Лекарь (СИ) - Федосов Алексей Анатольевич - Страница 59

• Предыдущая
• 59/69
• Следующая

— Когда меня привезли сюда, — Фадва склонилась над дочерью, — Спит. Я сейчас отнесу её и приду, а вы пока пройдите к беседке, это у дальней стенки, — Она кивком показала куда идти, — там можно спокойно разговаривать.

Я пошел в маленький ухоженный садик. Вдоль забора росли заросли колючего на вид кустарника, у него настолько густо переплелись ветви, что совсем не было видно грубой каменной кладки. Резная беседка, увитая виноградом, создавала впечатление уютного зеленого домика, посередине был невысокий помост, на нем лежали стопками ватные одеяла и мягкие подушки. Разувшись, прошел внутрь, остановившись у витого столба стал рассматривать затейливую резьбу. Мягкое плетение листьев, строгие медальоны с сурами из корана….

— Это всё муж сделал, — Фадва, вошла, держа в руках деревянный поднос, на котором стоял маленький чайник, пара плошек, одна с вяленым виноградом, вторая с медом и стопка, свежих лепешек. — Аллах, дал ему руки, но не дал ума.

— Почему вы так говорите? Асхат сказал, что он ушел с караваном и пропал.

— Это, я ему сказала, чтоб его не расстраивать, он всё хочет стать великим воином, найти разбойников и отомстить за смерть.

— Так что же с ним случилось.

— Утонул.

— Это где же, он так сумел? Я что-то не видел здесь поблизости не одной речки или озера.

— В бане. Поскользнулся, стукнулся головой и упал в (лакуна). Пока его друзья достали. Пока то да сё, осталась я вдовой с тремя детьми на руках. — Она прижала кончик платка к глазам.

— Он у меня доверчивый был, большой, сильный, и доверчивый. Он мог сделать работу, а потом соглашаться со всеми отговорками. Половина соседей, должны были ему денег.

Да что я всё о своих бедах. Вы кушайте, чаек свежий, лепешки только с утра напекла.

Я налил чаю, отломил кусок и обмакнув в тягучую сладость. — М — м, действительно вкусно.

Она счастливо улыбнулась. — Спасибо на добром слове. Я отойду, дочь проверю и приду.

Я опять остался в одиночестве….

«Вот судьба…. Ничего мы не знаем из того что судьба нам по жизни готовит. Можем только гадать и предполагать. Оберегаем наших детей от злых чар, отводим в сторону всё недоброе. Но однажды приходит она, взрослая жизнь и мы родители теперь своими „глупыми“ запретами только мешаем им. Они обижаются на нас, ругаются, а мы слушая их вспоминаем себя и своих родителей. Мы отрекаемся от своих детей, предаем анафеме, проклятию (приблизительный перевод) за их непослушание, но всё равно, когда наше чадо в соплях и слёзах приползает в родительский дом и склоняет пред нами свою буйную голову, а мы прижимаем её к груди и также как в детстве, нашептываем тихим голосом, — „Ты у меня самый лучший на свете, мой хороший….“»

Рассматривая резьбу, не мог не продолжать восхищаться, умелыми руками покойного мужа Фадвы. Постепенно размышления свернули в эту сторону и как то стразу стали появляться вопросы.

«Сколько ему были должны, его „друзья“, с которыми он был в бане. В тот день он сам туда пошел или его пригласили? Когда это случилось днем или вечером? Надо будет расспросить …. А место здесь действительно достойное ….» Последние слова я наверно произнес вслух.

— Спасибо, я и дети любим это место. Здесь спокойно и уютно. — Фадва присела на краешек помоста, — Жаль будет расставаться с этим местом.

— А что так?

— Вы же пришли купить дом, так Асхат мне сказал.

— Асхат напутал, мы с Ибрагимом, хотим не купить, а пожить немного здесь.

Она немного помрачнела, — Жаль.

— Что жаль? — Переспросил у неё.

— Жаль что не хотите купить.

— Но почему? Мы вам заплатим….

— Да не в деньгах дело, — Она отвернулась в сторону, но я успел заметить, как в уголке глаз мелькнули набухшие слезинки.

— Кто? Задал вопрос и продолжил, — Попробую предположить. Вы одна с детьми, приехали в этот город, пока был жив муж, всё было хорошо. Фадва, — Я склонился к ней и тихо спросил, — Это всё из-за того что вы бывшая рабыня?

Не сдерживаемые слезы стекали по щекам, кивнув головой, она уткнулась в ладони и плечи затряслись от молчаливого плача.

