Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых - Марченко Андрей Михайлович "Lawrence" - Страница 67

• Предыдущая
• 67/180
• Следующая

Поручик взял бланк, пробежал глазами: «В связи с изменившейся обстановкой подразделению надлежит срочно вернуться в расположение батальона. Маршрут возвращения: вариант А. Командир Отдельного гренадерского батальона подполковник Осмолов».

Чехи, опустив стволы винтовок, растерянно наблюдали, как немцы собирают оружие, строятся в колонну по два. Из-за движущихся фигур появился гауптман, пристально посмотрел в сторону помоста. Саблина он не видел, но думал наверняка о нем. И Саблин думал о немце:

– Что ж, Карл, ты прав. Поединок только начинается…

В марте тридцать девятого гитлеровские войска заняли Чехословакию без единого выстрела.

– И снова эскадрилья «Василевские беркуты» на высоте! Вылетевшие на разведку над территорией Австрии пилоты неожиданно столкнулись с немецкими юнкерсами и были вынуждены принять неравный бой. Наши храбрецы сбили пять «тетушек Ю», три из них – лично Григорий Василевский, и не потеряли при этом ни одного самолета. Как всегда, героизм советских летчиков вдохновляет… и тэ дэ, и тэ пэ.

Надя закончила зачитывать вслух отрывок из статьи и добавила:

– Смотрите, тут еще и снимок есть!

Три девушки подбежали к газете и уставились на разворот. На желтоватых страницах рядом с колонкой статьи разместилась размытая фотография храброго летчика Григория Василевского на фоне его самолета.

– Красивый, правда? – мечтательно спросила Надя, рассматривая фотографию.

– Очень! – согласно выдохнула Лиза, не отрывая глаз от снимка.

Две другие девушки переглянулись и прыснули от смеха.

– Что? – удивленно подняла брови Надя.

– Да ничего, – весело ответила кареглазая горбоносая Катя. – Просто вы с Лизкой говорите о разных вещах.

– Как это?

– Да вот так! – вмешалась вторая, обычно спокойная и рассудительная Наталья. – Ты, Надя, о ком говорила?

– Что значит о ком? О самолете, конечно!

– Ну вот! – захихикали Катя с Натальей. – А Лизка о ком?

Надя обернулась к сестре, и Лиза густо покраснела.

– О Василевском, что ли? – догадалась Надя.

И укоризненно воскликнула:

– Лиза!

– Да что вы все, в самом деле? – возмутилась пунцовая Лиза, защищаясь. – Да, нравится он мне – и что такого? Он же летчик! Герой! Он полярников на Северном полюсе спасал и в китайско-японской войне участвовал, а теперь вот немецкие самолеты сбивает. И посмотрите, какой красивый! А улыбка у него какая!..

Улыбка Григория Василевского и впрямь была хороша, даже на газетной фотографии видно.

– Да, но это же глупо – вот так вот влюбиться! – покачала головой Надя.

– Почему? Потому что он – из красных? Ну и что с того? Скажешь, что он нам враг?

Надя только покачала головой. Да, им с детства внушали, что красные – это враги, но… Они с сестрой родились после революции. Они не помнили хаоса гражданской войны, они не бежали из родного дома, они не теряли близких и любимых людей. Они не пережили того страха, что их матери, заключенные в доме Ипатьева в Екатеринбурге. Они не чувствовали той горечи и ненависти, которая жила в душе старших поколений.

– И потом, ты сама восхищалась Советами, – продолжала наступать Лиза. – Ведь женщин у них и в армию берут, и в полярники-зимовщики, и в авиатриссы, и даже на стройку в земли Франца-Иосифа! А два года назад, когда у них появился первый женский экипаж, управляющий дирижаблем, помнишь, ты что мне сказала?

– Ах, да дело же совсем не в том, что он из красных! – всплеснула руками Надя. – Просто глупо влюбляться в неизвестного тебе человека по фотографиям и заметкам в газете!

– Если бы у нас был такой же герой, я бы восхищалась им не меньше, – парировала Лиза. – Но кто же виноват, что среди наших таких нет? А если и есть кто, то совсем не такой красивый… И в газетах про него не печатают.

– Кстати, о газете, – спохватилась Надя. – Все прочитали?

Девушки кивнули.

– Хорошо, значит, сжигаем, – решила Надя, подходя к печке.

– Погоди! – воскликнула Лиза. – Я еще не все!

