Каббала власти - Шамир Исраэль - Страница 3
- Предыдущая
- 3/128
- Следующая
«Вы их не остановите?» — обратился я к солдатам.
«Извини, приятель. С ними может разбираться только полиция, — ответил офицер. — Но мы можем арестовать тебя, если ты так этого хочешь».
Армия занимается только палестинцами, а полиция — поселенцами. Эта простая хитрость — одно из самых вдохновенных изобретений еврейского гения. Вероятно, они позаимствовали его у европейских поселений в Китае, где для европейцев и китайцев действовали разные законы, и осуществляли их разные полицейские подразделения. Вот почему морлоки могут делать всё, что им заблагорассудится. Палестинцы были явно встревожены: они были не бойцы, а простые крестьяне, собирающие оливы с жёнами и детьми, и они не собирались умирать. Во всяком случае, пока. Поселенцы убивают крестьян ради забавы, часто без всяких провокаций. На прошлой неделе они убили нескольких человек, осмелившихся собирать свои собственные оливы. Крестьяне знали: если они будут защищаться, если посмеют поднять руку на еврея, их всех перебьют, а деревню сотрут с лица Земли. Но оливы нужно было собрать, поэтому пауза продолжалась.
«Все проблемы — из-за проклятых поселенцев! — выкрикнул хороший израильтянин Ури, защищавший от головорезов наш правый фланг. — Без них мы бы жили в мире. Мы бы могли приехать в Ясуф с паспортами, как туристы. Это всё они, поселенцы».
Это и правда было нетрудно — даже естественно — ненавидеть этих злобных молодых людей, которые уничтожают посадки и морят голодом целые деревни. Это конкретное поселение известно как оплот каханистов — или, как назвал их покойный профессор Лейбович, иудео-нацистов. Они праздновали убийство премьер-министра Рабина, они боготворили Баруха Гольдштейна, массового убийцу из Бруклина, они опубликовали запрещённую книгу рабби Альбо, открыто провозглашающую религиозным долгом еврея истребление гоев. Они несли в себе столько зла, что возненавидеть их и согласиться с Ури не составляло никакого труда.
Но при взгляде в пустые лица солдат меня посетило воспоминание из детства. Бандиты никогда не грабят прохожих собственноручно — они посылают вперёд себя маленького ребёнка, который и должен освободить вас от тяжести кошелька. Если ребёнка оттолкнуть, они обрушатся на вас как груда кирпичей, — что, мол, обижаешь ребёнка. Довольно бессмысленно ненавидеть маленького ребёнка, подосланного взрослыми бандитами.
Эти молодые психи тоже были подосланы более крупными бандитами. Вот почему солдаты и глазом не моргнули, когда поселенцы напали на крестьян. Это было разделение труда: головорезы морили голодом крестьян, армия защищала головорезов, а правительство всё это одобряло. Пока израильская армия сдерживала палестинцев, армия США сдерживала Ирак — единственное государство в регионе, которое могло бы обеспечить политическое равновесие, — а американские дипломаты обладали правом вето в Совете Безопасности. И было ясно, что за ними стоят другие бандиты, самые крупные, которым нет никакого дела до олив, крестьян и солдат. На одном конце командной цепочки был сумасшедший поселенец из Бруклина, вооружённый М-16, на другом — Бронфман и Цукерман, Зульцбергер и Вулфовиц, Фоксман и Фридман.
И где-то посередине находились мы, израильтяне и американские евреи. Мы исправно голосовали и платили налоги, поддерживая таким образом систему, ведь без нашей поддержки Вулфовицу пришлось бы брать Багдад в одиночку, а Бронфману — собственноручно жечь оливы.
Но каждому своё, и всё, что нам оставалось — бороться с нашим непосредственным врагом. Фермеры Ясуфа и их международные защитники, то есть мы, стояли на своём и не сдавались. Появились полицейские и некоторое время совещались о чем-то с поселенцами. Затем к нам подошёл высокий, улыбчивый, коротко-стриженный офицер связи.
«Вы можете собирать оливы, но делайте это на дне долины, чтобы не раздражать поселенцев».
Это была небольшая победа — в сущности, компромисс, — но это не имело значения. Мы добились возможности собирать оливы, и это было главное. Мы быстро спустились на дно долины по её изрезанным многочисленными террасами склонам, и сбор урожая продолжился. Здесь, внизу, олив было меньше и они были мельче. Вот уже три года крестьянам не давали возделывать собственные поля, а ведь олива требует постоянного ухода. Обычно крестьяне каждый год вспахивают землю вокруг деревьев старомодным плугом, запряжённым ослом: трактору на этих террасах не развернуться. Если этого не делать, вода зимних дождей стекает вниз по склону, не доходя до корней. Подпорные стенки террасы также необходимо поддерживать в хорошем состоянии.