— Скажите как его имя?

— Якуб.

— Он что иудей? Ростовщик? Брала у него в долг и не смогла отдать? И он теперь требует или деньги или тебя?

— Я не знаю кто он по роду, но всё остальное верно.

— А он был, когда умер твой муж?

— Да, и его друзья были там.

— Асхат рассказал нам, что кто-то искусно умеет готовить, они скоро вернутся, Ибрагим и я очень проголодались, а уже полдень.

— Да Мухаммад, я сейчас, — Она ладонью вытерла слезы, посмотрела на меня, — Какой вы….

Поднялась и ушла.

Я смотрел её в след, а голове крутились грустные мысли.

«Всё старо как мир. Дали денег, а теперь хотят из неё сделать наложницу. Как надоест, выкинут из жилища, а семейство за долги продадут на базаре»

С улицы послышался рев недовольного чем-то верблюда, неясный шум и из-за угла вышел Ибрагим. Я слез с помоста обулся и пошел навстречу. Мы встретились посередине.

— Ты чего сюда эту скотину притащил? Там, оставить нельзя?

— Нельзя, — Он обошел меня и двинулся к беседке, бросив на ходу, — Я был зол.

Да уж, если он так говорит, это действительно так и всем лучше прятаться.

— Я надеюсь, мы здесь поживем? Или по твоей милости опять бежать в другой город?

Он скинул сапоги, забрался на помост, сел скрестив ноги, и потянулся к чайнику, стоящему на подносе, — Смотрю, пока некоторые работают в поте лица, другие набивают свое брюхо всякими сладостями. Правда мяса бы не помешало, но и это сойдет. — Он оторвал половину лепешки, полил её сверху медом и, бросив сверху горсть винограда, скрутил в трубочку, засунув в пасть, откусил.

— Так, мне теперь ждать, пока ты нажрешься?

Он кивнул, продолжая жевать.

— Слушать тебе это не помешает? — И в нескольких словах пересказал, что узнал от Фадвы.

Проглотив последний кус и допив напиток, Ибрагим, ладонью вытер губы, — Занятно. Может мы здесь….

— Ибрагим. — Я укоризненно покачал головой. — Может, давай сначала поживем здесь, оглядимся и спокойно всё сделаем. Ты чего верблюдов сюда притащил?

Он улыбнулся доброй улыбкой, старого дедушки, — Я тебе сказал, что очень зол.

Два дирхема…. Этот жирный боров, захотел получить деньги за просто так. Сначала он кричал, потом топал ногами, с пеной у рта доказывал, что мы с тобой сожрали бог знает чего и наши твари сожрали годовой запас сена и выпили из колодца всю воду, если бы сейчас шла война, нас бы обвинили и в ней.

— У него хоть кости целы?

— А что ему будет, синяком больше, фонарем меньше….

— Ты что избил его? — Я в растерянности смотрел на самодовольную рожу своего друга.

Он с гордым видом смотрел на меня, потом не выдержал и рассмеялся, — Нет конечно, я что совсем ненормальный? Так помял немного. Но без всяких ушибов и ссадин. А угрозы…. Их не предъявить. Мы одни были в нашей комнате, куда его удалось заманить, верней он сам приперся и пришел, кстати сказать, что два серебряных дирхема, это плата за одну ночь.

— Ого!

— Вот и я тоже сказал ему об этом.

— Ты точно никого не пришиб?

— Тьфу, на тебя и пусть отсохнет твой язык, говорящий про меня гадости. — Он протянул руку к миске с вяленым виноградом, взял горсть и по одной ягодке стал кидать в рот.

— А верблюды….

— Так выгнали нас, правда за них пришлось отдать три медяка, за сено и воду. Асхат побежал, в другое место, сказал, что сможет пристроить.

— Так и надо было сразу их туда гнать.

— А я, что пешком идти должен? Да, наши мешки в дом занес, можешь идти за своим барахлом.

— А с этого нельзя было начать?

Я уже был на половине пути, когда повернулся и спросил, — А дирхемы?

В ответ увидел блеск двух серебряных монет и улыбку Ибрагима.

— Айя, доченька, выпей, — Фадва поднесла глиняную кружку с отваром к губам ребенка.

Она потянулась, сделала маленький глоточек и скриви недовольную гримасу, оттолкнула посудину и закрыла ладошками рот. На все последующие уговоры она мотала головой.

• Предыдущая
• 59/69
• Следующая