Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых - Марченко Андрей Михайлович "Lawrence" - Страница 81

• Предыдущая
• 81/180
• Следующая

– Вы к тому, что великий князь Николай Константинович Романов должен взойти на престол российский? – прямо поставил вопрос генерал Кондратович.

– К тому и о том, – кивнул доктор. – Мы должны просить его об этом. И уж никак не использовать в проектах по освобождению бывших монархов.

– В ваших словах чувствуется такая уверенность в правоте и праве, будто вам известна истина, – заметил полковник Корнилов, сузив и без того раскосые глаза, без раздражения, но с явным желанием услышать объяснения.

– Весть мне была, – без тени смущения ответил Ясенецкий-Войно. – Конечно, это был сон, но столь живой и убедительный, что я забыть его не могу и в деталях помню. И никогда прежде я ни о чем подобном не думал, чтобы предположить, что раздумья мои во сне реализовались. Последнее время меня больше беспокоит состояние больной жены, у которой открылся туберкулез, чем судьбы империи, уж извините, господа. А тут вдруг…

– И в чем же весть состояла? – спросил Романов.

– А в том, что венчал я вас на царство, хотя это в наших условиях право архиепископа Иннокентия. Но я знал, что он, уезжая в Москву по призыву патриарха Тихона, рукоположил меня в епископы и предоставил моему попечению Туркестанскую епархию. Не во мне суть, а в том, что я провозгласил царем Российским великого князя Николая Константиновича Романова как имеющего полное право на престол согласно всем законам престолонаследия, узаконив тем самым вашу эпатажную подпись Николай Третий. О такой подписи я до этого «сна» не знал. Вот и способ проверить – сон или весть! Было такое, Николай Константинович?

– Было, – кивнул великий князь, – потому что наследовать трон должен был мой дядя, а за ним – я. Вот так я расписывался.

Он подвинул к себе лист бумаги на письменном столе и расписался: «В. к. Николай III».

– Вы разве духовное лицо? – спросил генерал у Ясенецкого-Войно.

– Пока нет, – вздохнул тот, – но серьезно подумываю над этим шагом.

– Сейчас, когда такие гонения на священников? – удивился Корнилов.

– Именно сейчас и проверяется истинная вера.

– И под каким же вашим именем вы меня на царство венчали? – поинтересовался великий князь с легкой улыбкой.

– Лука, – ответил Валентин Феликсович.

– Почему Лука? – удивился Петр Фокич.

– Потому что он был не только апостолом, но и врачом, и художником. Как я. Я чувствую духовную связь с ним.

– А кто же в больнице работать будет?! – возмутился Боровский.

– Врачей много, епископов – единицы, – усмехнулся Ясенецкий-Войно. – Шучу. Я не собираюсь отказывать в медицинской помощи нуждающимся в ней. Ни Бог, ни совесть не позволят. Да и сон пока далек от жизни… Что скажете, Николай Константинович?

Великий князь молчал. Сложные чувства он сейчас испытывал. С одной стороны, с юности мечтал восстановить справедливость, с другой – сейчас совершенно потерял к этому интерес. Пара попыток напомнить о себе в связи с временно пустым престолом была ироничным способом именно напомнить, а не захватить власть – смешно же с тремя тысячами казахов и парой тысяч яицких казаков идти на Санкт-Петербург. Власти юмора не оценили, явно опасаясь за престол, и сослали его в Читу. Там впервые и пошатнулось его здоровье, что аукается сейчас. С третьей стороны, доктор прав: или сейчас, или никогда. Вчера он был уверен, что никогда, а сегодня жизнь поворачивается так, что у него нет выбора.

– Я готов, – негромко, но уверенно сказал он.

А в это время в Севастополе и во всех черноморских городах, начавшись в конце декабря, захлебывались офицерской кровью «матросские варфоломеевские ночи», длившиеся круглосуточно.

В палату евпаторийского госпиталя Красного Креста, где лечился поручик Александр Николаевич Искандер после тяжелого фронтового ранения с переломом обеих костей на правой ноге, вбежала сестра милосердия Женечка и закричала:

– Быстрей, быстрей, господа офицеры! Вас идут убивать! Матросы! Братишка прибежал.