Но теперь это было невозможно: фермеры благоразумно избегали появляться на глазах у поселенцев с мотыгами и лопатами — опасным оружием с точки зрения их вооружённых до зубов мучителей.
Но вот струйки черно-зелёного дождя снова побежали по нашим рукам, застучали по разложенным на земле подстилкам. Как сказал нам Хуссейн, Бог сделал оливки, растущие на одном дереве, разными — черными и зелёными — но из них получается одно и то же масло. Это знак, который подаёт нам Господь: мы, люди, тоже созданы разными, и это хорошо, ведь благодаря этому мы делаем мир более разнообразным и прекрасным, если не забываем о своей общей, человеческой природе.
Мы устроились на обед под большой оливой. Умм Тарик, единственная из женщин, одетая в пёстрый национальный наряд, принесла большой каравай хлеба, только что из печи. И хлеб, и белые шарики козьего сыра были щедро сдобрены оливковым маслом. Хассан передал по кругу зир — палестинскую амфору, наполненную прохладной водой из Яблоневого родника. Зир был холодный и влажный снаружи — весь в маленьких капельках росы. Его делают из пористой глины, которая хорошо дышит, конденсируя влагу и не давая напитку нагреться. С годами поры закупориваются, и тогда зир можно использовать для хранения вина или масла.
«Я скучаю по Рамат-Гану (пригороду Тель-Авива), — говорил Хассан. — До того, как начались беспорядки, я работал там, красил дома. Хорошая была работа; и мой наниматель, йеменец, бы а славный малый, относился ко мне как к члену семьи. Иногда я оставался у него ночевать и тогда мог прогуляться по вечернему Тель-Авиву, по берегу моря. А последние два года я не выезжаю из деревни».
Все крестьяне с ностальгией вспоминают о тех днях, когда они ездили на заработки в большие города на западе Палестины, и привозили домой кое-какие деньги. Такая организация жизни была одинаково удобна и для еврейских горожан и для крестьян. Хотя она и несправедлива, но приемлема. Во всём мире крестьяне проводят часть времени, свободную от уборки урожая или посадок, на заработках в городах. Для здешних людей «еврейские» Тель-Авив и Рамат-Ган — не большая заграница, чем «арабские» Наблус или Иерусалим, ведь для них это по-прежнему одна страна.
Палестина — маленькая страна, а Ясуф находится в самом её центре: отсюда что до моря, что до иорданской границы — одинаковое расстояние, тридцать миль. Прибрежные индустриальные города были построены задолго до того, как появилось государство Израиль, построены трудом яеуфских крестьян и по праву принадлежат им. Не только им, но им в том числе. Эта организация была нарушена, когда евреи начали захватывать земли.
«Видите поселение? — обратился к нам Хуссейн. На том склоне мой отец сеял пшеницу. Сперва они отняли у нас землю, потом перестали выпускать из деревни. Теперь у нас почти нет земли, и никакой работы».
«История Святой Земли повторяет историю Господних Обетовании, — сказал его преподобие. — Христос сказал: «Все люди — избранники Божьи». Евреи ответили: «Нет, позвольте, только мы». Теперь палестинцы говорят: «Давайте жить на этой земле вместе». А евреи отвечают: «Нет, позвольте, эта земля принадлежит только нам»».
«Должно быть независимое палестинское государство, — сказал Ури, — со своим флагом и с нормальными границами. Барак всех обманул, он решил разбить вашу землю на много мелких кусочков. Нужно вернуться к границам 1967 года, и тогда всё будет хорошо».
«Знаете, как Талмуд подходит к дележу? — сказал я. — Двое нашли покрывало, и каждый сказал: «оно моё». Они пошли к судье, и он спросил: «Как мне поделить покрывало между вами?» Один сказал: «разделите его на две половины, чтобы было поровну». Второй сказал: «нет, оно целиком моё». Тогда судья сказал: «по поводу одной из половин покрывала нет никаких разногласий: оба считают, что она должна принадлежать второму. Оставшуюся половину я разделю поровну. Таким образом, первый, борец за справедливость, получит четверть; второй же, эгоист, получит три четверти». Вот это еврейский подход. Может, и палестинцам стоит взять его на вооружение?».
- Предыдущая
- 3/128
- Следующая
