Семь месяцев бесконечности - Боярский Виктор Ильич - Страница 5

• Предыдущая
• 5/142
• Следующая

Трудно даже вообразить себе картину, представшую передо мной в самолете. Сорок две полярные ездовые собаки, для которых в течение всей их предшествующей жизни единственным местом с положительной температурой была утроба матери, оказались сейчас в раскаленном снаружи и подогреваемом их дыханием изнутри чреве самолета. Я обошел клетки. На собак было жалко смотреть: вываленные до предела языки, с которых буквально струями стекала слюна, частое и шумное дыхание и глаза, глаза, в которых можно было прочесть: «За что?!» Некоторые из них еще нашли в себе силы оживиться при моем приближении, надеясь, что я их выпущу. Они начали повизгивать и царапать лапами решетку клетки, но большинство собак уже никак не реагировали на мое приближение, и это было самое страшное. Необходимы были срочные меры. Я выбрался из самолета и увидел Джефа в окружении трех кубинцев — двух мужчин и молодой женщины, — что-то оживленно говоривших ему, показывая на стоящий поодаль грузовик, внешне очень напоминающий наш ЗИС. Я подошел к ним, и Джеф представил мне своих собеседников. Женщину звали Дорис, имен же мужчин я не запомнил. Это были сотрудники Гаванского зоопарка. Как сообщил мне Джеф, кубинцы предлагали забрать собак в зоопарк, но Джеф колебался (до этого мы обсуждали такую возможность и отнеслись к ней отрицательно, опасаясь инфекции). Словно прочитав наши мысли, Дорис сказала, что в зоопарке они нашли место, куда можно поместить собак, изолировав их от других животных. Надо было решать. Договорились так: Джеф на грузовике вместе с работниками зоопарка поедет туда и все решит на месте. Если все будет нормально, он пришлет машину назад и я погружу собак.

Машина ушла. Потянулись минуты ожидания. Кондиционер работал на полную мощность, но температура падала крайне медленно. Поскуливание собак перешло в громкий вой. Я обносил их миской с водой, дул в их измученные влажные морды. Большой белый эскимосский пес, которого Уилл приобрел перед экспедицией, чувствовал себя особенно плохо: он буквально грыз решетку клетки, да с таким остервенением, что я опасался, как бы он не сломал зубы. Меня бесило чувство собственного бессилия. Я мысленно клял и это солнце, и эту страну, в которой в нужный момент не оказалось ни одного кондиционера, и этот чертов двигатель, по милости которого мы оказались здесь, и грузовик, который все не появлялся. Не знаю, возымели ли действие мои проклятия или же просто подошло время, но тут появился грузовик, и я узнал через водителя и приехавшего с ним молодого паренька (кажется, его звали Роберт), что надо срочно отправлять собак в зоопарк. Подогнав машину вплотную к самолету, мы стали грузить собак прямо в открытый кузов. Роберт, принимавший их, сначала побаивался, но затем освоился, и мы довольно быстро погрузили двадцать одну собаку, поскольку больше не поместилось. Я наскоро натянул между бортами грузовика веревку и привязал несколько собак, остальные же были предоставлены сами себе, и поэтому надо было внимательно следить за ними, чтобы они не передрались между собой в поисках места.

