Жить, чтобы любить - Донован Ребекка - Страница 30

• Предыдущая
• 30/97
• Следующая

– Нет, ты ничего не знаешь, – тихо, но твердо ответила я, так как мне невольно передалось его возбуждение. Его реакция напугала меня. Какое ему дело, знают они меня или нет! Он должен был принять на веру мои ответы и оставить щекотливую тему. – Думаю, мне пора возвращаться в библиотеку. – Я повернулась к нему спиной и, ни слова не говоря, открыла дверь машины.

Эван сел на водительское сиденье, но мотор заводить не стал.

– Эмма, прости меня! – сказал он, но я упрямо смотрела в окно. – Ты права. Я действительно ничего не знаю. И если это не мое дело, обещаю больше не заводить подобных разговоров. Я не хотел тебя расстраивать. – Голос его звучал почти умоляюще. Несмотря на свое воинственное настроение, я поняла, что говорит он вполне искренне.

– Да, это не твое дело, – все еще не глядя на него, заявила я. Он завел машину и, ни слова не говоря, повернул назад. Тогда я слегка улыбнулась ему и продолжила: – И вовсе я на тебя не сержусь.

Он радостно улыбнулся в ответ, моментально вогнав меня в краску.

– Как думаешь, а вам с Сарой удастся в среду выбраться? Посмотрим видеоигру, поедим пиццы или типа того.

Я улыбнулась, так как сразу поняла, что он не оставляет попыток расширить для меня границы свободы действий.

– Думаю, да.

И мы как ни в чем не бывало продолжили болтать, будто неприятного разговора и не было вовсе. Он больше не затрагивал темы ограничений моей свободы, а я не отталкивала его от себя. Во вторник у нас был урок вождения, а в среду мы с Сарой и Джейсоном ходили есть пиццу. И моя жизнь катилась по накатанной колее, несмотря на настойчивость Эвана, что, по идее, должно было оказывать на меня дурное влияние. Каким-то чудом мне удавалось в основном избегать Кэрол. И улыбаться с каждым днем становилось все легче.

И в довершение всего наша команда стала чемпионом дивизиона. Осталась всего одна игра до выхода в плей-офф. Тренер Пенья признался, что записывал все мои игры, чтобы потом разослать записи тренерам из различных колледжей. Я понятия об этом не имела, но заинтересованность большего числа учебных заведений увеличивала мои шансы на скорейшее избавление. Тренер даже предупредил меня, что на играх в серии плей-офф будут снова присутствовать университетские футбольные скауты. Впервые за долгое время мне показалось, что жизнь налаживается.

– А ты очень изменилась, – заметила Сара, когда в пятницу везла меня после школы домой.

– О чем ты говоришь?

– Но это совсем неплохо, – быстро добавила она. – Похоже, это Эван. Он сделал тебя… счастливее. Приятно видеть тебя такой, – сказала она и, не обращая внимания на мой недовольный вид, продолжила: – Почему ты не позволяешь ему за собой ухаживать?

– Ты в своем уме? – неуверенно спросила я.

– Что?!

– Сара, мне нельзя ни с кем встречаться! – воскликнула я. – Забудь об Эване Мэтьюсе. И несмотря на все твои домыслы, он вовсе не намерен за мной ухаживать.

– Эм, ты не видишь дальше своего носа. С чего ты взяла, что он не намерен за тобой ухаживать? Он проводит с тобой буквально каждую свободную минуту.

– Мы просто друзья, – с нажимом произнесла я.

– Говори, говори. Может, и сумеешь себя убедить, – покачала головой Сара. – Но, к твоему сведению, уже несколько девочек приглашали его на свидание, а он даже не удосужился назначить им день и час.

Я пожала плечами, не в силах сдержать усмешку. Уже подъезжая к моему дому, Сара кинула на меня быстрый взгляд и снова покачала головой.

– Завтра заеду за тобой в два, – бросила она на прощание.

– Желаю хорошо провести время на сегодняшнем матче, – сказала я ей. – Ведь там будут объявлять кандидаток. Так?

Она в ужасе вытаращила глаза, должно быть представив, как придется выйти на поле на глазах у всего стадиона. Я засмеялась и захлопнула дверь машины.