– Что, опять будешь вырезать заметку с фотографией и вклеивать ее в свой дневник? Ну уж нет. Не дай бог, найдут! – решительно возразила Надя и бросила газету в огонь.

Если бы кто-то узнал, что ученицы лучшего в Российской Империи женского высшего дворянского лицея, четыре княжны, две из которых – из императорской семьи, читают контрабандные, тайком доставленные им газеты Советской России, разразился бы страшный скандал. «Красные» газеты, журналы и книги на территории Империи были запрещены – так же, как были запрещены «белые» газеты, журналы и книги на территории Советов. Двадцать лет спустя после революции, расколовшей страну надвое, красные и белые, вынужденные соседствовать друг с другом, уже не воевали, но речи о том, чтобы стать друзьями или доверять друг другу, даже не шло – раны прошлых лет все еще были слишком свежи в памяти.

Лиза насупилась, но потом повеселела – ей было чем утешиться; в хитрой шкатулке, подаренной ей на день рождения, в потайном, под двойным дном, отсеке девушка хранила девять драгоценных писем от летчика Василевского.

Все началось полгода назад, когда Лиза с подругами зачитывались статьями из контрабандной «Правды» о храбрых летчиках эскадрильи «Василевские беркуты», спасавших экипаж застрявшей во льдах Северного полюса дрейфующей станции «Буденный». Три недели отчаянные летчики повторяли подвиг пилотов, несколько лет назад вызволивших со льдины челюскинцев, и в конце концов благополучно эвакуировали весь экипаж.

В одной из статей «Правда» опубликовала снимок летчика Василевского, державшего на руках спасенного ребенка. Он стоял в летном кожаном шлеме и летных очках, поднятых на лоб, и улыбался – счастливо и немного застенчиво, и Лиза влюбилась в эту улыбку с первого взгляда. Влюбилась – и решила во что бы то ни стало познакомиться со своим героем.

Разумеется, о личной встрече не могло быть и речи – кто же отпустит княгиню Карташеву-Романову, дочку великой княгини Марии Николаевны, внучку Николая II в Советскую Россию? И тогда Лиза задумала затеять переписку с героическим летчиком. Правда, она не знала его адреса, но думала, что это препятствие преодолимо.

– Гаври-ила, – ласково просила она лицейского шофера, тайком поставлявшего девушкам контрабандную прессу, – Гаврила, скажи, кто тебе «Правду» приносит?

Гаврила поначалу отвечать отказывался, но Лиза настаивала.

– Гаврилушка, – уговаривала она, – познакомь меня со своим человеком, мне очень нужно его кое о чем попросить, но дело, понимаешь, деликатное, никому не могу доверить, потому нужна личная встреча.

Долго упиравшийся шофер в конце концов сдался и познакомил девушку со своим «связным». Им оказался загорелый, черноволосый, привлекательный молодой мужчина с бойкими голубыми глазами, в фуражке и пиджаке в полоску, торжественно представившийся Остапом Евгеньевичем Багратион-Имеретинским, свободным антрепренером.

– Из тех самых Багратион-Имеретинских? – удивилась Лиза, вспомнив об угасшем роде светлейших князей.

– Из них, Елизавета Сергеевна, – торжественно и печально ответил молодой человек. – Из них. Я внук его светлости Александра Дмитриевича Багратион-Имеретинского, но, к сожалению, не имею никаких формальных доказательств, так как отец мой – его сын – был рожден в тайном браке и потому никогда не был внесен, как полагается, в родословные книги. И потому все, что мне остается – это с достоинством носить родовую фамилию и…

– А с Советской Россией у вас откуда связи? – перебила Лиза многословного Остапа, быстро сообразив, что молодой человек может говорить о своей биографии часами.

Остапа передернуло.

– Отец мой, царствие ему небесное, остался с коммунистами. Воевал в Красной Армии всю гражданскую войну, за мужество даже получил в награду красные революционные шаровары. А потом в один прекрасный день – стук в дверь, арест, обвинение в антисоветской деятельности и шпионаже и расстрел. А за мной, как за неблагонадежным элементом – я ведь сын предателя, да к тому же дворянских корней, установили пристальное наблюдение. Энкавэдэшники по пятам ходили, каждый день я боялся, что вот сегодня за мной придут, и всякий раз, как стучали в дверь, вздрагивал от ужаса…

• Предыдущая
• 67/180
• Следующая