Мы с Робертом расположились в разных углах кузова, и я показал ему, каких собак следует постоянно держать в поле зрения (это были известные драчуны, братья Хэнк и Чучи), а сам крепко ухватил за ошейники двух других не менее известных забияк — братьев Монти и Хоби. Машина тронулась. Свежий ветер и принесенные им запахи привели наших пассажиров в сильное возбуждение, при этом каждый пытался пробраться к борту, используя весь нехитрый арсенал собачьей дипломатии. Одно временно в разных местах кузова вспыхнуло несколько конфликтов, но мы с Робертом были начеку. Лохматые собачьи морды, свесившиеся за борт и раскачивающиеся в такт движению машины, приводили в неописуемый восторг местных мальчишек и вызывали благоговейный ужас у взрослой части населения. Попетляв по узеньким улочкам в окраинной части города, машина довольно быстро выбралась за его пределы. Здесь Куба предстала такой, какой я ее представлял: зелень, чистое, не задымленное голубое небо и жара, жара… Мы и не заметили, как въехали на территорию зоопарка, и обнаружили это, только проехав мимо просторного вольера, в котором паслись зебры. Этот новый зоопарк, расположенный в лесопарковой зоне недалеко от Гаваны, представляет собой систему огромных естественных вольеров, огороженных металлической сеткой, практически скрытой густой тропической растительностью, что создает у посетителей впечатление полного отсутствия каких-либо преград между ними и животными. Мы подъехали к длинному одноэтажному зданию, около которого нас встречали Джеф и Дорис. Прямо напротив этого здания через дорогу была небольшая пальмовая роща, где и предполагалось разместить наших собак. Мы с Джефом натянули между стволами деревьев три длинных металлических поводка, на которых были сделаны отводы с кольцами для привязывания собак, а затем начали выгрузку. Я подавал собак из кузова, а Джеф, Роберт и Дорис принимали их на земле и отводили на место. Собаки рвались с поводков, и мне с высоты кузова было видно, каких трудов стоит ребятам их вести. Оставив с собаками Джефа, мы с Робертом поехали в аэропорт. Буквально перед самым аэродромом нас застиг сильнейший тропический ливень: небо потемнело и набухло, холодный ветер ломал струи дождя и сбивал пенку с поверхности сразу же образовавшихся луж. Мы мгновенно промокли до нитки. Когда я забрался в самолет, первое, на что я обратил внимание, была тишина. Рампа была открыта, по обшивке барабанил дождь, в салоне стало заметно прохладнее, и я подумал, что это успокаивающе подействовало на собак. Я обогнул ряды пустых клеток с правого борта, повернул на левый и увидел (эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами) в средней клетке второго ряда оскаленную собачью пасть и как бы перечеркнувшую ее, стиснутую зубами красную металлическую полосу решетки. Еще надеясь на что-то, я подошел ближе и понял: собака мертва… Это был тот самый эскимосский пес, который громче всех выл и грыз клетку всего какой-то час назад. Происшедшее никак не укладывалось у меня в голове, а мысль о том, что я мог и должен был предотвратить эту смерть, если бы начал эвакуацию собак с клеток левого борта, настойчиво преследовала меня. Однако я никак не мог предположить, что задержка всего лишь на час может так трагически изменить ситуацию. Смерть наступила буквально перед моим приездом, так что я смог, хотя и не без труда, разжать собаке челюсти. Я позвал Роберта. Мы вдвоем вытащили собаку и уложили ее в большой двойной бумажный мешок. Лил дождь, настроение было паршивое. Я внимательно осмотрел других собак: все, казалось, было нормально, но выводить их под дождь было опасно, так как они могли простудиться, промокнув после такой жары. К счастью, ливень продолжался недолго, и уже через час мы выгружали собак на мокрую траву зоопарка. Сдержанный в проявлении эмоций Джеф внешне спокойно воспринял весть о потере собаки, возможно, потому что этот пес не был ему хорошо знаком, но я, зная, какая чувствительная душа скрывается под внешне бесстрастной оболочкой, прекрасно представлял, что с ним творится. Он сказал только, что останется ночевать здесь с собаками. «В домике напротив есть раскладушка», — отвечая на мой вопрос «где?», добавил он и, развернувшись, пошел к собакам. Я последовал за ним. Дождь примял траву, обнажив кое-где красную глину, которая противно липла к ногам. Большинство собак лежало на мокрой траве, и только две небольшие молодые эскимосские собаки одинаковой рыже-коричневой масти крутились на поводках, отчего земля у них под лапами напоминала по цвету и консистенции сгущенное какао, и это в какой-то степени объясняло подозрительно одинаковый цвет их масти. Убедившись, что с собаками все в порядке, я поехал в отель, пообещав Джефу прислать ему замену. Вид у меня был еще тот: испачканные глиной кроссовки, мокрые, покрытые клочьями собачьей шерсти шорты и грязная, вся в отпечатках собачьих лап майка. Добавьте к этому еще расстроенную физиономию, и вы поймете, почему Уилл, которого я первым встретил в холле, спросил меня: «Что стряслось?»

• Предыдущая
• 5/142
• Следующая