На следующее утро я буквально играючи справилась с уборкой. И уже с нетерпением ждала момента, когда смогу улизнуть из дома на последнюю игру перед серией плей-офф, а на обратном пути вместе с Сарой и Эваном полакомиться мороженым. Я вставила новый мешок в ведро для мусора на кухне и уже собралась пойти в свою комнату, как вдруг дорогу мне перегородила Кэрол.

– Что ты замышляешь? – сердито спросила она.

– Не понимаю, о чем вы, – медленно ответила я, заметив знакомый нехороший блеск в ее глазах.

Я невольно напряглась, пытаясь понять, не держит ли она чего-нибудь опасного для меня в руках. Она стояла подбоченившись, в руках у нее пока ничего не было.

– Ты что, с кем-то трахаешься? – с отвращением бросила она мне прямо в лицо. – Уж не знаю, что там у тебя на уме, но ты никого, кроме себя, не замечаешь, причем даже больше, чем обычно. Но я буду не я, если не докопаюсь до правды, и ты у меня еще горько пожалеешь, что так неуважительно ко мне относишься!

Я была испугана, растеряна и не могла найти нужных слов, чтобы опровергнуть ее абсурдные обвинения.

– Может, мне следует запереть тебя дома? Тогда я хоть смогу понять, что ты задумала.

– Простите, – выдавила я, не зная, что сказать.

Мысль, что мне придется сидеть в четырех стенах еще больше, чем всегда, так меня напугала, что слова извинения оказались первыми, что пришли мне на ум. И когда ее сжатый кулак ударил меня в челюсть, моя голова сразу же дернулась вправо.

Я инстинктивно прикрыла подбородок рукой, а из глаз брызнули слезы.

И тут я услышала чей-то судорожный вздох. Я подняла глаза и увидела застывших от ужаса детей. Лейла рыдала, прикрывая рот крошечной ладошкой. По ее круглому личику катились крупные слезы. Джек молчал, но его распахнутые от ужаса глаза говорили больше, чем сдавленные рыдания Лейлы. Сердце мое буквально разрывалось от жалости, и я сделала шаг по направлению к ним, чтобы успокоить. Но Кэрол грубо схватила меня за руку.

– Смотри, что ты натворила, – обожгла она меня ненавидящим взглядом. – Убирайся! Видеть тебя не желаю!

И, еще раз обернувшись на дрожащих от ужаса детей, я поспешно вышла из кухни.

Я бросилась на кровать и разревелась в подушку. Сердце болезненно щемило, я все не могла забыть этого душераздирающего зрелища. Дети не должны были видеть столь отвратительной сцены. Ведь наши отношения с Кэрол их не касались. Я еще глубже зарылась в подушку, чтобы хоть как-то заглушить рыдания. Нет, ведь мой долг – защитить их от столкновений с ужасной действительностью. Чувство вины настолько захлестнуло меня, что уже не осталось слез, и я погрузилась в спасительное забытье.

Проснулась я от дикой боли в ногах. Я попыталась стряхнуть остатки сна в слабой надежде, что все это мне померещилось. Но после второго обжигающего удара по обнаженной коже я поняла, что все это не дурной сон, а жестокая действительность.

– Ты, эгоистичная сучка! – услышала я полный ярости голос Кэрол.

Тогда я подтянула ноги к подбородку и прикрыла голову руками, выставив спину. Сжав зубы, я корчилась под безжалостными ударами, сопровождаемыми злобным шипением.

– Как ты могла их так травмировать?! – вопрошала она почти с животной яростью. – Я всегда знала, что нельзя было пускать тебя даже на порог нашего дома! Что ты все разрушишь! – Она продолжала меня бить, и каждый удар был пропитан ненавистью.

Мне стало трудно дышать. Сжав зубы, я молча терпела побои, так как спрятаться было невозможно.

– Ты поганая, грязная тварь! Вонючий кусок дерьма! Ты у меня еще попляшешь! Еще пожалеешь, что на свет родилась! – Она сыпала проклятиями и бранными словами, которые я уже едва слышала.

Приняв спасительную позу эмбриона, я ушла в свой кокон и тем самым отгородилась от Кэрол с ее воплями и, как могла, отрешилась от болезненных ощущений. Я все глубже уходила в себя, пока наконец не забыла и о Кэрол, и о боли, и о ярости, и о капающих с кончика носа слезах.

– И до конца дня чтоб не попадалась мне на глаза! – в изнеможении прорычала она уже на пороге комнаты.

• Предыдущая
• 30/97
• Следующая