Бессмертник - Плейн Белва - Страница 15

• Предыдущая
• 15/147
• Следующая

Нет, конечно, не всего. Но груз ему достался изрядный. Как раз в тот год он в одночасье превратился из ребенка в совершенно взрослого человека.

Вульф Харрис появился в лавке днем, когда Джозеф уже вернулся из школы и помогал матери. Вульф доводился Солли дальним родственником по другой, не фридмановской линии. Парню было восемнадцать лет, и имя Вульф, на идише — волк, подходило к его внешности как нельзя лучше: удлиненный тонкий нос и широкая пасть, всегда растянутая в презрительной ухмылке.

— Эй, клоп, заработать хочешь? Мистеру Дойлу нужен мальчишка на посылках.

— Дойлу? — Папа приподнялся со своего привычного места возле плиты и вышел к прилавку. — Зачем это мистеру Дойлу понадобился мой сын?

— Значит, понадобился. Нужен надежный, смышленый парень: чтоб все относил вовремя и чтоб ничего не пропадало. Будешь приходить каждый день после школы — получишь полтора доллара в неделю.

Полтора доллара! А что Дойлу полтора доллара?! Дойл — богач, Дойл обретается в Таммани-Холле, а они контролируют весь Нью-Йорк. Дойл — это власть, правительство, сила. Никто в точности не знает, чем он занимается, но зато все знают, что к нему можно обратиться с любой просьбой. Дойл — человек без предрассудков. Поразительная все-таки страна Америка! Правительству тут совершенно не важно, китаец ты, венгр или еврей. Деньги на похороны? Пожалуйста. Тонну угля? Извольте. В семье беда? Дойл обо всем позаботится. И главное, ничем ты ему за это не обязан! Только зачеркни на выборах ту клеточку, которую велит мистер Дойл.

Папа ушел в задние комнаты, пошушукался там с матерью, вышел.

— Передай мистеру Дойлу, — сказал он Вульфу, — что мой сын будет счастлив у него работать и мы с матерью ему очень благодарны.

У Дойла была внушительных размеров, шикарно обставленная контора возле Таммани-Холла, на Четырнадцатой улице. Каждый день после уроков Джозеф открывал парадную дверь и шел по коридору мимо девушек, барабанивших на пишущих машинках. Коридор упирался в дверь кабинета. Джозеф стучал, его впускали. Дойл был лыс, с кирпично-красным лицом. Галстук заколот булавкой, на пальце — кольцо, натуральный, по словам Вульфа, сапфир, стоивший «целое состояние». Дойл любил шутить. То предложит Джозефу сигару, то монетку даст: «Поди в кабачок Туи, пропусти кружечку пива». Пошутив, он непременно угощал мальчика яблоком или шоколадкой, а уж потом отправлял с поручениями.

Дойл имел множество всякой собственности. Например, дома на улице, где жил Джозеф. Иногда Джозеф передавал бумаги водопроводчикам, лудильщикам и другим мастерам, которые обслуживали эти обширные владения. Иногда он относил письма в бары и пивнушки или забирал оттуда толстые конверты, похоже — во всяком случае, на ощупь, — с деньгами. Он научился входить в питейные заведения без робости. Войдя, сразу спрашивал хозяина. Тот обыкновенно стоял за стойкой, в окружении блестящих бутылок с яркими этикетками, под фотографией голой женщины. Увидев такую картинку впервые, Джозеф изумленно вытаращился. А завсегдатаи бара, приметив, на что он смотрит, стали потешаться почем зря. Большинства их шуток мальчик не понял и оттого почувствовал себя неуютно и беспомощно. Ну и ладно, думал он про себя, смейтесь сколько влезет. А я получу полтора доллара! Полтора доллара за гулянье по городу с конвертиками!

Однажды мистеру Дойлу вздумалось поглядеть на его почерк. Положив перед Джозефом чистый лист, он сказал:

— Пиши! Что угодно, все равно…

Джозеф аккуратно вывел:

Дойл тут же забрал листок.

— Так, так, очень неплохо, — пробормотал он. — А как у тебя с арифметикой?

— Хорошо. Она мне легко дается.

— Ты подумай, какой молодец! А хочешь заняться арифметикой и чистописанием для меня? Как, не возражаешь?