Сомневаться в правдивости Женечки, да хранит ее Господь, не приходилось – давно ждали, но здоровье не позволяло покинуть этот негостеприимный край.

Команда из четырех молодых хромоногих офицеров давно уже сформировалась в госпитале – вчетвером и двинулись, кто на палку опираясь, кто на костыль.

Крым в январе – это совсем другая планета, чем летом, особенно вдали от моря. Где татары давали тайный приют, Аллах их награди, где греки, а где и неба шатер. Чудом ли, Божьим ли промыслом, но, ориентируясь по карте, добрались до Днепра напротив Николаева, а там и переправились, сильно опасаясь, что на ладье Харона, однако провидение было на их стороне. В Николаеве удалось отогреться да чуть силы восстановить, а там – по железной дороге в Киев. Народу ехало много, почему-то в такие смутные времена никому дома не сидится, так что удалось затеряться в толпе. Хотя и тут время от времени на каком-нибудь полустанке офицеров то вешали, то расстреливали. Благо сами беглецы были одеты в гражданское и не слишком городское.

И в это же примерно время бывший Верховный главнокомандующий российской армии, недавний заключенный Быховской тюрьмы генерал Лавр Георгиевич Корнилов в одиночку, одетый в мужицкий костюм, прибыл в Новочеркасск и стал вместе с генералами Алексеевым и Калединым соорганизатором Добровольческой армии на Дону. Собственно, опять же Верховным ее главнокомандующим.

А адмирал Колчак, считавшийся с год назад реальной альтернативой Керенскому, выехал из Японии в Сингапур, где планировал перейти на службу во флоте союзников.

В Тобольск, куда была сослана царская семья, прибыл муж дочери Григория Распутина Соловьев с крупной суммой денег якобы на организацию побега. Он вселял в арестантов надежду на возможное спасение, а фактически пресекал всякие попытки освободить их. Как приближенный к семье он имел возможность входить в доверие к смельчакам-монархистам и контролировать обстановку.

– Если не секрет, вы в какой области специализируетесь, доктор? – поинтересовался генерал Кондратович.

– Хирург я, Лука Лукич, – ответил Ясенецкий-Войно. – Гнойная хирургия. Хотя все мы, Петр Фокич не даст соврать, специалисты широкого профиля.

– Всё правильно, будущий тезка, – кивнул генерал. – В наше больное время именно хирург должен назначать лечение. И именно гнойный хирург! Я не скажу, что ваша весть для меня нова, но по привычке связывал восстановление порядка в Российской империи с последним императором или его ближайшими сиятельными родственниками. Уж извините, Николай Константинович, мы настолько привыкли к тому, что вы далеки от престола, что под носом не видим очевидного. Доктор прав! Вы – наилучшая кандидатура для той высокой исторической роли, которой, кроме вас, никто сыграть неспособен. После слов уважаемого Валентина Феликсовича это стало для меня настолько ясно, что стыдно теперь, как сам не понял… Как же уберечь до времени ваше императорское высочество?

– А не посвящать никого, – сказал Петр Фокич. – До исторического момента. И ЧК не допустит, и свои завистники-наполеончики напакостить могут. А Николай Константинович сумеет сохранить свой принятый обществом образ. Никому и в голову не придет, как не приходило нам.

– Ну да, побуду шутом, сколько надо для дела, – усмехнулся великий князь.

– Сложно будет, – покачал головой полковник Корнилов. – Наша туркестанская военная организация сейчас на стадии становления, и идея восстановления монархии достаточно популярна, а такой способ ее реализации на поверхности.

– Итак, господа, – встал во весь двухметровый рост великий князь. – Попрошу согласовывать со мной все ваши стратегические и тактические идеи и разработки. Шут, между прочим, полковник Генерального штаба и боевой офицер. Мне не нужны авантюры, у нас только одна попытка.

– Так точно, ваше императорское высочество! – вскочил и генерал.

Встал по стойке «смирно» и полковник. В этом мощном старике внезапно обнаружилась поистине императорская харизма.

• Предыдущая
• 81/180
• Следующая