улыбнулся, – или жизни. Ведь не даром же в квартире, где вы живете, нет ни вашей жены, ни ваших детей, ни чемоданов.
Рахимов напрягся и расслабился, снова напрягся и расслабился.
– Вот и школа у нас одна, – продолжал незнакомец, – боюсь, что если бы мы сидели за бутылкой коньяка, то могли бы найти даже общих знакомых.
Алишер молчал.
– Итак, стартовая цена полной информации пятьдесят тысяч долларов США.
Полковник с трудом повел шеей и усмехнулся.
Сероглазый не прореагировал. Он внимательно смотрел в глаза пленника.
– Если вы относите себя к идейным борцам, то мне придется приказать пытать вас. Полковник, подумайте о будущем своих детей. Ведь ничего не может быть пошлее смерти. Поймите, если мы не сможем договориться, то я, зная Азию, буду вынужден после пыток убить вас. Зачем мне лишний мститель?
– Скажите, – Рахимов сузил глаза, – кого вы представляете и почему вас интересует эта информация, может быть, тогда я подумаю над вашим предложением.
– Хотите, чтобы могила была на метр глубже, – здоровяк прикурил сигарету, – или уверены, что используете полученную информацию в будущем?
Алишеру показалось, что в этот раз он програл. В глазах незнакомца ничего не изменилось. Он медленно вынул сигарету изо рта:
– Если мы не сможем понять друг друга, то я вам гарантирую только первое.
– Тогда наш разговор совершенно не имеет смысла, – Алишер постарался вложить в свои слова как можно больше уверенности и презрения.
– Что ж, – сероглазый направился к двери, – я вернусь через полчаса, у вас всего несколько секунд для выбора – жизни или смерти.
Полковник посмотрел в темноту двора и вздохнул полной грудью. Ноги у него были свободны и он не собирался сдаваться.
Хлопнула дверь, закрывшаяся за незнакомцем, и с двух сторон к Рахимову подошли люди. Он попытался вскочить, но боль в шее чуть не опрокинула его. Полковник силой воли отбросил ее, но когда справился с темнотой полубессознательного состояния, то понял, что уже висит в воздухе, подтянутый за руки к потолочному крюку. Его губы были стянуты липкой лентой, а рубашка снята с плеч. Напротив стоял невысокий таджик с одноразовым шприцем в руке.
– Захочешь говорить моргни правым глазом, – сказал он по-таджикски, – сейчас ты немножко потанцуешь на нашей привязи, а мы посмеемся над твоей дуростью.
Он умело выдавил из руки полковника вену и ввел в нее густую желтоватую жидкость. Рахимов, решил, что это какой-то препарат, подавляющий волю и попытался зациклить свои мысли на любимом теннисе.
«Ракетка, мяч, поле», – он не успел повторить этого только что придуманного «заклинания», как жаркая боль прокатилась по его телу. Ему показалось, что все тело вспыхнуло и плавится от невиданого жара. Сам не сознавая того, он закричал, но из под склеенных губ не вырвалось ни звука. Судорога выламывала его суставы и перехватывала горло. В какой-то момент ему показалось, что у него выпали глаза и он ничего не видит, но в следующее мгновенье его веки разжались и Рахимов увидел знакомое лицо. Это был врач из госпиталя МВД, майор милиции. Он силился вспомнить его имя и не мог, тогда Алишер заморгал правым глазом.
– Ай, молодец, – закричал таджик. Он забрался на стул, поднес к губам Рахимова диктофон и сорвал с них клейкую ленту.
– Это что Худояров стал работать против нас? – Свистящим от боли шепотом проговорил полковник, называя имя начальника управления уголовного розыска министерства внутренних дел. Министр был тряпкой и уже несколько месяцев всем его ведомством заправлял подполковник Худояров. Таджик в ужасе отпрыгнул от пленника, вертящегося от боли на вывернутых в суставах руках, но говорящего страшные слова.
– Я узнал тебя, сука, ты работаешь начальником неврологического отделения милицейского госпиталя, сука! Ну, говори, кто тебе приказал пытать меня, Худояров?
Таджик невольно отрицательно дернул головой.
– Тогда кто?!
Глаза истязуемого были так страшны, что врач в ужасе заколотил кулаками по животу качающегося полковника, потом полез на стул, чтобы заклеить тому рот, но споткнулся и грохнулся на пол. Стукнула дверь и сильный удар заставил Алишера задохнуться. Ему снова заклеили рот. Рахимов посмотрел вниз и увидел еще двоих парней, стоящих рядом с врачом.
– Больше я ничего не могу с ним сделать, – проговорил, чуть не плача таджик, – придумайте сами, что хотите.
– Ладно, – один из мужчин оттолкнул его в сторону, – сначала мы сделаем из него боксерскую грушу, а там видно будет. Несколько минут они старательно обрабатывали полковника с двух сторон кулаками. Тот летал от одного к другому, как резиновая кукла, но не чувствовал боли. В нем продолжал гореть костер, разожженный уколом. Рахимов стал чувствовать силу ударов только тогда, когда парням уже надоела эта «игра».
– Давай перекурим, – сел в кресло первый, – пусть этот афганец займется им. Он любит снимать с живого человека шкуру, вот пусть и нарежет его лоскутами, а мы посмотрим.
Второй парень куда-то вышел и через минуту вернулся с широкоплечим, кряжистым мужчиной. Тот поднял голову, и полковник чуть не вскрикнул. Перед ним стоял один из его бывших боевых товарищей по Афганистану – старший лейтенант Стасько, по кличке Чума. Рахимов вспомнил, как тот, выбивая сведения из захваченного ими душмана, вытащил из живого человека кишки…
Чума стоял и смотрел на висящего полковника и тому было непонятно – узнал ли его Стасько.
– Ну, Чума, – проговорил первый парень, пуская дым в потолок, – гад нам попался крепкий, теперь только на тебя надежда.
– Так это он там, в подъезде, Сухого грохнул?
– Ну, – собеседник Чумы поднялся и, медленно прижимая сигарету к соску Рахимова, затушил ее, – и Моржу два ребра в легкие всадил. Если бы не Кошак со своим арбалетом, еще не известно кто бы кого в плен взял.
- Предыдущая
- 42/70
- Следующая