Джозеф озадаченно молчал, и Дойл продолжил:

— Дело-то простое, вот смотри, объясню. Видишь эти два гроссбуха? Новенькие, чистенькие. Мне нужно, чтобы ты переписал сюда кое-что. Вот, например, такой список: тут фамилии, тут долла… цифры. Что за фамилии, что за цифры — не твое дело, тебе это знать необязательно. Просто списывай подряд, и все. А потом во второй гроссбух — фамилии те же, а цифры вот отсюда. Понял? Сможешь?

— Конечно смогу, сэр. Это просто.

— Только пиши очень аккуратно. Не торопись. А то ошибок наделаешь.

— Что вы, сэр! Не наделаю.

— Отлично. Это и будет отныне твоей работой. Сядешь один, вон там, в соседней комнате, чтобы тебя не отвлекали. Как закончишь, отдашь гроссбухи лично мне в руки. И еще одно… Джозеф, ты ведь хороший, религиозный мальчик, да? Ты исправно ходишь в синагогу, никогда не врешь, верно?

— Нет, сэр, то есть да, сэр… Я не вру.

— Ты ведь знаешь, что Бог наказывает за дурные поступки?

— Да, и папа так же говорит.

— Ну, вот видишь. Значит, я могу рассчитывать, что, дав слово, ты его сдержишь. Запомни! Никогда никому не рассказывай о том, что пишешь. Даже не упоминай эти гроссбухи. Пускай это останется между нами. Государственное дело, понимаешь?

Дойл был доволен его работой. Так говорил Вульф. А оказавшись как-то по делам на улице Ладлоу, Дойл зашел в магазин, к родителям Джозефа.

— Ваш сын — очень сообразительный мальчик. И на него можно положиться. Редкий мальчик! Другие наобещают: приду, поработаю, — а сами заиграются, забегаются и забудут. Целыми днями бьют баклуши!

— Джозеф хороший сын, — сказал папа.

— Куда вы его прочите? На кого хотите выучить?

Отец пожал плечами:

— Не знаю. Мал он еще. В школу пускай ходит. Потом может поступить в колледж. Только у нас нет денег.

— Из него выйдет первоклассный бухгалтер. А деньги на ученье для такого смышленого паренька всегда найдутся. Когда придет время, я о нем позабочусь. Он, пожалуй, и Нью-Йоркский университет у нас окончит! За мной, как за каменной стеной!

— Мало ли, что он тут наболтал, — сказала мама вечером. — Может, все это пустое, чтоб родителей ублажить. Знает ведь, что родителям приятно, когда сына хвалят.

Но Вульф говорил совершенно обратное:

— Он тебя очень ценит. И свое слово сдержит, увидишь. Раз хочет выучить тебя на бухгалтера, значит — выучит. У него сказано — сделано. И денег всегда сколько надо даст.

Джозефу было любопытно, что делает для Дойла сам Вульф. Вокруг хозяина крутилось великое множество народу, и не разберешь, в чем состоит их работа. Некоторые были связаны с полицией и пожарным управлением, другие имели отношение к строительной инспекции или адвокатским конторам, третьи занимались недвижимостью Дойла или предвыборной кампанией. Короче, начнешь разбираться — еще больше запутаешься. Вульф жил вдвоем со старшим братом, был всегда очень прилично одет, и у него водились деньги. Но спросить напрямую, как он их зарабатывает, Джозефу даже в голову не приходило. Вульф держал дистанцию. А может, и не держал, просто чувствовалось в нем этакое: «Не подступись!»

У Джозефа был лучший друг, Бенджи Баумгартен. Они ходили вместе в школу и из школы, в синагогу и из синагоги, сидели за одной партой и доверяли друг другу мальчишеские тайны. Бенджи давно интересовался Вульфом, Дойлом и работой Джозефа.

— Что ты там делаешь? — спросил он однажды особенно настойчиво.

— Бумаги разношу. И пишу кое-что.

— Что за бумаги? И что ты пишешь?

— Деловая переписка. Секретная, — важно ответил Джозеф.

— Идиот! Еще бы не секретная! Небось тайные делишки с правительством или с самим президентом!

Бенджи, конечно, завидует. И Джозеф свысока, но терпеливо объяснил другу:

— Понимаешь, я бы с радостью рассказал, но я дал слово. Ты же не хочешь, чтобы я нарушил клятву?

— Нет…

Они сидели на ступеньках, ведущих в подвал дома одиннадцать, пустого дома неподалеку от родительского магазина. Из обреченного на слом здания все жители уже выехали; теперь его — об этом знала вся округа — облюбовали бродяги, они спасались в цокольном этаже от зимних морозов.

• Предыдущая
• 15/147
• Следующая