Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых - Марченко Андрей Михайлович "Lawrence" - Страница 41
- Предыдущая
- 41/180
- Следующая
– А что теперь говорить, ваше императорское величество, – медленно произнес великий князь и склонил голову. – Я виноват и не смею просить о снисхождении. В вашей власти отдать меня в руки палачей и казнить. Это уже не имеет никакого значения. Великий Фридрих проиграл войну варварским русским ордам, Пруссия уничтожена. Король погиб, не желая сдаваться. Мне же суждено умереть от руки палача. Я к этому готов. Прошу вас только об одном. Пощадите Елизавету Воронцову, моего сына и жену. Никто из них не знал о моих планах и ни в чем не виноват. И никакие пытки не заставят меня утверждать обратное.
– Плохо ты знаешь Александра Ивановича и его канцелярию, – вздохнула Елизавета. – Пыток не будет, если ты сам назовешь своих сообщников. Иначе все твои слуги будут сосланы в Сибирь. И не забудь, что я отменила смертную казнь в России. Так что ты останешься в живых. Но – в крепости. Рядом с Ивашкой! Александр Иванович, немедленно в каземат его! И чтоб забыли все о нем, как о том брауншвейгском выродке! Петр Иванович, готовь указ. Об измене великого князя не сказывать ни слова. Объявить, что Петр Федорович тяжко болен, отправлен на лечение и не может быть наследником престола. Цесаревичем назначаю великого князя Павла Петровича. До его совершеннолетия, если помру, регентом при нем станет великая княгиня Екатерина Алексеевна. И быть посему!
На балконе наконец-то отстроенного Зимнего дворца стояла одетая в роскошную соболью шубу императрица и зябко ежилась под порывами холодного декабрьского ветра. Рядом расположились Петр Шувалов и Екатерина Алексеевна, державшая за руку восьмилетнего цесаревича Павла Петровича. На почтительном отдалении сзади находились Иван Шувалов, Алексей Разумовский, братья Орловы и остальные придворные. Внизу на площади в предвкушении дивного зрелища ликовал простой люд, аккуратно сдерживаемый солдатами.
– Матушке нашей Елизавете Петровне слава! Государыне – слава! Ура!!! – время от времени раздавалось снизу.
Императрица улыбалась, махала народу рукой, а внизу при этом слуги кидали в толпу серебряные монеты из специально припасенных к торжеству мешков. Всякий раз из-за денег начиналась давка, но солдаты в происходящее не вмешивались.
– Запамятовала я, Катюша, что вы мне там намедни с Петром Ивановичем насчет Речи Посполитой втолковывали, – Елизавета повернулась к великой княгине.
– Ваше императорское величество, нехорошо, что между Россией и вашими новыми прусскими владениями какая-то Польша, как кость в горле, – заметила Екатерина Алексеевна. – И Петр Иванович с этим согласен. Король Август III слаб, польская армия развалена. А Станислав Понятовский – наш союзник. Если его поддержать, мы получим послушного короля. Но можно и сразу ввести войска для защиты православных. У вашего императорского величества есть несколько обращений от наших польских единоверцев.
– Ой, Катюша, мудрено-то как! – Елизавета махнула рукой. – Вы еще подумайте с Петром Ивановичем, потом решим. Ну, давайте теперь любоваться на наших молодцов. Ай, орлы! Ай, молодец, Петр Иванович, что Александра Васильевича нашел!
Внизу раздался холостой выстрел из пушки, и оркестр грянул торжественный марш. В толпе кричали «ура!» и кидали вверх шапки. На площади на породистом белом коне, при виде которого с завистью вздохнул Алексей Орлов, появился молодой генерал-поручик Александр Васильевич Суворов.
– Генералу Суворову – слава! Победителю Фридриха – слава! – закричали в толпе.
За главнокомандующим проскакали кавалеристы, за ними маршировала пехота. Народ радостно приветствовал победоносную армию. Екатерина Алексеевна остановила взгляд на бравом капитане Бабичеве и больше не сводила глаз с рослого офицера. В конце колонны шагали гренадеры, которые несли знамена и штандарты поверженной прусской армии. Под радостные крики толпы эти трофеи бросали под балкон, на котором стояла императрица. Шествие завершали пленные немецкие генералы и офицеры. А как только начало темнеть, небо над Петербургом расцветилось десятками фейерверков. На площадь выкатили десятка два бочек браги и вина, поставили столы с закусками, и всенародное ликование приобрело подлинный размах.
Офицеры и генералы прямо с парада проходили в парадный зал дворца. Здесь после торжественной речи императрицы многие из них получили ордена и были приглашены на бал. Екатерина Алексеевна улучила время и остановила Бабичева.
– Наслышана о вашей храбрости, господин капитан, – с улыбкой сказала она. – Слышала, вы с полковником Мстиславским чуть не пленили Фридриха. Государыня по заслугам оценила вашу доблесть, примите и мои поздравления.
– Рад стараться, ваше императорское высочество, – с поклоном ответил Бабичев. – Остаюсь преданным слугой государыни и вас.
– Примите это от меня на память – за вашу доблесть, – Екатерина подала офицеру табакерку.
Если бы поблизости находился Григорий Орлов, он бы, конечно, вспомнил, что не так давно получил от полуопальной великой княгини такой же подарок. Но оба Орлова в это время обнимали и поздравляли князя Николая Мстиславского: императрица разрешила ему жениться на Марии Долгорукой и назначила его генерал-губернатором Пруссии.
Но разговор Екатерины и Бабичева внезапно прервала фрейлина.
– Ваше императорское высочество, с Павлом Петровичем нехорошо. Знать, простыл на параде. Сильный жар у цесаревича.
Екатерина поспешно зашагала за девушкой, одарив на прощание молодого офицера многообещающим нежным взглядом.
Горе императрицы было неописуемым.
– Господи, бедный мальчик! – повторяла она. – Что за напасть! Сестра моя померла, на фейерверк любовалась, простыла. Теперь вот внук ее. На кого ж я российский престол оставлю? Неужто голштинцу измену простить?
В эти скорбные дни Екатерина Алексеевна почувствовала, как над ее головой сгущаются тучи. Сколько еще протянет императрица? Год? Два? Три? И быть бы Екатерине правительницей при Павле. А кому нужна она, если нет уже Павла? И тут в голове великой княгини созрел план.
– Гриша! – уговаривала она Орлова. – Это наша единственная возможность! Знаю, князь Мстиславский в таком деле нам не помощник. Но есть Бабичев. Уговори Николая, пусть оставит капитана на несколько дней в Петербурге. Алешке всё обскажи. Пусть найдет хорошего копииста. У меня еще остались собственноручные письма голштинца. Решайся, Гриша! Иначе после смерти императрицы нас из дворца вышвырнут. А без твоей помощи у меня не получится ничего. Ты ж меня любишь?
– Люблю, Катя! – тяжело вздохнул Григорий. – Всё для тебя сделаю.
Императрица, глубоко задумавшись, сидела за столом. В кабинет широким бодрым шагом вошел Петр Шувалов.
– Ваше императорское величество, отечество спасено! – радостно сообщил граф. – Вот письмецо. Оно обгорело немного, но главное видно. Капитан Бабичев его в полевом мундире у себя нашел. Когда Фридриха кабинет обследовали, подобрал где-то в углу, в карман положил, да и позабыл. Намедни денщик мундир чистил, чуть письмо не выбросил. Но Бабичев успел бумагу просмотреть и сразу принес мне. Извольте взглянуть: Петр Федорович Фридриху пишет, что граф Алексей Бобринский вовсе не Гришки Орлова сын, а его! Великий князь нарочно Екатерину Алексеевну оклеветал, чтобы развода добиться и на Лизке Воронцовой жениться.
Императрица жадно прочитала письмо и перекрестилась. Лицо ее сразу просветлело.
– Господи, ты услышал мои молитвы! Петр Иванович, давай-ка беги к брату, пусть к голштинцу в крепость едет, да поживее! Не дай бог, тот помрет там раньше времени. Пусть Александр Иванович получит от него показания, что всё в этом письме правда, что младенец Алексей в Бобриках его сын. И сразу готовь указ о назначении цесаревичем Алексея Петровича. Регентом по-прежнему при нем Екатерина Алексеевна, а в помощники ей тебя, Александра Ивановича, Ивана Ивановича и обоих Орловых, да, Панина еще Никитку. Головастый мужик. Ну, теперь и помереть не страшно!
- Предыдущая
- 41/180
- Следующая